— Вот тебе и весь выход работы спецотделов, что у нас, что у грушников! Итог, так сказать! — И снова посмотрел на Быстрова, ожидая комментариев. Быстров засопел, провел рукой по голове от затылка ко лбу, осторожно придвинул к себе папку с ДОР[233] «Грабли» и, вставая, с напряжением сказал: — Я работаю по эту сторону, а колдуны по другую, которую я не знаю и знать не хочу! Информацию приму к сведению. Помощник с сожалением посмотрел на Павла Семеновича, у него всегда образовывался интересный разговор с любым человеком, когда дело касалось экстрасенсов, а вот Быстров как-то резко отмел все это, словно была шелуха. Помощник и Быстров не знали, что в те дни, когда работали группы из секретных отделов паранормальной кинематики и воздействию, тот, кого они искали, — Вьюгин испытывал невероятное напряжение. Сослуживцы, которые иногда заходили в его кабинет, видели совершенно разбитого человека, часто и прерывисто дышащего, с каплями пота на лице и застывшими глазами. — Марк, ты бы шел домой! Смотри, на тебе лица нет! Заболел! — Ничего, как-нибудь перемогусь! — хрипел в ответ Вьюгин, а из глаз у него сыпались искры как раз в тот момент, когда в дело вступал Сафонов, и тогда он начинал громко декламировать Бомарше, пока не кончалась эта напасть. Что это было такое и как это можно было расценивать, Вьюгин не знал и не понимал, но догадывался, что в дело вступила тяжелая артиллерия секретных методик конторы. Помощник еще немного подождал комментариев от Быстрова, потом махнул рукой: — Да, идите, свободны! Когда предполагаете первые результаты? Быстров пожал плечами, неопределенно посмотрел на помощника и, откашлявшись, сказал, сам того не замечая, что начинает говорить и действовать, как тут поставлено в Москве: — Через день появятся первые наметки, проверка займет неделю в лучшем случае, а может, и две! Мне нужны журналы и отчеты «семерки»[234] по французам. — Делайте запрос в соответствии с вашим мандатом и получайте! Через неделю жду с первыми результатами! На запрос в Управлении наружного наблюдения ответили, на удивление, быстро. Быстров с удовлетворением осматривал стопочку документов, которая осталась после прихода офицера, который принес их в двух баулах, пытливо и настороженно осматривая Быстрова и кабинет. — А вы кто по должности? — все же задал этот вопрос пришедший, которому было совершенно непонятно пребывание этого довольно молодого полковника на этих этажах центрального аппарата. Начальник «наружки», выдавая документы, подготовленные для Быстрова, так и сказал, как бы между прочим: — Там, на олимпийской высоте этажей «верхушки» нашей конторы, им легко сделать нам неприятности. Вот и этот Быстров, не успел появиться там, а глубоко копает! Вот кто он такой есть? Старший лейтенант, получив документы и расписавшись, по дороге все же решил действовать не по правилам и все-таки спросить. — Советник в аппарате управления делами КГБ! Хотя не положено вам спрашивать, а мне отвечать. Поняли? — заботливо переспросил Павел Семенович. Офицер согласно кивнул, еще раз зыркнул по кабинету, остановив свой взгляд на груде подшивок иностранных газет и журналов, и ушел, унося в душе беспокойство от того, что так ничего и не получил от рискованного вопроса. Начальнику «наружки» на его немой вопрос небрежно сказал, что очень непонятный отдел, хотя полковник простой и нормальный мужик. Список прибывших новых сотрудников дипломатической миссии Франции был короткий, всего две фамилии, все с женами и детьми, все мотивированно заменили своих коллег по истечении срока контракта. Одного из списка, техника-ремонтника офисного оборудования, Быстров исключил сразу же, режим работы не позволял тому свободно распоряжаться собой. Заслуженный техник, так было помечено в его тонком деле, постоянно находился в здании посольства. Это с его легкой руки произойдет крупный конфликт в будущем, при его добросовестном исполнении своих служебных обязанностей. Это он через два года работы при серьезной поломке телетайпа углубится в своем дотошном ремонте так глубоко, что выявит подмененные конденсаторы с «жучками» внутри всех телетайпов для конфиденциальной связи посольства с Францией. Возникнет межгосударственный конфликт! Но это произойдет потом, а пока Быстров отсек его от сферы своих интересов. Второй был более интересен, и Павел Семенович начал с отчетов и журналов наблюдения за ним. Симон де Вельфер, секретарь посольства, карьерный дипломат с длинной родословной, привлек внимание Быстрова своими частыми вылазками в город в одиночку, оставляя жену и ребенка на квартире. Симон не пользовался машиной, а только кидал пятаки в метро и ехал, но ездил как-то бессистемно, по разным веткам, выходя неожиданно на какой-нибудь станции, а потом прочесывал окрестности, сверяясь с картой и путеводителем. Просмотрев все записи «наружки», Быстров исключил и этого естествоиспытателя, поняв, что молодой человек хочет досконально изучить город. Быстров знавал такую категорию людей, которые стараются облазить все окрестности, все закоулки для собственного, совершенно непонятного ему самоудовлетворения. Активное наблюдение было поставлено за ним ненадолго, всего на несколько дней, и теперь просматривали его лишь иногда. Дипломат ничем не проявил себя и не представлял большого интереса для ВГУ[235]. Быстров дважды просмотрел все материалы и отложил в большой задумчивости в сторону. «Неужели Каштан ошиблась? — подумал он, вышагивая по пустому кабинету. — Этот француз подсунул ей то ли намеренно, то ли, сам того не зная, не ту наводку. Это можно понять, пенсионер-шпион не в структуре DST. Там могли, как всегда остроумно действуют французы, подвести эти сведения через него к нам. А мы съели! Я съел! Никого похожего нет в резидентуре посольства Франции. Обычные дипломаты, со своими странностями и манерой поведения!» Павел Семенович теперь и не знал, с какого угла заходить, понимая бесперспективность любой комбинации. Оставалось только снова поднять весь потенциал «семерки» и еще раз внимательно понаблюдать за этими новоприбывшими. Подготовив заявку и запустив в действие механизм, Быстров стал с нетерпением ожидать появления новых сведений, однако ничего интересного не поступало. Совсем впадая в уныние, Павел Семенович собрал все материалы наблюдения, сложил в отдельную папку и отозвал активное наблюдение. — Ну, и что скажете? — спросил помощник, прочитав рапорт Быстрова. — Там все написано! Нет связника! — глухо ответил вконец раздосадованный Павел Семенович. — Какие будут предложения? — помощник понимал состояние Быстрова, но правила преобладали над эмоциями. — Каштан сейчас в Канаде. Увидев, как вытянулось и напряглось лицо полковника, помощник подумал, что, наверное, не надо ему говорить пока ничего. — Да, наша отважная женщина сражается со «всадниками» и надломила криминальный мир Квебека! — пространно сказал помощник. — «Всадники» — это королевская конная полиция? — вопросительно сказал Быстров. — Молодая служба под негласным контролем северного соседа. Что говорит? — Последнее, что было от нее, это то, что она попала в сшибку между канадцами и американцами. Ее пребывание в стране показалось канадскому управлению безопасности двусмысленным и подозрительным, она на грани выдворения из страны! — И что понесло ее в Канаду? — удивленно поднял глаза на помощника Быстров. — Павел Семенович, странно слышать от вас такие вопросы! — Прошу извинить меня за нарушение служебной этики, но я вправе знать, что происходит с коллегой! Помощник оценивающе посмотрел на него, пожевал губами, бросил на стол ручку, с которой просматривал отчет, и сказал: — Сообщу только по вашему разделу. Она нащупала предателя, который был почти завербован там, в Канаде. А вот теперь проявился, как инициативник![236] Быстров и сам начал понимать, что DST заполучило предателя случайно. Тот сам вышел на них с предложением о сотрудничестве. Павел Семенович не сомневался, что в ход пошли старые связи, давнишние знакомства, в результате которых образовался устойчивый контакт. — Да, это понятно! А то, что он был в Канаде, сужает круг поиска. У меня образовалось несколько десятков фамилий, которые я смотрю, а теперь сократим их, если не на половину, то на треть, это точно! Когда Каштан передала эту информацию? — Сегодня! Вот поэтому я и вызвал вас на внеочередной доклад. Надеюсь, теперь дело пойдет быстрее! — Так она что, возвращается? — озабоченно спросил Быстров, вставая из-за стола. — Не думаю, что скоро! Там еще зависли некоторые дела. Разгребет и вернется! — Помощник махнул рукой, отпуская Быстрова. Павел Семенович вернулся к себе и придвинул папки с данными на коммерческих представителей французских фирм и концернов, аккредитованных в Москве. Он делал основной акцент в работе на посольских работников, откладывал на второй план коммерсантов, но теперь, после того как не удалось найти никаких компрометирующих или подозрительных действий в поведении посольских, он взялся за этих, как он мысленно называл, торгашей. Перебрав несколько папок, он наткнулся на самую тонкую, еще глянцевато-поблескивающую, совершенно не затертую, где и нашел, как ему показалось, то, что искал. В конце весны приехали только два представителя фирм: один — от объединенной группы заводов сельскохозяйственных машин и механизмов, который совершенно не входил в критерии поиска, и другой — Люсьен Гаспон, дело которого сразу же привлекло его повышенное внимание. Люсьен и Мари Гаспон с двухлетним ребенком прибыли на замену старейшего работника торгового представителя Франции в СССР, 65-летнего инженера-электронщика от концерна Thomson-CSF. «Справедливая замена, тридцатидвухлетний Люсьен заменил на посту старика, чей возраст превышал допустимые нормы. Это качественная замена! Ну, и что же этот Люсьен у нас делает первые дни, пока за ним был хороший хвост. Гуляет по Москве с женой и ребенком, заходит в магазины, пока старается ничего не покупать, а только приценивается. На третий день, вечером, наблюдатели зафиксировали его звонок по телефону-автомату в городе. Короткий, всего двадцать секунд, и он, смущенный, выходит из будки, разведя руки, как знак недоумения. Это хорошо видно на фотографии. Ошибся, вероятно, или так, от фонаря, набрал номер, чтобы проверить телефонную сеть в городе!» — Быстров смотрел запись за записью и старался понять мотивы поведения и психологию этого француза. «Так, на следующий день они гуляли в парке после посещения Черемушкинского рынка. Там купили овощи, фрукты и курицу. Долго торговались, пока не купили. Наблюдатели отмечают, что жена объекта проявила себя хозяйкой и сумела выторговать трешку за курицу. Погуляли по аллеям, потом устроились на солнце в центре. Решили позагорать. Из боковой аллеи выплыл пьяный бич, умилился картинкой семейного благополучия и подарил ребенку коробку конфет или зефира! Так, что именно преподнес? И в честь чего у бродяги завалялась лишняя коробочка зефира? Это какая-то липа!» — Вот те на! — вслух сам себе сказал Быстров и продолжил просматривать записи. Объекты общались на французском языке, очень бурно, бич даже декламировал что-то из французской классики, подняв руки и закинув голову. Несколько фотографий с одного ракурса показывали этот, как сразу же оценил Быстров, спектакль. «Ага, голову закинул и, вообще, долго нигде не фиксировал свое лицо. Случайно, или «дерганый», больной? Ни одной фотографии с различимыми чертами лица! Ну, прямо профессиональный оперативник на контакте, с точным знанием, что его визуально «ведут»! Так, куда он потом делся?» Павел Семенович не нашел никакого указания на этого бича. Был, покрутился возле французов и ушел. Куда ушел? Ответов не было. Тогда он на бланке управления делами КГБ подготовил запрос в командный пункт 7-го управления на Варсонофьевском переулке, «семерку», на уточнение деталей наблюдения. Отнес в управление делами КГБ, спустился пообедать, а когда вернулся, то, еще открывая дверь, услышал надрывные звонки телефона. — Быстров! — гаркнул он в трубку. — Вот тут мы получили от вас запрос… Что более конкретно интересует? — В трубке был то ли мужской, то ли женский голос, он так и не разобрал. — Какая бригада вела наблюдение? — Он продиктовал число и объект наблюдения. — Да, есть такие данные! Скоро он вам позвонит, и вы сможете задать все вопросы лично бригадиру. — Хорошо, я жду! — Быстров понимал, что встреча с секретными сотрудниками невозможна, оставалось ждать только телефонного разговора. К концу рабочего дня раздался долгожданный звонок. — Вы Быстров? — спросил мужчина. — Да, это я! — Мне сказали позвонить вам и сделать уточнения по поводу, как вы написали, некачественной «наружки». — А вы что, сможете прямо сейчас ответить? — засомневался Павел Семенович. — Да, я готов. Спрашивайте! — На другом конце телефонной линии образовалась глубокая тишина, только слабо, еле слышно звучали щелчки звукозаписи. — Меня интересует человек, который вошел в контакт с объектами. — Так, так! — В трубке было слышно, как зашелестели страницы. — Там было четыре объекта. Мамаша с ребенком, две бабульки на скамейке и обор ванный бич. — Вот этот бич меня и интересует. Вы его перекрыли? Воткнули связь в адрес? В трубке образовалась длинная пауза, потом было слышно по шороху, что микрофон зажали рукой, и бубнящие, неразличимые голоса, потом резко открыли трубку: — А куда? На ближнюю помойку? — Вот и я спрашиваю, на какую помойку вы его проводили? — Быстров понял, что бича никто, никуда не «повел». Его просто списали. — Что молчите?