— Получите! — коротко сказал Валера. — Будем готовить дело. — Вот что, — призадумался Бернар, потом, словно решившись на что-то, вытащил из внутреннего кармана бумажника небольшую фотографию, — я вам хочу передать фотокопию первой страницы одного документа, который у меня с собой. Это очень секретный документ, может быть, он пригодится вам в случае торга, может быть, для придания значимости, может быть, еще для чего. Кто знает! Я должен был воспользоваться этим на свое усмотрение, но теперь думаю, что его лучшее применение — это передать вам. Валера посмотрел на мелкий шрифт, да еще по-французски, попросил Валю точно перевести и записать на обороте фотографии. Засунул ее в боковой кармашек записной книжки. Бернар продолжил говорить, а Валентина переводила, поглядывая: — Надо будет отвезти все в Москву и передать в посольстве одному человеку, который и организует отправку. В Москву надо везти или тебе, или Наде. Валера помолчал и решительно заявил, что это он обдумал уже давно, и вот теперь потихоньку открывал свои наработки: — Переводи! Готовить такой скок — дело не простое. Сейчас, завтра или через неделю я не готов! Когда будет полная уверенность в фартовом завершении, тогда и приступим. — Нельзя сильно затягивать, деньги уже лежат в банке! — мрачно заявил Бернар, с недоверием поглядывая на Валеру. — Все материалы я повезу с собой. Во Франции, я об этом скажу позже, меня встретите вы все вместе, Надя, дети, ты и Бернар. В Марселе! Туда придет пароход из Ленинграда. Название судна я сообщу позже, а вы, когда я буду готов, подтвердите, что есть потребность в документах и оплата состоится. Ваш номер телефона в Париже у меня здесь! — он притронулся ко лбу. — Накануне я буду звонить и скажу, что продается коллекция почтовых марок, вы должны будете ответить, если все в силе, фразой «Подтверждаем приобретение». Если все лопнуло, говорите: «Уже купили нужную коллекцию». Все! Валя переводила Бернару, а тот кивал, подтверждая, потом спросил: — Как будем встречать и где? А главное — когда? — Когда позвоню вам в Париж, у меня будет обозначен пароход. Я его назову вам. Следите за прибытием, потому что на следующий день, рано утром, мы выйдем на берег в предместьях Марселя, где вы и будете ждать с фургоном. Где именно, надо договориться сейчас. — Ты уже все расписал! Даже пароход. Почему только на следующее утро? — спросила Валентина. — После таможни мы выйдем из схрона, нас заберут болгарские контрабандисты и отвезут в открытое море на несколько часов, чтобы полностью скрыть наше прибытие. К утру привезут туда, где договоримся. — А материалы? — перевела вопрос Бернара. — Только после получения «верняка» по деньгам, я отдам часть, а после получения денег — все до конца! Вы собирались в обратный путь вместе с Надей и детьми? Я знаю, что у нее уже готова виза, деньги она поменяла в Госбанке, когда встречала вас в Москве и заказала там билеты на всех, целое купе в вагоне. Вы туда приедете и будете ожидать моего появления. — А если ты не появишься, не сможешь? — Этот вопрос мной решен, и я попаду во Францию вместе с бумагами, не беспокойтесь, здесь все на мази. Главное, чтобы меня вы там ждали и те, кому нужны эти дела. С деньгами! Валера видел, как облегченно вздохнул Бернар, когда жена перевела ему. Он просиял и горячо заговорил. — Он говорит, что такое решение будет самым лучшим и надежным, такая уверенность в тебе, что он не сомневается в успехе. Сейчас он передаст то, что приготовил по этой операции. Они свернули и присели на скамейку в беседке, Бернар достал из сумки сверток, который развернул на коленях у Валеры. Там была миниатюрная фотокамера, несколько блоков кассет и лежала пачка бумаг, запаянных в целлофан. Валя переводила, а Бернар демонстрировал, как необходимо обращаться с фотоаппаратом. Валера смотрел, ничего сложного не было, конструкция позволяла удобно держать в руках и быстро перезаряжать. Он сам взял в руки, подержал, прикинул и положил на место. Бернар придвинул к нему, затем, многозначительно округлив глаза и вздернув брови кверху, показал на запаянный в целлофан документ, переданный ему профессором. Валера вопросительно посмотрел на него, кивнул и положил в спортивную сумку. — И еще я передаю аванс на подготовку! — сказал Бернар, достал из внутреннего кармана пиджака пачку долларов и передал Ищи. — Мы больше не рискнули провозить через границу! — добавила Валентина. Валера взвесил на руке пачку и безразлично положил в карман. — За это спасибо! Это по делу! Там, в Париже, из моего аванса дадите Наде. Ну, давайте прощаться, может, больше не увидимся здесь. У нас, как говорится, все, как в Париже, только дома пониже, да асфальт пожиже, а встреча будет только там, за бугром. Ну, прощайте! — махнул рукой и пошел к остановке троллейбуса. Теперь, после ночного разговора с Зарей, в мыслях стало свободнее, исчез гнет от воровской верхушки. Зависеть от их решения Валера не хотел, а теперь уже и не мог, подписавшись под это дело. Там, кому надо, будут в курсах, и все последующее, после информации от дяди Вити, будет идти строго по понятиям. План, который он взволновано и сбивчиво рассказал крестному, родился тут же, у подъезда дома его квартиры, самопроизвольно и широко исходя из подсознания. Теперь он приводил в порядок те бессвязные мысли, которые неожиданно появились, когда он вошел в кафе на встречу с Зарей и увидел в пустом зале его грузную фигуру, «всесоюзного вора в законе», «академика». Спроси его чуть раньше об этом, он бы не смог даже близко подобное рассказать из всего того, что предложил. Конечно же он отдавал себе отчет в том, что все это он придумал сам, никто и никогда даже не намекал на такие дела. Поражаясь себе, он теперь легко и свободно продумывал весь план воровской операции, отход за границу и свои действия там, за бугром. Меньше всего Ищи заботило решение, которое примут. Для себя он решил, что будет все делать независимо от них, хотя и надеялся на то, что Виктор Павлович Зарянов, «академик», сможет отстоять и убедить тех немногих, кто принимает решение, в целесообразности и созревшей необходимости для воровского мира СССР выходить за пределы своей страны. По всем воровским понятиям «подломить» КБ было недопустимо, государство жило по своим законам, а уголовный мир по своим, и никогда не пересекались в своих интересах, хорошо зная, что, замахнись на госсобственность, и сразу же будут немыслимые срока и, жестокий режим, тем не менее «заява» была сделана. Еще не до конца понимая всю свою задумку, продвигаясь ощупью, Валера понимал, что славы здесь не получишь, а отхватить гнилых проблем можно по макушку, но тем не менее это была единственная возможность вырваться и жить всем вместе, с Надей и дочерьми. Валера с детских лет хорошо усвоил быт и понятия уголовного мира. Он родился и вырос на «Монастырке», в Воронеже, в приблатненном райончике города с частными старыми домами, кривыми узкими улочками, единственной асфальтовой улицей и деловой точкой района — «Колхозным рынком». Половина мужского дееспособного возраста жителей сидела по тюрьмам, вторая половина возвращалась оттуда, так что воспитание он получал, как говорится, из первых рук. С детских лет Валера знал, что его отец сидел, сидит в «крытке» сейчас, а когда вернется, то вернется ненадолго и сядет снова. Мать, «воровка на доверии», не «давила лоха» с ним, а точно определила его место в жизни, крестный, друг отца, Виктор Павлович Зарянов, Заря, давно живший в Москве и часто навещавший, занимался воспитанием пацана по своим правилам. Кое-как окончив среднюю школу, где каждый класс делился на местных — шпану, коренных жителей «Монастырки» и «квартирных» — детей тех, кто снимал в этих частных домах квартиры, в основном это были дети военных после хрущевского сокращения армии в 60-х годах. Каждый день, каждый час не утихала непримиримая борьба между этими группами. Сшибки происходили по вечерам, после школы, в дальнем конце физкультурного поля. Дети военных, недостаточно сплоченные, в отличие от местной шпаны чаще всего проигрывали в этих схватках, пока не появился паренек, сын капитана из войсковой разведки, которому удалось соединить в кулак всех и одержать первую серьезную победу. На вторую сшибку он пришел с трофейным «Вальтером», выпустил в воздух почти всю обойму, пока вся местная пацанва не разбежалась. Что они могли противопоставить стволу кроме пары финок, опасную бритву да свинчатку! Вот с этим парнем постепенно, сам того не замечая, и сблизился Валера. Он не участвовал в сшибках, он, как и подобает сыну «вора в полноте», был в стороне от прямых физических действий, он только направлял свою братву. Иное дело, покорешиться с таким фартовым парнем, как этот с «Вальтером». Когда они сошлись ближе, прекратились постоянные стычки и схватки между этими группировками и установилась мировая ничья. Парня звали Олегом, и приехал он с семьей из Германии, где служил и был отправлен в отставку его отец. Как-то раз, уже после многих встреч и «толковищ», Олег пригласил Валеру к себе. Уже под вечер, когда тот пришел к нему, то замер, отворив калитку, когда увидел во дворе высокого, поджарого, с развитой мускулатурой молодого мужчину, который выделывал странные кульбиты. Такое Валера видел только в приезжающем летом передвижном цирке, когда выступали акробаты. Да, даже эти акробаты в подметки не годились этому жилистому мужчине, с короткой прической, без челки, как носили все в округе, а просто был короткий «ежик», что было для Валеры непривычно после челок на глаза. Мужчина, хоть и увидел, как вошел во двор Валера, тем не менее не перестал делать упражнения, сложных движений влево-вправо, с подтруской на каждом выпаде ногой и мощными прогибами в торсе к земле. Из дверей домика вышел Олег и поднял руку, не произнося ни слова, давая понять, что говорить сейчас нельзя, так они и стояли по разным концам двора, а в середине выделывал акробатику этот симпатичный мужчина. Такое физкультурное представление Валера видел впервые. Его постоянно заторможенный отец («мусора» отбили правую часть мозга, как тот говорил) был полной противоположностью. Они прошли в дом только после того, как отец Олега сделал двойной переворот в воздухе, упруго приземлился на обе ноги, тут же упал на пружинящие руки, резко отжался, подлетев кверху и подпрыгивая на ногах, доскакал вприсядку к дверям, где стоял Олег, остановился и, повернувшись к Валере, широко улыбаясь, сказал: — Здорово, парень! Проходи сюда в дом, а Олег сейчас мне сольет, — и ступил рядом с крыльцом к двум ведрам воды. Валера не стал проходить в дом, а продолжал смотреть. Отец Олега, который после такого мощного комплекса упражнений должен был дышать, как загнанная лошадь, дышал ровно, может, немного чаще привычного ритма. Олег поднял ведро и окатил уже снявшего галифе и сапоги отца, потом второе ведро и кинул ему жесткое вафельное полотенце. Ну а уж потом все вошли в дом. Они пили чай втроем, мать Олега работала во второй смене в больнице, они с уважением называли ее по имени и отчеству. — А кем мать работает? — спросил Валера. — Она микрохирург, очень точный, самые сложные операции только ее! Она и отца два раза резала и выхаживала, возвращая из смерти. — Это как, возвращая из смерти? — чему-то испугавшись в самой глубине души, спросил Валера. — Ну, это когда смерть тебя забирает, но ты сопротивляешься, выскальзываешь от нее и возвращаешься в жизнь. Ну, как тебе еще объяснить? Я и сам толком не знаю! — совсем по-взрослому ответил Олег, искоса поглядывая на Валеру. Это была его манера, когда он не знал реакцию собеседника на тему, искоса поглядывать на собеседника. Валера молчал, осмысливая сказанное другом, потом спросил, хотя уже и сам догадывался: — А эти упражнения он делает для чего? — Да от пуль изворачиваться! — просто и скучно ответил Олег, прямо посмотрев на него. — Да неужто можно увернуться от пули? — взволнованно, не веря сказанному, спросил Валера. — Если бы не эти, как ты называешь, упражнения, а вообще, это специальный комплекс, он уже семь раз был бы мертв. В комплексе разные движения, одни, когда в тебя палят из пистолета, другие, когда шмаляют из автомата, но от снайперской пули, к сожалению, нет ничего. — Ну и дела! — очумело выговорил Валера. — А научиться этому можно? Ты как, наверное, освоил все это? — Кое-что! — коротко ответил Олег. — Мне это все не по душе. Вместо предложенного отцом атлетизма я выбираю интеллектуализм. Ему не нравится моя позиция, а я не люблю запах пота. — Ну, ты даешь! — Валера как-то незаметно для себя вступил в новый мир, до сих пор ему неизвестный. — А он кто у тебя? — Фронтовая разведка, служба в «Смерше», ну, потом оперативник особого отдела Западной группы войск в Германии. Потом его понизили в звании до капитана и проводили в действующий резерв, на пенсию. — Это как это понизили? — недоуменно спросил Валера. — Видишь ли, в чем дело, — наставительно, опять по взрослому, ответил Олег, — там, в Германии, мощно работает вражеская разведка, а ей противостоит мой отец, он оперативник контрразведки. Засек он странный вариант, казалось бы, в очень простом и малозаметном, ежедневном действии немецких граждан, которые в Вюнздорфе, при штабе группы войск, работали уборщиками. Американским солдатам выдают туалетную бумагу, а нашим ребятам — шиш, листиком с дерева подотретесь. Вот они и стали прихватывать испорченные копии секретных бумажек из штаба, а западные спецслужбы обнаружили, что они могут собирать из этого мусора целые подборки, серьезные материалы и анализировать их. Бывало, обнаруживали ценный массив информации. — Олег говорил теперь не совсем так, как они обычно общались, а снова по-взрослому. — Ни фига себе! — Валера слушал, не веря и веря в одно и то же время. — Ну и вот, отец взял всю группу, а потом вышел и на сеть, и даже прихватил руководителя группы. Наградили его начальников, а ему влепили строгача за потерю бдительности, вот он и смазал по морде одного жирного полковника, его начальника, сломал челюсть, он говорить нормально так и не научился, отец осушил ему связки и нервные узлы, вот за это его из майора в капитаны и на отдых. Вот такие, дружище, дела на нашем фронте. — Это же беспредел, не по понятиям! — горячо заговорил Валера, искренне переживая за отца Олега. — Ну, и как он сам-то? — Нормально. Мужчина всегда должен оставаться мужчиной, доказывать никому ничего никогда не надо, а подтверждать — это всегда просто необходимо. Разными способами! Вот так он говорит. Валера никогда не сталкивался ни с чем таким, что выходило за рамки его полублатной жизни, а сейчас он влез в то, что выходило за эти рамки, отчего у него даже слегка кружилась голова. Они еще долго в этот вечер сидели около дома на лавке, разговаривая и делясь сокровенным. Через полгода, когда они окончили 10-й класс, их пути разошлись, и виделись они, может, раза три в пятилетку, а то и реже, иногда созванивались, когда была такая возможность. Валера не знал, кем и где работает, уже теперь в Москве, его друг, он имел только телефон его квартиры, знал по голосу жену Марию. Бывая в Москве проездом, они виделись, встречаясь в ресторане или кафе, дружески и тепло общались, но каждый старался, как мог, не лезть в дела другого. По мере встреч у Валеры сложилась картинка, и он понял, что тот сидит в конторе и должность у него немаленькая. Олег, прекрасно понимая свои возможности, ни разу не применил их, чтобы узнать жизненный путь друга, но заключил для себя, что и тот добился немалых результатов, но в своей среде. — Вроде мы стали полковниками, скоро в генералы попадем! — однажды пошутил Олег, когда они уже сильно накатили спиртного в «Арагви», когда Заря попросил Валеру приехать на несколько дней. — Я готовлюсь! — коротко констатировал он. Олег, глядя в глаза Валере, спросил: — И какой псевдоним у тебя? — Ищи. — Чего искать? — не понял Олег, он подумал, что зря спросил, вот Валера и начинает издеваться над ним. — Ищи — мое погоняло, — скромно разъяснил Валера, — но не от фамилии моей, а от одного инцидента на зоне мне дали такую кликуху. Простудился сильно, а когда чихал пачками, кто-то из воров спросил вроде, кто это там разоряется, чего ищет-то? Так мой чих слышался всем: «Ищи, ищи, ищи!» Вот и дали такое погоняло. Меня знают в стране, кому положено знать, а сейчас я в Питере, скажем так, работаю. Ну, а ты в конторе на больших должностях? — решился наконец спросить и он в свою очередь. — Возможно, что это и соответствует действительности, а может, и не соответствует, но направление ты держишь верное. У тебя нюх или наводил справки? — между прочим бросил Олег. — Ты что, родной, я справки не навожу, это вы там у себя установками занимаетесь, а мне ничего этого не надо. У меня есть глаза, и есть голова, кстати, правильно мыслить научили твой отец и ты. Помнишь, как он говорил: «Работать головой не так уж и сложно, сложнее работать тем, что в голове». — Ага, понял тебя. Знаю, ты своего батю похоронил. Остался один на этом свете, не считая меня, твоего старого дружбана. Ну а мой, как он выражается, все коптит!