— Господин полковник, ваша оценка ситуации и прогнозирование развития хода противостояния мне понятна, и я целиком разделяю их, однако как быть с законами стран, которые были нарушены вами. Их никто не отменял, и исполнять их — моя прямая обязанность. — Компромисс всегда существует. Мы же люди, а не механизмы, которые тупо выполняют те функции, которые им заданы. А если так, то надо найти его и применить к нашему делу. — Вы хотите компромисса, и, если я не права, вы меня поправите, но я предполагаю, что ваш компромисс — это получение прибора и свободы, мы же получаем ваши прогнозы на развитие событий в мире, а я получаю срок в тюрьме вместо вас за нарушение закона. Все довольны. — Не совсем так, — он потушил сигарету, заглянул в полупустую пачку, вздохнул и продолжил, — вы сможете получить мою вербовку как агента, документированную и протоколируемую по всем формальным правилам. Я ухожу с прибором, вы нейтрализуете моих помощников, у вас появляется значительный источник в SDECE. От меня в НATO получают подтверждение в виде материального прибора. Ваши ставки на переговорах растут, и Варшавский блок получает подписанный договор ОСВ-2. — Это интересно, однако требует согласования и получения необходимых полномочий для меня. — Каштан медленно произнесла эти слова, напряженно обдумывая сложившуюся ситуацию. Этот полковник, как в воду глядел, повторял всю ту конструкцию, которая была задумана ею. Полномочиями она обладала, консультации в это время, а уже была глухая ночь, она могла получить, если только звонить напрямую «Ивану Грозному». Она знала, что он добился того, что ему на дачу поставили «кремлевку» и его можно было найти в любое время суток. — Делаем перерыв, попрошу принести вам еду и сигареты, а я скоро вернусь. Да, вот еще такой вопрос! Француз поднял голову, улыбнулся ей, покачал головой и сказал то, что она меньше всего ожидала: — Хотите услышать от меня, почему легко иду на вербовку? Этот французский шпион словно угадывал ее мысли, она хотела спросить его именно об этом, но в другой форме. — Отвечаю вам чистосердечно. Это задание — мое последнее задание, я ухожу из разведки. Удачное завершение с вашей помощью принесет мне многое. Потом, после выхода на пенсию, какое-то время буду вам полезен, постепенно надобность во мне отпадет, и я стану совсем свободен. Дора Георгиевна кивнула в знак того, что хорошо поняла его, встала, подошла к двери, постучала и вышла. Вернувшись в приемную, она прошла в ТО для срочной связи с Москвой. Было только пять часов утра. К полудню шифровальщик принес ответ из Инстанции. Сербин и помощник Ю. В. Андропова положительно оценили ее действия с резидентом французской SDECE и давали «добро» на дальнейшее продолжение операции, отдельно шла санкция на проведение действий по вербовке, а затем продолжить работу с ним в ФРГ, после окончания операции «Тор». Каштан вздохнула с облегчением, когда получила этот приказ, достала фотоаппарат, сделала снимок. Себе она могла признаться, что в самом начале операции какое-то время сомневалась в истинности задач, поставленных перед ней, но теперь все установилось, и никаких колебаний в действиях не было. Она вспомнила про подмигивание Сербина, и теперь стало ясно, что это был как бы условный знак, означающий: верь всей этой мистификации, но не забывай, что это такое на самом деле. Проведя заключительный этап операции в Берлине, она вылетела военным транспортным самолетом в Москву и уже вечером докладывала на Старой площади. Закончив свой отчет и ожидая в приемной решения, которое принимали в кабинете Сербин и помощник, она почувствовала неимоверную усталость, внезапно навалившуюся на нее. Тряхнув головой, она подошла к секретарю и попросила еще чашку кофе. Женщина-секретарь, окинув ее опытным взглядом, предложила сходить в буфет и там перекусить, а в случае вызова за ней подойдут. Дора Георгиевна отказалась, боясь потерять нить последовательности своих действий, которая держала ее в состоянии напряжения, такое было с ней несколько лет назад, когда элементарное отвлечение и потеря той самой нити привели к провалу операции, после которой она с трудом смогла отчитаться перед Центром. Выпив чашку кофе, она снова присела. Минут через пять секретарша показала ей глазами на дверь. — Вот что, Дора Георгиевна, — начал Сербин, оглянувшись на помощника, который кивнул, подтверждая, — это неплохо, благодаря нашим предостережениям немецкая служба сработала хорошо, ваше последующее вступление в игру позволило провести до конца нашу линию. За это вам будет вынесена благодарность с занесением в личное дело. Помощник встал после этих слов и пожал ей руку. — Откуда у немцев такая возможность по линии «Х»? — Каштан взяла в руки материалы и вопросительно посмотрела на помощника. — Не имею права говорить, но вам все же немного выдам, — он поправил галстук и воротник рубашки, потом расстегнул верхнюю пуговицу. В Москве осень была удивительно теплая. — В ФРГ была создана организация «Ко-Ко», «Группа коммерческой координации», которую учредил генерал Штази Х. Фрук и которая напрямую подчинялась Э. Мильке, министру госбезопасности ГДР, вместе с руководством Главного разведывательного управления Штази. Руководил «Ко-Ко» Шальк-Голодновский. Вот как лихо работают немецкие ребята из нашего лагеря. Помощник хоть и не имел права сообщать эти сведения Каштан, а тем более об их более глобальных делах, однако был благодарен случаю за тот вопрос, который она задала. Эта и более подробная информация должна была быть в перспективном плане, как они решили в руководстве судьбу полковника Каштан, после завершения операции «Тор», донесена ей позже, а сейчас он показывал ей только верхушку айсберга. Он был доволен, как планировалась дальнейшая судьба этой супершпионки. — Кроме проведения разведывательных операций эта организация занимается зарабатыванием валюты для режима руководителя ЦК СЕПГ[131]. Специальные люди генсека партии Э. Хонеккера втихую «продают» Западу диссидентов и проводят банковские трастовые финансовые операции с валютой, лежащей на зарубежных счетах СЕПГ, ну… — помощник быстро глянул на Каштан, оценивая реакцию на сказанное им. — Вот вам пример одной из самых успешных операций — заброска в 1958 году офицера по особым поручениям из Министерства безопасности ГДР. Главная задача, которая была поставлена нелегалу, — вербовка сотрудников предприятий ВПК. По легенде он был беженцем, спасающимся от преследований восточногерманских властей. Попав в ФРГ, он сначала обосновался в Гамбурге, а в 1963 году переехал в Мюнхен. Там он знакомится, а через какое-то время женится на секретарше одного из руководителей концерна «Мессершмитт-Бёлков-Блом». — Да, я знаю специализацию Штази по проведению «сладких» вербовок. — Каштан усмехнулась, а помощник кивнул и продолжил: — Этот агент и его жена передали разведке ГДР чертежи и подробное описание противотанковых ракет, а также планы по стратегическому планированию НАТО до 2000 года. Другая знаменитая семейная пара, Р. Рупп и А. Боуэн, более известные как Топаз и Бирюза. Они добыли более 10 тысяч сверхсекретных документов. Боуэн работала секретарем в британской военной миссии при НАТО, а Рупп в управлении международной экономики НАТО. По утверждению следствия, их шпионская деятельность могла стать причиной поражения НАТО в войне со странами Варшавского Договора. — Так они дают к нам в Управление «Т» хоть часть материала? — Еще как дают! Догоняют и дают! — весело рассмеялся помощник и сказал загадочную фразу: — Да это вы и сами в скором времени поймете, когда будете разбираться. Каштан вопросительно глянула на помощника, но тот уже встал и подсел к Сербину. Дора Георгиевна, не выпуская из головы эту загадочную фразу помощника Ю. В. Андропова, вернулась к положению дел в Крае. — По стажерам из Франции у вас полный отчет, и я думаю, что не так долго осталось ждать, когда они получат нашу разработку из «КБхимпром». У нашего внедренного агента идут полным ходом мероприятия по подготовке объекта, который, как они думают, сможет все вытащить. Скажу вам откровенно, я не могу понять, на что рассчитывали там, в SDECE, когда наворачивали такой замысловатый план для начальника отдела труда и заработной платы, который, по их мнению, должен был сработать? — Не иначе как на нас! — озорно сверкнув глазами, сказал помощник и расхохотался. — Кто, кроме Ивана Дмитриевича, сможет дать разрешение на стягивание всех сверхсекретных материалов в одно место, в отдел труда и заработной платы! Это он погрозил пальцем и сказал, что поддержит в Госплане и Совмине увеличенные нормативные расценки только после веского обоснования по каждой операции, каждой детали и узлу, по сборочным цепочкам и прочее! Выйти на секретные материалы таким образом, это не французская остроумная разработка! Это наша идея! Ведь скажите честно, Иван Дмитриевич, этот ваш план уже приносит свои плоды? Какие там результаты? Сербин сердито засопел и полез в стол, откуда достал и зачитал вслух докладные из «КБхимпром». — Вы понимаете, что там все на грани остановки работы над проектом, рабочие, сборщики, конструкторы, инженеры подают на увольнение, некоторые отделы уже начинают протест в виде «итальянской забастовки», знаете, приходят на работу, но ничего не делают. Этот ваш начальник ОТЗ так закрутил гайки, так умело пользуется нашими постановлениями в области экономики, что там уже все на грани! — И что думаете делать? — Я разрешил им пересмотреть расценки, пересчитать коэффициенты исходя из реальных чертежей и технологических схем. Такая ситуация впервые сложилась на моем веку, но такие действия вынужденные! Глава 4. Краевой центр. Завербованный начальник ОТЗ начинает действовать. Предзабастовочное состояние на «КБхимпром». Срочное совещание и принятие решений. / Поддержка Октябрь 1977 года. Краевой центр. План мероприятий, предложенный французами по дестабилизации производства и который Дора Георгиевна контролировала на месте и отправляла рапорты о состоянии дел еженедельно в Москву, начал действовать незаметно, все убыстряясь и убыстряясь. Внешне все шло, как обычно, однако опытный Виктор Ефимович уже со второй недели уловил надвигающуюся катастрофу. Сам он, работая с потоком накладных, разнарядок, сводных отчетов, на какое-то время переставал думать о том страшном, что произошло с ним, но когда бумажный вал иссякал, мысли опять врезалась в голову, и тогда становилось невыносимо. Открыв дверь кабинета и сам не сознавая того, пошел по коридору в сторону особого отдела, через несколько КПП, где предъявлял свой пропуск высшего доступа. Вдруг до него дошло, что не в ту сторону идет, теперь он под защитой москвичей! Не доходя нескольких метров до страшной двери особого отдела, Виктор Ефимович свернул в сторону и вошел в лифт. Там он поднялся на четвертый этаж, прошел тамбур с охранником в сборочный цех. Вдоль длинных столов, за которыми сидели мужчины и женщины, которые проделывали изо дня в день одну и ту же операцию, он добрался до кабинета начальника цеха, пожал руку и сказал: — Просматривал в пятницу данные моих учетчиков по вашему цеху, так они выявили две нулевые операции, которые мы изымаем из реестра операций. Мое распоряжение получите сегодня. Начальник сборочного цеха словно оцепенел, слушая Виктора Ефимовича, мало того, что сказанное им вносило очередное понижение заработной платы его людям, так еще и то, что сам начальник отдела пришел в цех к нему, чтобы сообщить эту неприятную новость. Все это привело его в полное замешательство. Никогда не было такого, а если случилось, значит, есть что-то более существенное, то, чего он не знает, но оно есть, и это грозит большими бедами, чем то, что прозвучало в коротком высказывании начальника отдела труда и заработной платы. — Скажите, Виктор Ефимович, это что, только начало или на этом все закончится для нас? Вы же сами поймите, новое задание, да еще в такие короткие сроки, да еще с массой переделок, которые каждый день приносят разработчики, а перестройка всего процесса, когда сборщики курят в курилке полдня, а потом начинают все сызнова, с чистого листа. Это будет внесено в расчеты или это так, производственная необходимость? Люди-то как? У меня уже уволились две сборщицы и один сборщик, где я буду набирать новых, если попасть сюда могут только после доскональной проверки в особом отделе, а они там не торопятся, они на окладе, а мои сборщики сдельщики. Это как решить? Виктор Ефимович сразу же ухватился за эту мысль и коротко сказал начальнику: — Пишите докладную на необоснованную задержку при приеме на работу, а копию в секретариат. И не тяните с этим, а прямо сейчас. Виктор Ефимович вышел в цех, чувствуя на себе взгляды сборщиков. Завернул в отдел военной приемки, постоял там, приглядываясь к военпредам, которые ставили на испытательные стенды готовые блоки, снимали данные, вносили их в сопроводиловки и аккуратно ставили в армейские зеленые деревянные ящики, те же, которые не прошли приемку, — складировались в углу на столиках. Виктор Ефимович прикинул в уме, и получалось, что выбраковка была почти вполовину от всего объема. Военпреды искоса поглядывали на него, потом, вероятно, старший подошел, сказал ему и выразительно показал на дверь, на что он пожал плечами и вышел из лаборатории. Начальник цеха уже стоял с листами бумаги, которые протянул Виктору Ефимовичу, тот внимательно прочитал текст, хмыкнул, покрутил головой и сказал: — Ладно, давайте так повернем! Несите в секретариат. Попрощавшись, он теперь уже ясно видел, как осуществляется план дестабилизации. Накануне у него состоялся неприятный разговор с заместителем директора по науке, который совершенно четко и ясно дал ему понять, что работа его отдела труда и заработной платы вызывает беспокойство. Доктор физико-математических наук, дважды лауреат Государственных премий, он понимал ситуацию, в которую попал после неожиданно свалившегося на них задания ВПК по крылатой ракете. Мало того, что было трудно выполнить в те сроки, которые были установлены, так еще и внутренние проблемы начали возникать на ровном месте. Система оплаты труда всех групп проектировщиков, технологов, конструкторов, сборщиков, сформированных на эту цель, получалась если не совсем мрачной, то, можно легче сказать, неперспективной. Этот объем по новой номенклатуре, конечно, укладывался в рамки КБ, но создавать компромиссный снаряд с новыми «движками», напичканный по новейшей цифровой технологии «чипами» и «кристаллами», частично вывезенными из-за рубежа, частично комплектующимися из Зеленогорска, как считал зам. директора по науке, — совершенно новое направление в развитии КБ. Специфика самого изделия позволяла Виктору Ефимовичу активно продвигать план, предложенный стажерами-аспирантами, но заместителей по науке и по материально-техническому снабжению еще надо было убедить в правомерности всех проводимых им мероприятий и только потом обрушить все на генерального директора. Первое начисление заработной платы всем занятым на разработке и производстве после приведения в действие плана привело к серьезным конфликтам, профсоюз заявил категорический протест, а на планерке руководства КБ Виктор Ефимович получил первое предупреждение, и теперь, после усиления действия плана по дестабилизации, собираются новые громы и молнии на его отдел. Октябрь 1977 года. Краевой центр. Генеральный директор «КБхимпром» слушал председателя профсоюзного комитета и не мог поверить, что вот таким образом, как описывает председатель, они находятся в предзабастовочном состоянии. Отдел труда и заработной платы методично, день за днем, снижал расценки на стоимость труда в операциях по всем изделиям, но особенно значительными они были по их последнему государственному специальному заказу, по крылатым ракетам сверхдальнего действия. Председатель профкома уже сказал все, и теперь они ждали секретаря парткома, который еще не вернулся с планерки в Горкоме КПСС, но уже был на подходе. В дверях замаячила фигура секретарши директора, а за ней уже виднелся секретарь парткома. — Я вхожу, вот видите, как они нас гоняют на планерках, почти полтора часа! — Секретарь парткома прошел через кабинет и сел напротив председателя профкома. — Ну вот, давайте мне коротко доложите! — он повернулся к профсоюзнику. — Положение сложилось аховое, люди вот-вот начнут серьезно возмущаться, а может, и бунтовать даже! — этими словами председатель профкома закончил повтор того, что он уже сообщил директору. В кабинете повисла напряженная тишина, директор снял трубку и попросил принести чаю для всех. — Давайте пригласим начальника отдела, который режет расценки, выслушаем его доводы и будем вместе думать. — предложил секретарь парткома, взял принесенный чай и принялся шумно отхлебывать. Директор отдал распоряжение секретарю, и они молча пили чай под ритмичные прихлебы секретаря парткома, пока дверь не открылась и в кабинет вошел Виктор Ефимович. Он остановился в дверях, не зная, куда ему идти. Тройка руководителей института внимательно оглядывала его, наконец директор, буркнув вроде приветствия, указал ему на стул в конце длинного стола заседаний. — Вы знаете, какое положение складывается у нас на производстве? — спросил он его, когда тот неудобно сел на краешек стула. — Вы понимаете, что происходит? — Ну да, понимаю. Такие мероприятия производятся регулярно по распоряжению министерства в целях поднятия производительности труда и экономии бюджетных средств. И не только нашего министерства, но и Госплан спускает нам такие же бумаги. За последние шесть лет это уже третья переоценка, мы крыжим не все подряд, а только наиболее непомерно раздутые расценки. Это наша работа, и мой отдел хорошо справляется с поставленными задачами. Последние слова прозвучали настолько вызывающе, что секретарь парткома, отставив чай, достал платок, громко высморкался и начал вытирать им же лоб, нос, рот, явно выигрывая время, чтобы услышать мнение директора, но тот сидел молча и только слушал. — Так вот, уважаемый Виктор Ефимович, мы здесь собрались, чтобы предотвратить катастрофу, которая создана вашим отделом! — начал профсоюзник, поглядывая на директора и секретаря. — Вместо повышения производительности труда мы имеем огромный процент брака, недовольство всего персонала, а это недовольство уже перерастает в социальную напряженность. Здесь, у нас, собраны самые высококвалифицированные кадры. Все они пришли к нам отовсюду, зная, что у нас высокая заработная плата, интересная работа в отличие от конвейерной или многосерийной на других предприятиях. Там гонят продукцию, а у нас предполагается творческая, почти акробатическая техника и голова. А что мы имеем на сегодня? — Виктор Ефимович, — заглянув в папку и найдя его личное дело, сказал директор, — вы конечно же правы, так настойчиво и жестко проводя линию министерства и Госплана, однако, насколько мне известно, существует система согласований и кассаций, которыми активно пользуются все ОТЗ в отличие от вашего. Вот вы хоть одно согласование по поводу снижения расценок отправили в министерство? — И не одно, а каскадом, по всем участкам нашего производства, вот, можете посмотреть! — он достал из папки толстую кипу сколотых бумажек и поднес их директору, тот быстро проглядел, передал остальным. — Вот ответы! — И еще одна кипа подколотых бумажек попала на стол директора. Тройка долго, переглядываясь, перебирала переданные бумаги, пока Виктор Ефимович, сидя в отдалении, пил свой чай, любезно принесенный секретарем. — Ну, так что же, выходит все правильно, — директор не знал, что сказать, — здесь такая же логика, как и в математической формуле или физическом законе, но это же не математика и не физика, это — жизнь, и тут не может быть такой прямой логики. Есть же варианты или возможности!