Вот после этого все пошло-поехало, как в сказке. Валера сел за изучение языка и, к немалому удивлению Бернара и Валентины, уже через неделю мог вполне сносно объясняться. — У тебя, оказывается, выдающиеся лингвистические способности! — сказала Валентина, сама лингвист, окончившая Герценовский институт в Москве. — Еще побольше практики, и ты будешь лопотать, как настоящий парижанин. Прошло четыре месяца. Утром, выходя из своей новой квартиры, Ищи через улицу заметил наметанным глазом Егора Подобедова, который сидел в автомобиле рядом с интересной женщиной. В ближайшее бистро, куда Валера завернул выпить чашку кофе, Егор и эта дама пристроились к нему за столик. — Здорово, Ищи! Как обживаешься на новом месте? — спросил Егор, заказывая кофе себе и даме. — В целом хорошо, правда, есть неувязки кое-какие, но со временем они сотрутся. Какими судьбами здесь? — Да по работе все! — начал было Егор, но дама перебила его: — Это беда для многих русских. Я вас понимаю. Здесь надо побыть подольше, чтобы понять прелести французского образа жизни. А он неповторим. Даже если прерываешься на длительный срок, потом все как бы заново воспринимаешь. Вот как я! Выдернули на полгода в Краевой центр, и вот теперь вернулась, почти в одно и то же время с вами, но чувствую, что отвыкла. Надо по новой входить. — Так это, значит… — начал было Валера. — Да, совершенно верно. Мы с вами были там в одно и то же время и делали одну и ту же работу. Дора Георгиевна! — мило улыбаясь, сама представилась Каштан. Валера понял, что сейчас начнется главное, и не ошибся. — Можете звать Дора. Начнем работать на страну! Вы, как, не против? — сказала она, прищурив глаза от яркого солнца. — Да я что, работать не против, а вот в отношении страны давайте так, вы берете на себя эту тяжесть, а меня избавляете от этого. Не хочу я этого забубенного еще там, в СССР, выражения! Ну его на … — он остановился, не позволяя себе вольного матерного обращения при такой очаровательной женщине. — Да поняла я вас, Валера! Сейчас можете дать обзор криминального мира Франции, характеристики тех, кого уже знаете? — Дора Георгиевна хорошо помнила последние установки Центра. Раньше не было такого чрезмерного интереса к этому слою в обществе, зато теперь вдруг появилась эта попытка прорвать блокаду и попасть внутрь, к весьма интересной информации. Себе она объясняла это тем, что раньше не было подвязок с этим криминальным миром, зато теперь, с появлением своего агента, да еще с пономочиями, коронованного урки, появился целый пласт невыбитой информации, а значит, и новых возможностей! Правда, работать придется не ей, а вскоре должен появиться куратор от самого председателя. О нем перед отъездом коротко сказал помощник: — Установите там, в Париже, связь с Селимом, это такой теперь псевдоним у нашего уголовника, Валеры Ищенко. Затем подведете к нему постоянного куратора. — Помощник остановился, значительно посмотрел на нее и продолжил: — Куратор в ведении только самого Председателя. Вот его фотография! Сигизмунд! Там он будет проходить как Пьер Гаранше. Валера попыхтел, покряхтел, но написал два листа бумаги своим мелким, бисерным почерком и поставил подпись «Селим». — Ну да, все правильно! Спасибо, Валера, дальше будете работать с постоянным куратором, весьма знающим ваши дела человеком. Я подготовлю вскоре эту встречу. — Это кто ж такой? Что за погоняло[137] у него? — Нет у него воровского псевдонима, но он в курсе всех дел «верхушки»! — Не может быть такого никогда! Чтобы какой-то фраер знал о наших делах, да еще «верхушки»! Вы в своем уме?! — Тем не менее это факт. Сами проверите! Он и Зарю хорошо знает. — Что-что? Он знает дядю Витю! Так, значит, это ваш кадр меня подпилил! Ах, дядя Витя! — мрачно воскликнул Валера, думая, что вот и пошла «потеха». — «Лишь бы не часто, — подумал, — успевай только отписываться, что этим, «конторским», что «обществу». — Тебя не особенно дергают твои! Всего одна отписка за месяц! — весело, прищурившись, сказал Егор. — А вы и тут сечете? — мрачно спросил Валера, хотя знал их ответ наперед. — «Общество» пока ничего с меня не требует, а вы уже взялись! — Ладно, Валера, всему есть своя цена. Твоя цена за свободную безбедную жизнь одна: работать с нами! Так что, плати по законам буржуазного общества! Знаешь анекдот про старика и золотую рыбку? — Рассказывай! — Спросила рыбка, чего хочет старик, а он ответил, что хочет быть Героем Советского Союза. Вмиг он очутился в гуще войны, на переднем крае с гранатой в руке перед четырьмя немецкими танками! Вот такое исполнение желаний! Как и у тебя, дорогой мой парижанин. Все дается не так просто. — Да, ладно тебе мякли мне вешать! Не хочу быть «Героем Советского Союза», хочу просто жить! — Валера понял смысл не анекдота, а того, что хотел этим сказать Егор, и от этого взъярился. — Сам знаешь, если читаешь мои отчеты, что начинаю потихоньку создавать то, о чем договорились там, в Москве. Мне люди нужны, а их нет. Мы пока вдвоем с Надей. — Люди будут! Обещаю! — Егор подмигнул Валере и пошел к машине. Заключение Февраль 1978 года. Вашингтон. Главный советник президента США по военным вопросам, министр обороны США Гарольд Браун, в прошлом ученый-ядерщик, ранее работавший в Ливерморской лаборатории, второй раз читал материалы. Первое прочтение, просмотренное им бегло, перед заседанием Специального координационного комитета Совета национальной безопасности США, ужаснуло его, а изучение более внимательное, с выделением вопросов, которые он считал наиболее опасными, нарисовало перед ним мрачную картину в его хозяйстве. В вопросах противостояния с Советским Союзом он, опытный физик-ядерщик, хорошо понимал, что означала ядерная оснастка и ДОРА[138] этого супероружия русских — сверхдальней гиперзвуковой крылатой ракеты «Болид», описанная в записке ЦРУ. Прибыли «маленький поляк», Збигнев Казимер Бжезинский, университетский профессор, ставший одним из самых влиятельных людей в стране, государственный секретарь США Сайрес Вэнс, приверженец «новых рубежей» и ортодокс агрессивным взглядам Бжезинского. Директор ЦРУ адмирал Стэнсфилд Тернер, одноклассник президента США по учебе в Аннаполисе, которому он доверял настолько, что упразднил работу Консультативного совета президента внешней разведки (PFIA). Четырехзвездный адмирал, «суперпризрак», как называли его некоторые за безудержное переоснащение спецтехникой ЦРУ, включая самые новейшие продукты, на деле, прекрасно разбираясь в технических вопросах, он на рациональной основе поднял уровень разведработы на самую высокую, недосягаемую ни для кого в мире ступень. Прибыли еще трое участников — председатель Объединенного комитета начальников штабов и двое наблюдателей: министр юстиции и директор АНБ. Ждали только главу Совета безопасности. Президент Джимми Картер вошел в зал заседаний, оглядел присутствующих, отметив про себя, что расселись все по своим политическим устремлениям, и, откашлявшись, начал: — Господа, мы собрались, чтобы услышать ваши мнения. Прежде всего меня интересует степень опасности для страны, возможные варианты противостояния и степень последствий… Ну, вы понимаете, в случае применения! — последнюю фразу он сказал, уже усаживаясь в председательствующее кресло. Создалась молчаливая пауза, которую нарушил министр обороны: — Оружие серьезное и неожиданное для нас. Эти крылатые гиперзвуковые ракеты могут протыкать нашу ПРО, как иголки ткань. Большая степень защиты навигационных приборов и новейший способ наведения на цель по радиолокационным картам, учитывая продвижение снаряда на высоте 15 миль. У нас пока нет активного средства подавления. Министр обороны открыл папку с материалами, полистал и нашел нужную страницу: — Боевая часть — термоядерная АА-19 с зарядом «910» и мощностью до 300 килотонн или ядерная АА-81, масса 528 кг. Опасный и мощный заряд, к тому же учитывайте, что летит не одна или две, а происходят залповые выстрелы с подводных лодок, тяжелых бомбардировщиков и с земли. Эта туча на сверхзвуковой, порядка 3 Маха и выше, скорости спокойно достигает наш континент и распределяется по городам для нанесения точного удара. Их много, они хорошо защищены, у них точные цифровые радиолокационные карты нашей местности, они сами управляются своим интеллектом. Спутники каждые 36 часов обновляют карты. Туча мрака опускается на страну! Президент мрачно смотрел на министра обороны, потом перевел взгляд на остальных участников встречи. — И почему такое произошло? — задал он вопрос, который опять повис в тишине. Госсекретарь, поерзав на месте, решительно сказал: — Мы сами открыли им путь. Наши предложения по ОСВ-2, которые резко отличались от договоренностей с прежним президентом, были не приняты русскими. Кроме всего прочего, там имелись важные приложения о крылатых ракетах, где говорилось, что они выносятся за скобки и будут рассматриваться через три года в дополнительных вариантах, как приложение к договору ОСВ-2. Иными словами, пока не заключим этот договор, решить вопрос по стратегическим крылатым ракетам невозможно. «If you pursue two birds with one stone, you will not catch a single one», «Если вы преследуете двух зайцев, вы не уловите ни того, ни другого». — Выходит так, что мы сами себя загнали в ловушку? — задумчиво произнес президент. Он хорошо помнил свои зимние письма к лидеру Брежневу, где, под нажимом «ястребов», которые воспользовались его романтическим представлением о всемирном разоружении, заложили эту бомбу в яму, вырытую собственными руками. — Единственный выход — это завершать переговоры подписанием ОСВ-2 и в дополнительных приложениях решить этот сложившийся дисбаланс сил! — госсекретарь сказал это, покосившись на Бжезинского, который сидел неподвижно, только жевал губами, как он всегда делал в минуты нервного напряжения. Президент упорно смотрел на него, словно пытаясь прочитать мысли, которые прокатывались в его мозгу. Тот медленно начал говорить, ни на кого не глядя: — Признаю! Они вынудили нас срочно завершать переговоры и заключать этот договор. Мы не добились того, что закладывали в переговорный процесс, наши задачи жесткого прессинга на русских уперлись в препятствие, к счастью, преодолимое. Надо быть реалистами и представлять себе, что, проиграв одну схватку, не значит проиграть сражение в целом, у нас еще все впереди! — с нажимом на последнюю фразу проговорил Зигмунд Бжезинский. — А что скажет автор этого вопроса? — обратился президент к директору ЦРУ. — Мы можем доверять этим сведениям? Стэнсфилд Тернер, как всегда в морской военной форме, поправил рукава рубашки, откинулся на спинку кресла и уверенно сказал: — У меня нет сомнений в достоверности этой информации, которую любезно предоставили нам коллеги из Франции. Они получили эти документы из двух источников, что уже само по себе говорит о точности. Любопытно, что действия профессионального «полевого» оперативника продублировал криминальный гангстер, — он оглядел присутствующих, и, видя их ошеломленные лица, продолжил: — Который в частном порядке от концерна получил это задание и с блеском его выполнил, сумев вырваться из коммунистического плена силами местных контрабандистов из Ленинграда, и сейчас находится во Франции. Что касается французских оперативников из «External Documentation and Counter-Espionage Service», SDECE, которые получили эти материалы непосредственно от завода и их конструкторского бюро, надо отдать им должное, французская разведка и аналитика всегда была и остается лучшей в мире. К примеру, вместе с документами мы получили аналитический меморандум, где делается прогноз о том, что русские введут свои войска в Афганистан, а этот факт заставляет нас поторопиться с подписанием договора, сами понимаете, что произойдет после ввода их войск и каково будет их положение в мировой политике. — Интересные, но страшные вещи вы рассказываете, адмирал! Так что вы предлагаете? — президент постучал костяшками пальцев по столу. — Здесь и сейчас. Директор ЦРУ обменялся взглядом с госсекретарем Венсом, встал и заявил: — Надо начинать форсировать переговоры по ОСВ-2. Вернуться к владивостокским договоренностям, снизить наши требования, приглушить и, не умаляя достоинства, подписать не позже лета 1979 года! — Он оглядел всех за столом и добавил: — Осень, возможно, принесет новые проблемы. Бжезинский откинулся на спинку кресла, слушая директора, и в нем начинали бушевать страсти, однако, хорошо зная работу на политической сцене, сдержался. Решение было принято, и дипломаты, поддернутые новыми распоряжениями из госдепа, устремились в Женеву. Апрель 1978 года. Москва. Весна в Москве долго не наступала по-настоящему, было холодно, лежал снег, который все валил и валил, дворники не успевали чистить тротуары. Сербин сидел один в кабинете и постукивал пальцами по крышке стола, ожидая звонок телефона. — Сербин! — внятно сказал он в трубку и услышал голос Брежнева. — Здравствуй, Иван! Молодец, задачу выполнил! Вот пошли первые положительные результаты. Не знаю только, радоваться или огорчаться? — Здравствуйте, Леонид Ильич! — бодро ответил Сербин. — Не совсем понял о радости. — Не понимаешь? Я про «Болид». Сербин на секунду призадумался, как лучше ответить генсеку, и выпалил в трубку: — С «Болидом» продолжим, он еще сырой. Года через три, а может, позже, вот тогда это будет в кондиции. Так что жалеть не о чем. — Вот и Юра также думает. Зато начали ускоренно двигаться к подписанию договора, а это много. Прими мои поздравления! Можешь передать от моего имени Рябову. — А почему это должен сделать я? Он же Секретарь ЦК, а я простой начальник отдела! — Рябов уже тут начал себя сомнительно вести! Пригласил к себе Щелокова и целый час ему читал нотации, как школьнику, о борьбе с преступностью. Это как! Правильно говорил Дмитрий, что на оборонку не так-то просто найти человека. А Рябов привык иметь дело со своими танками на Уралмаше, вот и прет, как танк, везде. — Брежнев остановился, вспомнив, как к нему тогда в кабинет влетел разъяренный Щелоков, и скольких трудов ему стоило успокоить своего старого друга. Про себя он тогда решил, что Рябова надо убирать из ЦК и переводить куда-нибудь на министерство или в какой-нибудь совет, раз уж выдернул его из провинции. — Значит, Иван Дмитриевич, по нашему «Болиду» решили? — Да, Леонид Ильич, работы продолжим. Разговор на этом закончился, а Сербин с тоской посмотрел на дело, которое так и лежало у него на столе, «Болид». На душе была какая-то тяжесть, словно потерял близкого.