- У тебя много привязанностей, будущая верховная, в тебе много человеческого. Дашка молчит, и та же легкая улыбка продолжает играть на ее губах. - Страхов тоже много, и сомнений, боли много, - продолжает ковыряться в мелкой ведьма, - обиды. Много мыслей пустых в голове, много тревог лишних. Избавься от них, - в который раз ударяет она тростью об пол, будто припечатывая собственные слова. Ведьма права. Во многом… но… - Все рано или поздно предадут, твои родители рано или поздно умрут, Аарон и эта собака оставят тебя, - наседает ведьма. - Ну и что? – вздергивает тонкую бровь Дашка. И мои губы расползаются в улыбке, несмотря на напряженные руки Зарецкого на талии и, казалось бы, еще секунду назад раскалившийся воздух. Я смотрю на северную и младшую восточную. Тира сжимает челюсти, но не отсвечивает, японка внешне выглядит невозмутимо, но скользкая дрянь на ее шее извивается и изгибается. - Что ты будешь делать? - Жить, - спокойно пожимает плечами Лебедева. И я почти готова выдохнуть. Почти, потому что понимаю, что это еще не все, но так же понимаю, что Дашка все сделает правильно. - Ты не удержишь ковены со всем этим, - взмахивает восточная рукой. – Ребенок своего времени, ты не приспособлена и не готова, не умеешь закрываться, не знаешь в чем и где твоя сила, ты… - Так научите меня, - скрещивает Дашка руки на груди, не давая верховной договорить, вздергивает острый подбородок, смотрит упрямо. – Научите, закрываться, объясните, как удержать ковены, покажите, где, как и зачем. Данеш усмехается едва заметно. - Иначе, - добавляет мелкая после паузы, - я все просру, - разводит руками. Данеш хохочет. Ее смех напоминает шелест кучи опавших листьев и стеклянной крошки. А я расслабляюсь окончательно, слышу короткий смешок падшего, вижу, как вытягиваются лица молодых ведьм. Страйк, стервы. Я поднимаюсь с колен Аарона, и он удивленно вскидывает на меня взгляд. - Вы справитесь без меня, - шепчу на ухо, - на самом деле, ты уже справился, даже лучше меня. Я готова была порвать темную, - уголки губ падшего поднимаются и тут же опускается, выражая непонятную мне эмоцию. – Я буду внизу. Подхватываю свой ноутбук со стола и выскальзываю из кабинета. Они действительно справятся без меня. Я хочу кое-что проверить, хочу разобраться. Потому что одна простая и в то же время нелепая мысль никак не дает покоя: кем становится эгрегор после воплощения? Что с ним произойдет, если он все же сможет воплотиться? И мне кажется, что я знаю ответ. Эгрегор такой силы станет… богом. Возможно, самым худшим, самым жестоким, самым отвратительным, чем даже древние. Богом, алчущим крови и страданий. Но сейчас не об этом, об этом – после, потому что я все равно не понимаю, что делать с этим божественным, мать его, дерьмом. Оно… просто есть, и пока ему придется подождать. Я спускаюсь вниз по поющим, шепчущим, стонущим ступеням, скользя рукой по старым, отполированным перилам, впитывая в себя «Безнадегу» так же, как впитываю Аарона каждое мгновение, что мы вместе и порознь. Это зависимость, но она меня не пугает. Бар сегодня, сейчас, забит несильно, заняты пару столиков у окна и в дальнем от меня углу, разговоры тихие, музыка едва слышная, только Стейнвей поскрипывает по своему обыкновению деревом, как старик во сне беззубой челюстью. «Безнадега» ласкает руки прохладным ветром, обоняние – запахом кофе. Расслабляет и прочищает голову. И я глубже втягиваю носом воздух, прикрываю глаза на несколько мгновений. И только потом делаю последний шаг вниз. Торможу у стойки и с удовольствием замечаю, как по старой привычке шарахается от меня доходяга-Вэл. Его вряд ли радует столь близкое знакомство с собирателем. Вот странно, Зарецкого он не боится, а меня боится… А еще вместе с привычным напряжением в его взгляде сегодня что-то еще. Вэл смотрит так, как будто видит меня впервые: разглядывает. Без угрозы, но с любопытством достаточной силы, чтобы я его заметила. - Эли… - чуть подается он вперед, наконец-то на что-то решившись. - Вы с Шелкопрядом… - Мы с Шелкопрядом тебя не касаемся, - улыбаюсь я. – Сделай мне раф. Вэл выпрямляется, смотрит теперь с недовольным прищуром. - Касаетесь, - морщится бармен. – Или ты не замечаешь? – он неопределенно обводит рукой вокруг. Рукава стальной рубашки закатаны неаккуратно, и из-под правого торчит какой-то рисунок. Парень старается казаться наглее и увереннее, чем есть на самом деле. Забавный. - Не замечаю чего? – я оглядываю стойку, хлам за ней, привычный ряд бутылок, привычные разномастные столики и стулья. Все кажется таким же, как и было. Серые глаза Вэла наблюдают теперь за мной внимательно и в нетерпении, ощущение, что он готов опустить руки на мои плечи и встряхнуть пару раз, потому что до меня не доходит. - Не замечаешь, да? - Нет, - развожу руками. Мои мысли сейчас далеки от намеков и этих игр, я просто хочу получить свой кофе и…. - «Безнадега» изменилась, Элисте. Полагаю, благодаря тебе. И знаешь, я не хочу, чтобы она изменилась еще раз, когда ты решишь, что не тянешь Шелкопряда, - на барную стойку с грохотом опускается бокал. Я… торможу, зависаю и теряюсь. Что? Валентин защищает Аарона от меня? Серьезно? Валентин считает, что я… - Я верю, что изменений больше не будет. Не по моей вине точно, - немного заторможено, все еще собирая себя в кучу, отвечаю сверлящему меня взглядом бармену. Кажется, этот мир сошел с ума. Кажется, я совершенно перестаю понимать окружающих. И да, «Безнадега» действительно изменилась, перестала тянуть сквозняком по лодыжкам и толкать в спину, стала спокойнее и.. гуще, запах насыщеннее и плотнее. - Рад, что ты уверена, - кривится пацан, всем своим видом показывая, что не верит мне. Не доверяет ни на миг. Интересно, что ему бабы сделали, что он такой весь колючий? За руку его что ли взять? Но я отбрасываю эту мысль, стоит ей оформиться окончательно, ибо Вэла, я тогда точно «потеряю», а оно мне надо? Правильно, не надо. Поэтому… - Я жду свой кофе, Вэл. И еще Аарон сказал, ты ищешь информацию о пропавших детях? Валентин кивает. - Что-то уже нашел? - Есть несколько, - еще один кивок, длинные почти женские пальцы механически выполняют свою работу. Он все-таки готовит мне кофе. - Сбрось на флэшку то, что нашел, - я оставляю на стойке серебристый прямоугольник и иду к столику у окна. Там кресло, а значит, можно будет забраться в него с ногами. Помимо эгрегора и его предполагаемой будущей божественности, есть еще кое-что, что не дает мне покоя. Я не могу понять, зачем Игорь отдал дочь в программу, водил ее к психологам, если она не была иной… Совет, конечно, те еще бюрократы, но… Игорь был смотрителем, а их мало. Их ценят, особенно к ним не лезут и готовы… идти на некоторые «послабления». Так что… Непонятно. Я поднимаю крышку ноутбука и захожу в почту, там уже лежат документы, которые сбросил мне Аарон. Все, что успел нарыть «знакомый-его-знакомого». А успел он достаточно, судя по размеру письма. И я проваливаюсь в строчки и документы с головой, даже пропускаю момент, когда возле меня появляются флэшка и кофе. Ничего особенного, на первый взгляд, в документах нет. Заключения психологов после обследования дочери Игоря, ее медицинские карты и результаты тестирований. Большая часть написанного для меня китайская грамота, совершеннейшая абракадабра, и из кривых, косых, хреново отсканированных строчек я понимаю только то, что у Алины было отменное здоровье. Но я ищу не это. Я ищу маркеры, которые гасил Игорь, потому что я не верю, что Алина не была иной. Не с такими генами, не с такой наследственностью. Просматриваю документ за документом, страницу за страницей, справку за справкой. Алина для своего возраста и здоровья на удивление слишком часто бывала в больнице, слишком много сдавала анализов. Несколько раз в год. И через полчаса я знаю все, кроме того, что нужно. Нахожу результаты МРТ, кардиограммы и рентгены, но все еще не нахожу маркеры. Ни в составе крови, ни в других анализах. Мозговая активность тоже, как у обычного ребенка ее возраста. Но… Но этого просто не может быть. Особенно смущает кровь. Даже если Алина и не была иной, кровь родителей должна была проявиться в ней. Сила меняет состав крови, добавляет «блуждающие» клетки. Хрен его знает, почему они так называются, но называются. И судя по тому, что я видела, их у Алины не было. - Давай заберу, - голос Вэла заставляет дернуться. Я настолько погрузилась в свои мысли, что не услышала звука его шагов. Он тянет руку к опустевшему бокалу кофе. – Еще будешь? – спрашивает и уходить не торопится, заглядывает в ноутбук. - О чем ты так напряженно думаешь? Чьи это анализы? - Буду, - киваю, окончательно отмерев. – Анализы дочери Игоря. Скажи, ты когда-нибудь слышал о том, чтобы у двоих иных родился обычный ребенок? Человек? - Да, - кивает Вэл почти не раздумывая. И я его понимаю, такое действительно случается. И достаточно часто, на самом деле. - А когда-нибудь слышал о том, чтобы в его крови не было при этом «блуждающих» клеток? На этот раз бармен с ответом не торопится, возвращает на столик бокал, трет переносицу. - Такого не бывает. - Уверен? – я наконец-то полностью отрываю взгляд от ноутбука, смотрю на хмурого Валентина. - Совершенно точно. Дети могут родиться людьми, без сил, не принадлежа ни к темным, ни к светлым, но клетки быть должны. - А вот у дочери Игоря их не было, - барабаню я пальцами по столу, вставляя флэшку в ноут. - О чем это нам говорит? - О том, что она не его дочь? – тонкие руки Валентин скрещивает на груди, «няшная» обычно физиономия бармена вдруг становится непривычно и необычно холодной и напряженной. Когда думает, он вполне похож на нормального мужика. Я кликаю по папке, вывожу на экран фото дочери Игоря и самого бывшего смотрителя, поворачиваю ноут так, чтобы Вэлу было все хорошо видно. - Думаешь, она не его дочь? Алина похожа на Озерова: те же губы, глаза, та же ямочка на левой щеке из-за улыбки, даже в камеру они смотрели одинаково. - Мать? - Тоже мимо, - качаю головой. – Еще варианты?