- Она наша верховная, - выделяет ведьма голосом «наша». - И срать-таки я на это хотел, - развожу руками. - И тебе придется с этим смириться. - Шелкопряд, ты… - Закончили обсуждение, - обрываю северную. - Я сообщу, когда решу, что вы можете ее увидеть. На этом все. Забирайте ваш кусок мяса и валите. Блондинка дергается от моих слов, сжимает челюсти, но больше не спорит, кивает еще двоим из своих и подходит к телу. Я с сожалением наблюдаю, как тает и растворяется в ничто бурубуру. Сильный был, даже жаль, что пришлось изменить планы и использовать духа так. - Позови Майю, Вэл, - киваю я бармену. – Тут нужно убрать. Данеш, - обращаюсь к восточной, - ты хотела поговорить. Можем обсудить все в кабинете. Я уже поворачиваюсь к ступенькам, собираюсь сделать шаг, как понимаю, что что-то не так. Руку простреливает, прошивает насквозь. «Безнадега» сначала стонет, а после кричит натужно в моих ушах. Воздух становится плотным и густым, разбивается, просто разлетается на осколки бутылка миндального сиропа, потом лавандового, падают на пол чашки, рвутся струны старого Стэнвэя с натужным лязгом. Трещит и искрит воздух. Я разворачиваюсь, уже готов выпустить ад, только не успеваю. На пол с глухим ударом, с громким треском падает из пустоты Громова. И остается лежать, не двигается, не издает ни звука. Мне требуется меньше мига, чтобы осознать, что произошло. Я бросаюсь к Лис. К бледной, неподвижной Эли. Вижу струйку крови на виске, вижу сломанную руку, и не чувствую ее ада, не вижу ее света. - Эли… «Безнадега» долбит в уши и виски, стучится моей же собственной кровью, тянет и стонет. А я боюсь прикоснуться к Лис, боюсь дотронуться, чтобы не сделать хуже. Мне понятно, почему и как она оказалась здесь – сработала защита – непонятно, почему упала, непонятно, что с ней случилось. - Чего застыл? – удар трости об пол и скрипучий голос Данеш над головой выдергивают из оцепенения. – Неси ее наверх, мальчишка, только осторожно. Ты, - бросает она в сторону молодой северной, когда я поднимаю Эли на руки, - пойдешь с нами. Приказной тон и цепкий, жесткий взгляд восточной верховной, как ни странно, окончательно приводят в чувства, заставляют собраться и включить мозги, а не то, что сейчас вместо них. Даже «Безнадега» скребется внутри тише. Элисте дышит, пусть неровно и хрипло, но дышит. - Вэл, - заставляю я бармена оторвать взгляд от собирательницы на моих руках, - убедись, что наши гости найдут выход и избавят нас от падали. - Да, босс. - Потом поднимешься наверх. - Да, босс. Северные так и стоят над трупом сестры, бестолково, но с бесящим меня интересом рассматривая Громову. Мне хочется размазать их по полу, просто за эти взгляды и присутствие здесь, но я стискиваю челюсти и мерцаю в кабинет. Данеш появляется в дверях через несколько минут, стучит чертовой тростью, отвлекая меня от Громовой. Стук. Стук. Стук. Не понимаю, что с Эли. Она жива, но… псу внутри нее плохо, собака почти мертва, хотя силы в ней более чем с избытком. Она клокочет и плещет, давит даже на меня. Давит на саму Эли, на пса внутри Громовой, как будто хочет вытеснить его, уничтожить. Именно поэтому я не ощущаю от Громовой ни ада, ни света. Только эту дрянь, огромную, вязкую, очень плотную. - Ну-ка отойди, - стучит Данеш наконечником трости по моему плечу. – Дай взглянуть. Я оглядываюсь на нее, вижу все то же острое и холодное выражение бесцветных глаз, сжатые в линию тонкие губы, сверкающие сапфировым глаза волка на рукоятке. Вижу двух ведьм, замерших у двери и так и не решающихся пройти вглубь. Мизуки чувствует себя явно свободнее, опирается о полку с книгами, взгляд прикован к Громовой, в отличие от молодой северной. Эта смотрит сразу на все: глаза бегают с предмета на предмет, с лица на лицо, она никак не может взять себя в руки. Японка была такой же в первый свой визит сюда. - Давай, Зарецкий, - усмехается беззлобно верховная, - я не сделаю ей хуже, чем сейчас. Не рискну с тобой связываться. - С чего вдруг такая щедрость, Данеш? – я не верю в порыв души, не верю в проснувшийся вдруг в ведьме гуманизм и сострадание. У меня вообще плохо с доверием, особенно с доверием к темным ведьмам. - Ты разрешишь мне увидеться с будущей верховной раньше остальных. Разрешишь мне учить ее сразу после того, как она освоится с тем, что отдала ей Мария. Я отвечать не тороплюсь. - Данеш, - булькает сзади Мизуки, на которую, кажется, только что снизошло откровение. Японка – в пролете. Правая рука, преданная ученица, алчущая власти тварь и бла-бла-бла только что осознала, что после смерти своей верховной останется… Да кем была, тем и останется – второсортной ведьмой. - Мы с тобой все обсудим после, - взмахивает сухой рукой восточная. – Ты встанешь во главе ковена, Мизуки, но верховной не станешь. - Но… - И если ты не полная дура, - чеканит каждое следующее слово казашка, - в чем я начинаю все больше и больше сомневаться, ты примешь это, почтешь за честь! Удар тростью об пол, как подтверждение слов, как будто восточная хочет впечатать их в пол и в сознание японки. - Таких сильных ведьм, как… она, - Данеш смотрит на меня, снова улыбается, - не было очень давно. Ты ведь не дура, Мизуки? Не хочешь меня разочаровать? - Нет, верховная. - Вот и хорошо, - кивает казашка, так и не повернувшись к японке. – Шелкопряд? Я неохотно поднимаюсь с колен, выпускаю руку Громовой из своей. - Зачем тебе это? – спрашиваю, закрывая Эли собой, не давая Данеш приблизиться. Не раньше, чем она ответит, мне надо, чтобы она подтвердила мои догадки. - Когда я встала во главе восточного ковена, он был слаб и ничтожен, жалкая горстка ведьм, не имеющая ни силы, ни уважения, ни власти. Беспомощные идиотки, - впервые за все время нашего общения в глазах верховной мелькает намек на эмоции: злость и отвращение, - подчиняющиеся и пресмыкающиеся. Мне понадобился не один десяток лет, чтобы восточный ковен занял место, которое бы меня устроило. И мне не плевать, что будет с ним после моей смерти. Но свое наследие я хочу и готова передать сама. - Гордыня, - киваю. Это мне понятно, вполне ожидаемо. - Считай как хочешь, Шелкопряд, - пожимает Данеш плечами и снова впечатывает трость в пол. – А теперь отойди и дай мне взглянуть на пса из своры Каина. - Не боишься? – вздергиваю я бровь, все-таки отступая, останавливаюсь сбоку, возле головы Эли. - Полумертвой собаки? – усмехается старуха. – Нет. Мизуки! – зовет ведьма, и японка, еще минуту назад готовая взорваться из-за обманутых ожиданий, торопится подвинуть своей верховной кресло, покорно застывает за левым плечом. Не могу не отдать Данеш должное. Ее ковен – творение, действительно заслуживающее уважения. Я смотрю, как восточная отдает японке свою трость, как кладет руку на грудь Эли, как другой сжимает ладонь, слышу, как начинает исторгать из горла звуки, которые, кажется, не могут звучать из обычного человека. Шея напрягается, на ней вздуваются вены, голос из скрипучего старческого вдруг становится голосом душ, голосом звезд, голосом ветра, застрявшего в каминной трубе. - Я тоже хочу, - раздается сзади твердый, но тихий голос маленькой северной. - Хочешь чего? – чуть поворачиваю я к ней голову, продолжая наблюдать за действиями Данеш. Я верю в ее мотивы, но это не значит, что доверяю. – Тира? Девчонка с шумом захлопывает рот. За спиной я ощущаю колебания воздуха, слышу шаги. Она обходит ведьм, замирает с противоположной стороны дивана, я чувствую ее изучающий взгляд на моем лице. - Откуда ты знаешь, как меня зовут? - Твоя бабка приходила ко мне, когда ты еще была в утробе. Ты жива и ты ведьма только благодаря Гутрун. С матерью тебе не повезло. Я бросаю на девчонку короткий взгляд, чтобы убедиться, и снова возвращаю свое внимание к Лис и Данеш. Восточная поет все громче, у моих ног, у ее ног и ног Мизуки закручивается седым туманом сила шаманки, я вижу в этом тумане волка. Волка Данеш с сапфировыми глазами – воплощение самой Данеш. А молодая северная проглатывает мой намек даже не давясь. Интересная девочка. - Так чего ты хочешь? - Увидеть свою верховную, учить свою верховную. Я скептически смотрю на пигалицу. Она, конечно, сильная, возможно даже что-то умеет, но… - Мне хватит знаний на первое время, мне хватит силы. Туман у ног все плотнее, все четче очертания волка. - Угадай, каким будет мой следующий вопрос? – скрещиваю я на груди руки, не сводя взгляда с казашки, вслушиваясь в каждый звук, который она издает. Услышать за ее пением слова северной сложно, но пока у меня получается. - Моя судьба стоять рядом новой верховной, - пожимает девчонка плечами. – Я достаточна сильна и достаточно честолюбива. Именно поэтому я искала тебя вчера, именно за этим приходила. Я хотела найти следующую верховную первой, прежде… чем остальные до нее доберутся, - ведьма задирает левый рукав, и на бледном запястье я вижу горящую алым руну истока. Северная говорит правду. Ну, или считает, что говорит правду. - Ты сможешь ее увидеть, - киваю Тире спустя какое-то время. В конце концов, она – лучшее, что у меня есть сейчас для Дашки. На первое время сойдет. А научить Лебедеву быть верховной может и Данеш. Нужно будет только, чтобы обе присягнули Дашке на верность. Лучше, конечно, на крови. А волк-туман уже стелется вдоль тела Эли, окутывает ее ноги, бедра, живот, подбирается все ближе к груди. Северную и Мизуки начинает потряхивать: одну от эйфории из-за силы, разлитой в воздухе, другую из-за давления. Мой ад спокоен, я не ощущаю опасности. Туман уплотняется еще немного, призрачный волк открывает пасть и вонзается в грудь Лис, вырывая тихий стон. - Данеш, - предупреждающе тяну, наблюдая, как туман просачивается в Громову, как тонет в ней, исчезает почти полностью. Лишь легкая дымка над телом, почти незаметная. Ведьма не реагирует, только крепче сжимает руку Эли, поет еще громче. Звуки то ниже, то выше, тягучие и резкие, какая-то дикая какофония, бессвязная на первый взгляд. Глаза восточной закрыты, но я вижу, как под веками двигаются яблоки, вижу, как она кривится и морщится, как немного подрагивает от напряжения высохшее, слабеющее тело. Голос снова становится низким, слишком низким для женщины, тягучие, перетекающие один в другой звуки пробирают даже меня, я ощущаю вибрацию силы кончиками пальцев, чувствую ее на языке и в горле терпкостью трав.