- О Дикой Охоте, Кукла? - Картина, - кивает девушка неуверенно, выплевывает это слово, проглатывая звуки, словно торопится избавиться от него. Она надеется, что это всего лишь картина, хочет верить, что с ней это никак не связано. Напрягается сильнее. - Почти, - вздох на этот раз заметнее. – Дикая Охота, Кукла, когда-то очень давно состояла из адских всадников и их гончих, когда-то очень давно они поднимались из ада в поисках сбежавших, заблудившихся душ, в поисках грешников. Люди рисовали на домах кресты и оставляли еду на пороге, запирали ставни, затыкали тряпками и ветошью дымоходы, молились, делали все, чтобы гон пронесся мимо. - При чем тут… Зачем… Голосок Бэмби дрожит, она все еще сопротивляется, отказывается понимать, не хочет думать. Со мной было хуже, я вышла из себя… - Охота Каина в самом начале забирала лишь грешников. Ну, или считалось, что так и было, – голос Аарона отгоняет от меня воспоминания, стирает темную комнату и иного, стоящего напротив, нависающего надо мной, цедящего почти те же слова по слогам, речитативом, как заупокойную, - лишь тех, кто предал, попрал Бога, кто сбежал из Ада. Им не было дела до праведников и святош, до обычных людей. - Андрей, история… - По крайней мере, план был такой, - обрывает спокойно Варин лепет Аарон. - Единственное, он… немного не удался, Кукла. Охота и ее всадники… тяжело контролировать взбесившуюся, напившуюся крови и криков свору. Тяжело контролировать тех, кто рожден чужими криками, кто вскормлен болью и страданиями, кто жаждет их так же отчаянно, как ты глотка воздуха, кто видит свет звезд и луны лишь короткие два часа. - Я не понимаю… - Свора вышла из-под контроля почти сразу же. Они забирали любого, кто попадался им на пути, начали убивать, потом жестоко убивать, потом пытать и убивать. В общем, нужно было что-то менять, - Аарон снова кривится. - Нет, - мотает Бэмби головой, - не говори… - На место той давней Охоты Каина пришли собиратели, Кукла. Бывшие люди, бывшие грешники, отлученные от церкви, отвергнутые или отвернувшиеся от Бога, с частью ада внутри. С теми самыми гончими. И они все еще жаждут убивать, терзать и кромсать. - Я не… - Ты – собиратель, Кукла, - кривит Аарон губы, щурится. – Ты, по сути, если убрать все лишнее, если не искать красивых слов, не щадить – просто адский пес. Варя застывает, замирает, бледнеет так стремительно, что, кажется, сейчас упадет в обморок, а потом откидывает голову назад и начинает хохотать. Смеется громко и надрывно, так, что выступают слезы. Ее смех слишком громкий, слишком неприятный, режет по нервам, бьет по ушам. На наш столик начинают коситься. В открытую смотреть не решаются из-за Аарона, но коситься начинают. А Варя смеется и смеется, судорожно глотая воздух. Все громче и громче. - Ты передавил, - вздыхаю я, наблюдая за Вариной истерикой. - Полагаешь? – Зарецкий склоняет голову набок. А я снова вздыхаю и стискиваю тонкую руку девчонки, стискиваю до боли, до хруста костей, чтобы она пришла в себя. Не помогает. - Если вонзить ей в ладонь вилку, - шепчет Аарон, - возможно, она придет в себя быстрее. Не могу не согласиться… На самом деле, времени для истерики нет, мне еще к Доронину ехать, но… привлекать к Варваре еще большее внимание я не хочу. - На тебя уже оглядываются, - холодно чеканит Зарецкий, все понимая без слов. Холодно и тихо. И каким-то образом его голос перекрывает громкий хохот девчонки. – Приходи в себя. Варя продолжает хохотать. Тело трясет, лицо красное, по щекам текут слезы. - Кукла! – Аарон выпускает часть своего ада, глаза становятся почти черными. Варвара булькает, стоит аду Зарецкого ее коснуться, всхлипывает, давится следующим смешком, а потом, покорная чужой воле, застывает на месте, с громким щелканьем захлопывает рот, как радио, которое просто выключили. Глаза огромные, навыкате, губы дрожат. – Помолчи и послушай, - раздраженно продолжает Зарецкий. Губы Бэмби дрожат сильнее, но ослушаться Аарона, освободиться от его влияния у девчонки не выходит. – Сейчас ты успокоишься, возьмешь себя в руки и будешь просто молча слушать. Поняла? Кукла кивает. С явным усилием, но кивает. - Хорошо, - довольно тянет Аарон. А меня, как и Бэмби, укутывает его ад. Только, в отличие от Вари, меня он не пугает, мне нравятся его прикосновения, мне нравится его чувствовать, пить, пробовать. Словно меня накрывает, укутывает и заворачивает в мощь и силу. Это приятное чувство… знать, что ты сильнее. - …вала, кто решает, кого ты будешь забирать, - я с трудом заставляю себя вернуться в реальность, сосредоточиться на их разговоре, ловлю обрывок фразы, - и ответа так и не получила. По факту, Кукла, решаешь ты сама. Точнее, твоя смерть в прошлом воплощении. Чтобы понять, кого будешь забирать ты, нужно понять, вспомнить, как ты умерла. Бэмби снова кивает, снова с трудом, как китайский болванчик, сейчас действительно похожа на куклу. Со стеклянным взглядом, абсолютно прямой спиной и плотно сжатыми губами. А потом она переводит взгляд на меня. В глазах вопрос и… удивление. - Ага, - чуть склоняю голову, чего уж теперь… - меня убили. Как? – допиваю кофе. – Понятия не имею, - развожу руками. – Вспоминать не тянет, тебе тоже не советую. Прошлая жизнь собирателя редко когда бывает радужной. Варвара издает какой-то непонятный, сдавленный звук и снова механически, дергано кивает. Взгляд теперь потерянный, совсем ничего не понимающий. Ничего, Доронин с таким работать умеет. Зарецкий сжимает мою руку под столом. Видимо, моя очередь продолжать занимательную и полную удивительных открытий беседу. Аарон тянется всем телом, лениво и медленно и ослабляет контроль над Бэмби, кладет руку на спинку моего стула. - Ты не плохая, Кукла, и ты не будешь убивать, - говорит он, - если не захочешь. Просто надо научиться контролировать себя и свои силы. - Я отведу тебя к тем, - перехватываю инициативу в разговоре, - кто поможет, кто сможет рассказать и научить. Собиратели, на самом деле, не такая уж и большая редкость. В Москве нас двадцать пять, ты – двадцать шестая. Аарон полностью отпускает юную собирательницу, убирает, прячет назад свою сокрушительную, оглушающую силу. Мне даже немного жаль. - Получается, - Бэмби растягивает слова так, будто вспоминает, как надо говорить, нервным жестом одергивает рукава белого, пушистого свитера, - я теперь – такая же, как ты? Я тоже буду забирать… - То, что ты видела возле обочины – скорее редкость. Пойми правильно, детка, мы не хорошие и не плохие. Мы просто есть, потому что кто-то просто должен выполнять эту работу. Ты не ангел мести и уж тем более не демон. - Что я… - она встряхивает головой, обрывая себя, так резко, что волосы хлещут Бэмби по лицу. – Что я могу? - Пока ничего, - спокойно пожимаю плечами. – Разве что можешь извлечь душу, почувствовать ее, услышать. В тебе есть частица силы, и она пробудилась, но это – всего лишь частица. Насколько сильной она будет, что будешь уметь ты – зависит только от тебя. Тебе надо научиться быть собирателем. На лице Бэмби явственно читается разочарование. Возможно, я недооцениваю ее или переоцениваю себя, но мне кажется, что мои реакции были другими. Я в основном злилась. Варя… Она скорее выглядит обломанной, чем злой. Такой по-детски обломанной, когда рассчитывал получить на новый год новенький домик Барби, а подарили набор одежды. Неплохо, и все же не то. - Еще не поздно отказаться, Кукла, - ловит Зарецкий блуждающий взгляд. Бэмби слегка дергается, смотрит в ответ не мигая, не реагируя. - Если ты согласишься, то назад откатить уже не сможешь. Тут не будет рестартов и ресетов, - продолжает Аарон. – Ты начнешь меняться. - Хорошо, - произносит она тихо, взгляд становится более осмысленным. Почти твердым. – Возможно, мне стоит поменяться. Я пожимаю плечами, стараюсь, чтобы вышло небрежно, но… На самом деле мне жаль. Мне правда очень жаль. У Бэмби могла быть нормальная жизнь, но из-за честолюбия и гордыни уже не будет. Аарон тихо фыркает, потом поднимается из-за стола, помогая встать мне. - Тогда поехали. Тебя надо представить куратору. - Куратору? - За собирателями присматривают, - улыбаюсь Варе, говорить о том, что это все теория и по факту совет имеет над нами столько же власти, сколько над воздухом, я не собираюсь. Для Вари эта информация будет явно лишней. – Куратор, на самом деле, в хозяйстве штука очень полезная: он поможет тебе адаптироваться, научит справляться, обращаться с силой, подскажет. Твой конкретный – ведьмак, вполне нормальный мужик, иногда дотошный и занудный до омерзения, но хотя бы не сумасшедший. - Бывают сумасшедшие? - Разные бывают, детка. Это жизнь, - пожимаю плечами. Бэмби трет тонкие руки, смотрит в стол, не спешит двигаться. - Кукла, если не передумала, то нам надо ехать, - торопит недособирательницу Аарон. - Последний вопрос, - вскидывает девчонка голову, сверлит взглядом Зарецкого, - что будет, если… Если я откажусь? - Ты обо всем забудешь, тебя закроют, - отвечает Шелкопряд безразлично, поглядывает на часы. - Это больно? - Скорее да, чем нет. Неприятно точно. Бэмби шумно выдыхает, выпускает весь воздух через нос, снова о чем-то думает, а потом все-таки встает на ноги, не говорит больше ни слова. Молча вытирает руки и губы салфеткой, молча идет к вешалке, молча одевается. Мы ждем ее у выхода, из-за стойки на нас косится Вэл, пробегает мимо Юля с подносом, заставленным позвякивающими шотами. Бэмби снова подает голос только тогда, когда мы останавливаемся у тачки Аарона, я хмурюсь, потому что мне придется бросить своего малыша здесь, а мне этого очень не хочется, хотя… - Я поеду сама, - говорю одними губами. Зарецкий молчит слишком долго, чтобы можно было считать это хорошим знаком, но потом все же соглашается кивком головы. Коротким и отрывистым. Открывает перед Куклой дверцу, но прежде, чем ее поглощает нутро машины, я успеваю услышать вопрос, слышать который мне очень не хочется. Я надеялась, что Варвара не спросит. - Ты говорил про Дикую Охоту, - начинает она задумчиво, - про ад и демонов, про гончих псов… И это все для меня все равно выглядит, как сказка… А раз уж мы говорим о сказках… о религии и прочем, мне всегда казалось, что за смерть отвечает ангел смерти, что он забирает души, убивает людей. Он тоже есть? - Самаэль, - кивает Зарецкий, а я стискиваю челюсти, чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего, чего-то такого, о чем буду жалеть. – И он никого не убивает, Кукла. Он просто приходит за душами. Иногда. Когда делать нехер. - Я не понимаю, - трясет Варя головой, - зачем тогда собиратели? – смотрит пытливо, твердо, почти непреклонно. Смотрит так, что не отвертеться. - Потому что Самаэль один, а душ много, потому что у него есть… дела интереснее, потому что он падший, хозяин одного из кругов ада. Но это теология, Варя. Хочешь углубиться в вопрос, спросишь своего курат…