Соня с любопытством вскинула брови. — Как преступник мог покинуть квартиру на девятом этаже, если дверь была изнутри заперта на засов? — А окно? Окно было открыто? — Только форточка. Мы летом форточку всегда открытой оставляем. Только рамы с сеткой от комаров изнутри вставляем. Теоретически, конечно, можно раму внутрь продавить, в квартиру проникнуть, преступление совершить, а потом каким-нибудь необыкновенным образом, уходя, обратно вставить. Да только попробуйте все это провернуть на высоте девятого этажа! Да вы к этой форточке и не подберетесь! Вы бы видели стену в том месте! Выступы есть, но такие узкие, что человек за них не зацепится! Вот это все, кстати, нам в милиции и предъявили. На том, собственно говоря, обвинение и строится. Потому с нас и не снимают подозрение, несмотря на алиби. Говорят, дело, конечно, запутанное в любом случае, но проще разгадать тайну нашего алиби, чем тайну мистического проникновения преступника в квартиру. Тем более у меня были мотивы. — А какое у вас двоих было алиби? — Дело в том, что, пока мы с Анатолием сидели в кутузке, как подозреваемые номер один, медики провели экспертизу и вычислили, что жена моя была мертва задолго до того, как мы явились в квартиру. Смерть наступила еще до полуночи, а мы с Анатолием тогда находились на встрече однокашников. И тому есть множество свидетелей. Там мы были с восьми часов вечера и никуда более, чем на пять минут по нужде, не отлучались. Это также многие могут подтвердить. А в половине девятого мою жену видела соседка. Они поругались. Она случайно задела соседку… э… формами, а та назвала ее толстозадой курицей. Женушка не осталась в долгу и назвала ее курицей, только ощипанной. Таким образом, мнения разошлись, и возникла ссора. — И поэтому вас с Анатолием отпустили. — Отпустили, — усмехнулся Владимир. — Под подписку о невыезде. — А самоубийством это не могло оказаться? — Какое там самоубийство! На теле обнаружены следы насилия, синяки. — Но все же вас отпустили. И то хорошо. — Знали бы вы, что творилось в милиции! — А что там было? — Там был такой маленький толстенький следователь с жидкими усиками, похожий на хомяка. У него была очень необычная фамилия. Цереберов. Он постоянно ходил вокруг меня кругами, заглядывал в глаза и вопрошал таким гнусным блеющим голосом: «Почему жену с собой бухать не взял? Оч-чень подозрительно!» Я даже засек время. Эта фраза повторялась с периодичностью в пять минут. — Действительно странно. — Представляете, мало мне того психологического шока, когда я обнаружил, что жена мертва, так он еще в нагрузку сумел внушить мне, что я действительно поступил плохо, когда не взял жену с собой бухать. — А почему вы ее не взяли? — Да потому что она там на хрен не нужна! — Ах да, вы говорили, что женились не по любви. Она что, достаточно богата? — Да не в том дело. Просто моя жена… — Погодите, — прервала я. — Вы ни разу не назвали ее по имени. — Ее звали Нина. Мне приходилось звать ее Нинусик. Она меня заставляла так себя называть. — Давайте же так и будем называть ее впредь. Я имею в виду, по имени, Ниной. А то все жена да жена. — Так вот. У нас тогда был свой любительский театр, мы все хотели получить известность. А Нина как раз работала в крупном рекламном агентстве. Она могла помочь нам обрести популярность. И я решил сделать «ход конем», жениться на этой жирной стерве. — Я вижу, вы совсем не любили ее. — Не то слово! Прости меня, господи! — Светлинский набожно перекрестился. — Царствие ей небесное! — Продолжайте. — Короче, театр наш вскоре развалился, но некоторую известность мы приобрести успели. Самое главное, что Нинусик так и не провернула ни одной рекламной акции, пока я не взял на себя брачные обязательства. И тогда она связала меня по рукам и ногам. Договор был составлен столь хитрым образом, что подавать на развод вышло бы себе дороже. Но это всё юридические тонкости, и я думаю, не стоит в них вдаваться. — Однако все эти обстоятельства наверняка позволяют милиции по-прежнему считать вас подозреваемым номер один. Они наверняка ведь уже в курсе ваших не слишком романтических отношений с Ниной? — В том-то вся и беда! Об этом знают все, и до милиции эта информация дошла очень быстро. Мне крышка! — Почему? — Цереберов обязательно что-нибудь придумает! Знаете, что он мне заявил? Софья промолчала, потому что не знала. — Он сказал: «Преступление есть не только деяние, но и недеяние. Почему жену с собой бухать не взял? Оч-чень подозрительно!» Только чудо может меня спасти! — Какого именно чуда вы ждете? — Да ничего я не жду. Чудес не бывает! Я в этом не раз на личном опыте убедился. В детстве я мечтал подстеречь Деда Мороза, когда он под елкой подарки оставляет, и заказать ему на следующий год ровно один миллион рублей. С Дедом Морозом так и не встретился. Потом мечтал, чтобы меня захватили в плен ради эксперимента инопланетяне и наградили способностью творить материю из пустоты силой одного только желания. Так ни разу в своей жизни НЛО я и не видел. Когда женился, мечтал об ангеле-хранителе, который избавил бы меня от Нинусика. В конце концов, правда, последняя мечта исполнилась. Но ангел-хранитель ко мне так и не явился. Вместо этого в моей жизни появился черт-обвинитель с оч-чень необычной фамилией Цереберов. Эх-эх-эх… Ангелы-хранители… Внезапно Софьей Невзоровой овладело жесткое желание взять на себя роль ангела-хранителя и помочь этому человеку. А потому она сказала: — Считайте, что ангел-хранитель уже с вами! Вы просто еще этого не заметили! — Где? — гаркнул Владимир и принялся озираться по сторонам, выпучив глаза. — Здесь. Я имею некоторую практику частного детектива и готова распутать этот клубок от начала до конца. Глаза Владимира вытаращились еще больше. — Не может быть! — Может! — Но это, наверное, безумно дорого! — Да нет. Мне просто интересно. Разумеется, расходы на расследование вам оплатить придется, но так… Конечно же, если в случае успешного завершения дела вы пожертвуете мне маленькое вознаграждение, я не буду против. Но повторяю, все это не обязательно. Я готова сыграть роль вашего ангела-хранителя. — Силы небесные! — воздел руки к потолку Светлинский. Потом он задал конкретный вопрос: — Когда вы думаете приступить к расследованию? — Прямо сегодня. В этот момент появилась Люда. — Соня! Я тебя обыскалась! Софья вспомнила о братской любви и Атмане и сказала бывшей коллеге: — Ты извини меня, что так все получилось… — Я поговорила с Виктором Андреевичем. Он готов тебя простить! — Люда, я уже нашла работу. — Ты разговаривала с директором, пока я бегала в бухгалтерию? — Нет. Я нашла работу в другом месте. — Как в другом месте? В другом театре, хочешь сказать? Софья слегка улыбнулась. — Можно сказать и так. Я буду сотрудничать с этим человеком, — она кивнула на Светлинского. — Он тоже ушел в другой театр? — Можно сказать и так, — загадочно повторил Сонины слова Владимир. — Ничего не понимаю! Ничего не понимаю! — затрещала, словно сорока, Люда. — Сонечка, объяснишь ты мне наконец, что тут происходит? Светлинский посмотрел на часы, нахмурился и поднялся. — Все. Перерыв в отделе кадров закончился, — сказал он. — Пойду заберу бумаги. Софья, вы подождете меня? — Конечно. Когда он ушел, Люда набросилась на подругу с утроенным рвением. — Так ты расскажешь или нет? — не унималась она. Соня не знала, как избавиться от назойливой Жульской. — Мы с Владимиром решили основать клуб любителей медитации, — наконец сказала она. — Медитации? — встрепенулась Люда. — Это, наверное, что-то чрезвычайно выгодное в коммерческом плане? — И не только.