К тому моменту, когда все было готово, небо успело потемнеть. Всю дорогу до поселка, где когда-то проживал отец Андрей, Соня оглядывалась назад, на Петра Алексеевича, и каждый раз по коже ее пробегали мурашки. У нее возникало ощущение, что отец Андрей действительно воскрес из мертвых. — Ну как? Никто из дома не показывался? — спросила Соня у Цереберова первым делом. Тот поехал вперед, чтобы оценить обстановку перед грядущей операцией. Майор отрицательно покачал головой. — Замечательно. Петр Алексеевич, вы готовы? Корпусов выбрался из машины. — Да. Увидев его, Цереберов присвистнул. — Всех подряд в трюки с переодеванием посвящаешь? — усмехнувшись, спросил он. — Но выглядит впечатляюще… — Я пойду, — сказал Петр Алексеевич. Соня кивнула. — Давайте, друзья, подождем и послушаем, — тихо сказала она. Олег передал один наушник Соне, а другой надел сам. «Жучок» был прикреплен к рясе Корпусова. Петр Алексеевич побрел к ограде, за которой располагались сад и дом покойного отца Андрея. Ветер раздувал полы одежды. Небо затянуло тучами, и на фоне сгустившегося сумрака «оживший отец Андрей» выглядел жутковато. Петр Алексеевич достиг ограды и ткнул в кнопку домофона. Наушник передал женский голос из динамика: — Кто там? — Отец Андрей, дочь моя, — просто ответил Корпусов. — Какой еще отец Андрей? — раздраженно откликнулась женщина. — Выгляни в окошко, дочь моя, и посмотри. — Ничего не понимаю! Что за дурацкие шутки! — Я не шучу. Выгляни в окошко! Затем все стихло. Несколько минут наушник передавал лишь тяжелое дыхание Петра Алексеевича. Потом ворота особняка открылись, и появился Василий Григорьевич Агафьев. Вид у него был воинственный. Однако, увидев Корпусова, он вскрикнул: — Господи! В окно машины Соня смогла наблюдать, как Василий Григорьевич трижды перекрестился. — Здравствуй, брат мой, — молвил Корпусов, словно из могилы. — Андрей, ты же умер! — дрожащим голосом проговорил Агафьев. — На небесах меня признали, — отвечал Петр Алексеевич, — и в качестве исключительного случая позволили вернуться на некоторое время на землю. Досказать то, что не успел не по своей вине… — Вы пришли забрать меня с собой? — испуганно задал вопрос Василий Григорьевич, почему-то перейдя на «вы». — Я пришел, чтобы попытаться спасти ваши заблудшие души, обратить вас в веру Христову. Ибо видел я ворота геенны огненной и даже врагу не могу пожелать оказаться там после смерти… — А спасение, оно возможно? — голос Василия Григорьевича сделался совсем бледным. — Возможно, коли придет искреннее раскаяние, если обратитесь вовремя к спасителю нашему, Иисусу Христу. — Я раскаиваюсь! Я так раскаиваюсь! — Да коли исповедуешься в грехе тяжком предо мной честно, глядя мне в глаза, — продолжал Петр Алексеевич; роль отца Андрея он играл мастерски. В этот миг, возможно, не понимая, почему Агафьев, вышедший на встречу с пришельцем, не возвращается, а оттого начав нервничать, из-за ограды выбежала Лиманова. Увидела Петра Алексеевича, остановилась и закричала. — Успокойся, дочь моя, — как ни в чем не бывало обратился к ней Корпусов. — Что тебе нужно? — завизжала Алина. — Только исповедь и раскаяние помогут вам избежать геенны огненной, дети мои! — Мне кажется, с этим лучше не шутить, — заявил Агафьев. — Так вы готовы, дети мои? — властно осведомился Корпусов. — Готовы, готовы! — поспешно отозвался Василий Григорьевич. — Пусть каждый из вас назовет свои мирские имя, фамилию и отчество. — Агафьев Василий Григорьевич, — дрожащим голосом произнес психиатр. — Лиманова Алина Викторовна. — А теперь, дети мои, исповедуйтесь в самых тяжких грехах, что беспокоят душу. Я имею в виду убийства… — Это случайно вышло, — пролепетала Алина. — Но как? Что могло случиться такого, что заставило вас посягнуть на святая святых, человеческую жизнь? Бог дает человеку жизнь, и лишь он имеет право ее отнять… — Это любовь! — заявила Алина. — Честное слово, любовь! — Разве любовь может стать причиной смерти, когда она есть сама жизнь? И тут Алина вся обмякла, сдалась. — Понимаете, — сказала она, — мы с Васей давно любили друг друга, но не могли жить достойно. А мы так мечтали пожениться и провести романтический медовый месяц где-нибудь на Канарах! И вот однажды мы прогуливались с Васей на проспекте и случайно встретили Толика. Потом Вася сказал мне, что тоже знает этого человека. Вместе с его братом они когда-то занимались золотоискательством. Однако он не хотел посвящать Васю в свои дела. И тут у меня в голове созрел план. — Сатанинский план, дочь моя! — напомнил Петр Алексеевич. — Да, и я раскаиваюсь! — Продолжай! — Я втерлась в доверие к Анатолию, тем более со школьной скамьи он меня любил. Как-то мы выпили, и я вынудила его проболтаться обо всех обстоятельствах дела. И тогда я подговорила Васю… — Убить меня, — закончил Корпусов. Алина схватилась за сердце и перекрестилась. — Прости меня! — взмолился Василий Григорьевич. — Бог простит! — сухо ответил Петр Алексеевич. — Дальше, дочь моя. — И я придумала, как совершить убийство чужими руками. Я видела пациентов Васи, среди них был один лунатик. Я посчитала, что он идеально подходит для осуществления нашего плана. — Вы хотели повергнуть в огненную геенну еще одного ни в чем не повинного человека! — заметил Корпусов. — Это — тягчайший грех! Но это еще не все! — Мы собирались удрать за границу после того, как приберем к рукам денежки. Я пробила кое-что через своих знакомых и нашла очень удачную лазейку. Я могла легко получить гражданство, но для этого нам требовалась истинная дворянская фамилия. Фамилия моего мужа им почему-то не подходила — бред, короче, какой-то. И тогда я вспомнила о другом своем однокласснике, приятеле Толика, о Володе Светлинском. Он тоже любил меня, и я решила, что легко выскочу за него замуж, присвою фамилию, а потом столь же просто разведусь. — Ты использовала любовь в преступных целях! — Да. Лиманова уже ничего не отрицала. — И ты решила, что нужно убрать жену Владимира, — сказал Петр Алексеевич. — Да. А потом и Толика. Тем более он начал подозревать что-то неладное. — И это все? — строго спросил Петр Алексеевич. Алина на секунду замялась, но, видимо, ее желание исповедаться полностью было слишком сильно. — Мы еще собирались устранить лунатика, но не успели прийти к соглашению. А так все было бы идеально, Владимира в конце концов обвинили бы… — Так на вашу душу чуть не лег еще один тягчайший грех! — гневно воскликнул Петр Алексеевич. — Благодарите же Господа, что он спас вас от еще одного шага в бездну ада!