Кто же тогда мой Гудвин? Глава 6 Андрей Зарецкий - Не думаю, что смогу увидеть что-то, чего не смог увидеть ты, - произносит Гад, крутя в руках чашку с кофе, рассеянно оглядывая полки за барной стойкой, но не концентрируя на самом деле на них внимания. - Ты – глава Контроля, Волков, - кривлюсь. – И с хренью разной степени прожарки дело имеешь чаще меня. - Да неужели? – хмыкает Гад и переключает внимание на зал, показательно обводя его взглядом. – К тому же напрямую я одержимостью не занимаюсь, для это есть счетоводы. Учет зараженных ведут они. - Учет зарегистрированных, вменяемых одержимых. Мы оба знаем, что местечковая психиатрия начинается с малого. Как было с последним твоим делом. Ярослав молчит, только снова кривится показательно, выражая этим театральным жестом свое отношение к моей осведомленности. - Не все такие, как тот урод, - все-таки произносит он. - Я живу с паразитом, - пожимает широкими плечами, - и убивать меня не тянет. - Утешай себя этой мыслью, Яр, - хмыкаю, тоже скользя взглядом по посетителям бара. – Как думаешь, скольких из них рано или поздно сожрут их личные бесы? Я давлю на него специально. Давлю, потому что ничего не ощущаю. - Именно для этого ты здесь, не так ли? – отбивает подачу Волков. – Чтобы не сожрали. Я щурюсь, всматриваясь в лицо Гада, и лишь качаю головой. Что ж, он вправе думать так, как ему удобнее. Кто я такой, в конце концов, чтобы рушить чужие воздушные замки? Волков допивает кофе и косится на часы. А я продолжаю за ним наблюдать. Я почувствовал… точнее, не почувствовал от него ничего. Ни когда он только вошел, ни сейчас. И это ставит меня в тупик. Пробуждает интерес. «Безнадега» хранит гробовое молчание в отношении Волкова: ничего не изменилось в баре с его появлением. Ни звуки, ни запахи, ни вкус кофе, ни разговоры. В Ярославе нет больше той неуемной, бездонной жажды, животного голода по аду, что был еще совсем недавно. Того голода, что и привел его в самый первый раз когда-то давно в бар, притащил, как упирающееся дикое животное на поводке и почти швырнул мне в ноги. Тварь внутри мужика стала спокойной, почти ручной. И я никак не могу понять, что же ему надо теперь. Чего он хочет сейчас. - А она хорошо на тебя влияет, Гад. Кем бы она ни была. - Как будто ты не знаешь, - цедит недовольно Яр и опрокидывает в себя остатки кофе. Я снова только усмехаюсь. - Уже познакомился с тестем? На лице Волкова мелькает сразу несколько эмоций. Тех эмоций, которых я не видел у него почти никогда: неуверенность, бешенство, страх. Последняя мне совершенно не нравится, потому что это не тот страх, с которым можно что-то сделать, и не тот страх, от которого сейчас гусиная кожа у девчонки в моем кабинете. Этот страх другой – Волков боится и бесится не из-за себя. Он боится и бесится из-за Мары Шелествой. - Считаешь себя слабым? – наконец нахожу я крючок. И вместо слов получаю в ответ средний палец. Это почти умиляет. - Знаешь, Волков, слабость – очень любопытная штука. Ты не осознаешь, насколько действительно беспомощен, слаб и ничтожен, пока не осознаешь, насколько действительно силен. Так скажи мне, ты знаешь, сколько в тебе силы? Ты нашел ее предел? Твоя башка уже гудела из-за того, что встретилась с потолком? Он поворачивает ко мне голову резко, жестко. Вскидывается почти по-змеиному хищно. - Какая же ты тварь, Зарецкий, - цедит Гад, шипит длинно и тихо. А потом так же резко расслабляется, играют на скулах желваки. Волков медлит не больше нескольких секунд и поднимается на ноги. – Заканчивай проповедовать, пошли смотреть на твою девчонку. Его поведение сегодня не перестает меня удивлять. Ярослав Волков стал сильнее. Ярослав Волков наконец-то успокоился. Дзен-буддист из него, конечно, еще так себе, но с остальным… Все более чем неплохо. - Проповеди – это не ко мне, Яр. Ко мне – за бухлом, шлюхами и покером. Волков смотрит на меня пристально, изучающе, тускло мерцают змеиные глаза, чуть подрагивают ноздри и снова сжимаются челюсти. Волков пробует меня прочитать. - И желаниям, - наконец снова кривится Гад. – Я желаю, - все-таки доходит до него причина моего настойчивого внимания, - чтобы ты заткнулся. - Ты оскорбляешь меня в лучших чувствах, - отвечаю, поднимаясь следом. Я почти доволен тем, что вижу сейчас. Он не сорвался, почти удержал лицо. Хорошо. - Невозможно оскорбить то, чего нет, мужик. Веди, - и, вопреки своим словам, Ярослав уверенно и без необходимости в сопровождении направляется на второй этаж. А я продолжаю рассматривать главу Контроля. Пытаюсь вытащить из памяти подробности о той, кем заняты сейчас мысли Волкова. Познакомиться, что ли, с его слабостью, болью и страхом поближе? Она должна быть интересной… Очень интересной. - Я дам тебе совет, Волков, - слова вырываются помимо воли. Я все еще не до конца уверен, стоит ли говорить, и все-таки говорю, заставляя Ярослава замереть перед дверью. – Бойся. Бойся так сильно, как только можешь. Бойся двадцать четыре на семь. Бойся ее, вместо нее, за нее. И тогда, возможно, этот страх поможет тебе не просрать что-то по-настоящему важное. Возможно, когда-нибудь он спасет вас обоих. - Или меня задолбает бояться, - усмехается Гад, не поворачиваясь. - Или так. - А ты? - он кладет руку на ручку двери, сжимает пальцы. - Ну не думаешь же ты, что я отвечу, - фыркаю, вставая рядом. - Говнюк, - Волков толкает дверь. - Ага. Кукла на диване дергается и вскидывается нам навстречу, пробует улыбнуться, но не может. Смотрит затравленно на Гада и затаенно-выжидательно на меня. Черт! Она сегодня в том же пальто, с тем же зонтиком и с той же сумочкой, что и в первый раз. И все то же невинно-придурковатое выражение на ее лице. Выражение обиженной, перепуганной бабайкой до усрачки девочки-отличницы. И я бы, может, даже бы поверил в этот страх, если бы и сегодняшней ночью не наблюдал, с какой поистине ничем не омраченной радостью кукла втыкает тесак в свою очередную силиконовую фантазию, и как капли сиропной крови опять пачкают пижамку и лицо. - Она хоть совершеннолетняя? – бормочет Волков, удивленно. - К сожалению, да, - отвечаю, протискиваясь мимо застывшего в проеме Ярослава. - Добрый день! – чуть бодрее, чем нужно, здоровается Волков, отмирая. Девчонка кивает дергано. - Кукла, познакомься, - машу я рукой, опускаясь в кресло, - это Ярослав Волков. Он в курсе происходящего, и он осмотрит тебя. Ярослав – это Кукла. - Кукла? - Гад наконец-то закрывает дверь и проходит внутрь. Чем ближе он подходит, тем сильнее сжимается девчонка, чуть ли не втискивается в спинку дивана. - Варвара, - мямлит недоразумение. Волков бросает на меня укоризненно-обвиняющий взгляд. Так, как будто мне не насрать, так, как будто это я виноват в происходящем сейчас и в принципе во всех грехах сразу. Это выражение на физиономии главы Контроля меня веселит, и я позволяю себе улыбку, снова пропуская мимо ушей имя Куклы. - Очень приятно, - скупо кивает Волков. – Я… - мнется несколько мгновений, - психолог, - все-таки выдает. И теперь мне хочется заржать уже в голос. Ага, психолог. Мы оба знаем, какой именно он психолог. - У... У меня уже есть психолог, - затравлено бормочет хорошая девочка. Я чувствую, как сложно Гаду сохранять участливое выражение лица, как хочется ему поморщиться, усмехнуться, может, даже измениться. Но он сдерживается. Жаль. Волков опускается рядом с Куклой, вздыхает и меняется, заглядывая в перепуганное, бледное лицо. - С-с-с-мотри мне в глаз-з-за, - тянет Гад, и молочно-дымный туман окутывает его фигуру. Свет. Волков наконец-то перестал его прятать, научился его выпускать. Мне определенно стоит познакомиться с хозяйкой «Калифорнии» и с некоторых пор Гада. Зрачки Куклы расширяются до такой степени, что почти полностью поглощают радужку, с лица пропадает последний намек на румянец. Девчонка каменеет под взглядом Волкова, замедляется дыхание и сердцебиение. - Только не спали ей остатки мозгов, - бормочу, пересаживаясь из кресла за стол, поднимая крышку ноутбука – подарок Дашке так и не выбран. - Бес-с-с-покоиш-ш-шь-с-с-ся об инвес-с-с-тициях? Разговаривать с Волковым в таком состоянии то еще удовольствие… - Я бы не назвал ее инвестицией, - пожимаю плечами, - скорее, досугом на несколько дней.