— Простите, во Франции это означает растолковать произнесенную информацию, объяснить физическое действие или расширить уже сказанное до значимых понятий, еще раз простите, но продолжайте, вы сказали отчет делать Устинову? Как это меняет дело? — Придает больший вес данной информации для всего мирового сообщества. В центральной газете сам министр обороны делает сообщение на Политбюро ЦК КПСС. Устинов — это Устинов, и его возможности шире. После этого, я подчеркиваю, только после этого мы определимся по дальнейшим действиям. Я понимаю и уважаю специфику вашей работы, но сейчас я излагаю порядок и количество ваших действий в соответствии с принятым решением. Скажу больше: проведение операции одобрено генсеком. — Сербин мгновенно при этих словах о генсеке стал каким-то агрессивным и раздраженным. Сделав второй круг по кабинету, остановился перед ней, раздражение передавалось Доре Георгиевне. — Скоро вас отзовут из ДЗК, и будет поручено выехать в Краевой центр развернуть операцию. Мало дать свои рекомендации, надо еще их и воплотить. Сербин остановился посреди кабинета, оценивая реакцию полковника, после упоминания о первом лице государства и оставшись довольным ее бесстрастным выражением лица, доверительно продолжил: — Вы, Дора Георгиевна, должны хорошо понимать, какими полномочиями мы вас наделяем! Задаете себе вопрос, почему вы? — Он со значением посмотрел на нее и продолжил, как бы размышляя вслух: — Там будут подготовленные люди, шпионы с Запада, а чтобы понять их мысли, реакции, поведение, нужен другой шпион, такой, как вы. Если дело касается защиты государства, мы можем задействовать всю нашу структуру, но пока мы ставим задачу только вам, товарищ полковник. Позже, если будет такая необходимость, можем подключить весь аппарат КГБ и ГРУ. Мы принимаем ваши предложения по «засветке» изделия, которые я полностью одобряю. Затравка будет сделана квалифицированно. — Иван Дмитриевич, я могу только догадываться о цели операции и, что самое тревожное, о нюансах ее, этой цели, — слегка небрежно ответила Каштан, ее задел намек Сербина на ее шпионскую сущность, поэтому она и решилась запустить эту свою мысль с недомолвкой. Сербин как-то странно посмотрел на нее, отвел взгляд, словно понял то, что она хотела сказать, и продолжил, но уже сухим, деловитым тоном: — Позже у вас будут новые установки, а пока возвращайтесь в Париж, через недели две, после переноса производства, КБ заработает на полную мощность, все устаканится, сделаем «засветку», посмотрим на реакцию. Позже, когда будет ожидаемый посыл, мы вас отзовем и зашлем в Край. Еще будет второй этап операции. Сделаете дело — вернетесь генералом, с триумфом! — Многозначительно поднял палец кверху и сказал, понижая голос: — Сам генсек знает о вас, как мне передали! — Сербин снова уселся за свой письменный стол и уже издалека посмотрел на Каштан. — На этом мы сейчас закончим, но продолжим при следующей встрече. — Иван Дмитриевич, вы сказали, «на первом этапе операции». Что же будет на втором? — спросила Дора Георгиевна, для которой хоть и начала проясняться общая картина, тем не менее многое оставалось непонятным. — Все это может быть исполнено местными силами контрразведки. Зачем там нужна моя персона? Внешней контрразведкой я не занимаюсь, а уж тем более внутренней, я простой организатор разведывательной деятельности, оперативник. Сербин начал что-то искать на столе, заваленном бумагами, перекладывая и отбрасывая в сторону, потом выпрямился и ответил: — А кто я, по-вашему? Я тоже простой организатор производственной деятельности, диспетчер! Партия поручила мне, вам, помощнику Андропова это дело, вот и будем выполнять. Несмотря ни на что! Дора Георгиевна выслушала эту пламенную тираду, пожала плечами и спокойным голосом, который контрастировал со сказанным на высоких тонах заявлением Сербина, произнесла, вероятно, то, что ждал от нее этот высокопоставленный партийный бонза: — Все! Достаточно ясно! Иван Дмитриевич, мне не привыкать выполнять любые задачи. Выполним и эту! В своей стране я никогда не работала, вся моя жизнь прошла на территории Франции. Вот там я, как вы выразились, и работала шпионом. Завотделом вскинул на нее взгляд, губы растянулись в улыбке, и он уверенно заявил: — Вот это качество нам и нужно. Мы не можем информировать о цели операции все Краевое управление КГБ, не имеем такого права. Даже вас пригласили издалека, из-за границы, чтобы сузить круг, в Москве знают об этом три человека из высшего руководства, задание дано, как вы уже слышали, от Генерального секретаря КПСС, поэтому будьте терпеливы, вас еще поставят в известность. — Не зная конечной цели, как я могу планировать и выполнять? — Каштан начала злиться, видя нерешительность Сербина. — Оставим в покое великие и громкие слова, кажется, я начинаю понимать, что вы задумали. — Если поняли — хорошо! Кое-какие детали вам доскажет помощник Юрия Владимировича Андропова, но чуть позже. Это ваше руководство, и ему отдавать приказ, а мне нужно было познакомиться, посмотреть, вас и принять решение о продолжении работы с вами или нет. Сейчас я наберу помощнику и скажу, что мы с вами завершили знакомство. Он подъедет и скажет все остальное. — Я могу идти? — спросила, поднимаясь со стула, Каштан. — Да, сейчас мой парень проводит вас в столовую, и вы перекусите, ну а мы с вами, как уже сказал, продолжим сразу же после того, как получим известие о шпионах в Краевом центре. — А если их не будет там? — слегка огрызнулась Дора Георгиевна. — Будут, не беспокойтесь! Обязательно примчатся! Такое дело! — пробормотал Иван Дмитриевич, уже отключаясь от нее, — такое дело…. Каштан повернулась и вышла из кабинета в приемную, где сидел в уголке аппаратчик. При ее появлении он вскочил и, приблизившись, тихо сказал, будто присутствовал в кабинете на последних словах своего шефа: — У нас хорошая столовая, лучше, чем в Совмине или Госплане. Пойдемте, я провожу вас, а потом выйду к подъезду и, как только подъедут за вами, тут же прилечу! — Он провел ее кратчайшим путем в цековскую столовую, усадил и даже посоветовал, что лучше всего взять. Потом умчался в приемную к шефу и дождался, пока тот вышел, и кивнул ему. — Там выехали, иди, поднимай нашу гостью к подъезду. Как она тебе, кстати? — Сербин усмехнулся, зная, что этот его инструктор отдела, которого он держал на подхвате, как огня чурался женщин, вызывая порой некоторые недвусмысленные выводы у окружающих. — Ну что я могу сказать, Иван Дмитриевич, я же с ней не беседовал, как вы, а так, весьма видная женщина и с характером. По всему это видно! Так она что, из ПГУ? — Ты с чего это взял, паря! Откуда здесь ПГУ? С ними работает Административный отдел ЦК, а нам-то что они, сбоку припека! Откуда это у тебя? — Справка-объективка, которую я вам передал, пришла от них! — Он большим пальцем показал в сторону площади Дзержинского. — А одета она так, словно только что из Лондона. Наши так не одеваются. Вот я и подумал, что она оттуда! — Забудь эту хрень! Она по культурке большей частью работает, наукой занимается, ездит по заграницам. А ты что, знаешь, какие товарищи работают в ПГУ? Вот так! Не знаешь, значит, молчи! Иди, тащи ее на выход! Инструктор стремглав понесся в столовую, где полковник Каштан сидела, допивая кофе и дожидаясь его за прибранным столом. — Там вас уже ждут. У подъезда. Торопитесь! — И в том же быстром темпе вывел на улицу. Февраль 1977 года. Москва. Старая площадь. Напротив подъезда здания ЦК КПСС, у сквера, одна из «Волг», стоявших плотным рядом, мигнула фарами, и Каштан подошла к ней, заглянув, наклонившись, в стекло. Там сидел помощник, который делал ей знаки присесть в машину. — Ну как, поговорили? Матом сильно ругался? — с усмешкой спросил помощник. — Его не зря зовут «Иван Грозный», матерится он мастерски, и это при его докторской диссертации по физмату да красном дипломе университета на Ленинских горах. — Нет, только в приемной, слегка крыл своих подчиненных. А так, только после некоторых фраз губами про себя что-то проговаривал. Скорее всего, это и было, ну, такая форма построения фраз у нас, у русских, иногда бывает! А какие поразительные возможности в общении и понимании создает эта матерщинная завеса, недомолвок, намеков, подсознательных решений, которые так бы и остались сидеть в глубинах, если бы не этот стиль общения. Вместо «меканья», «эканья» просто проговаривают матерную фразу, чтобы собрать мысли в пучок. — Да будет вам! Он говорить может часами, даже без этих конструкций, — добродушно защитил Сербина помощник, — главное, он положительно воспринял вас, Дора Георгиевна, и рекомендует на проведение операции. Вот так! Немного помолчав, он достал сигареты и протянул пачку Каштан, но та отрицательно махнула рукой и достала свои, крепкие, без фильтра, желтые, из маисовой бумаги, «Житан». — Ну, и что он вам сказал? Цель ясна, задачи определены. За работу, товарищи! Как говаривал Никита Хрущев. — Хрущев был идеалистом в одежде грубого, махрового материалиста, и он мог себе позволить эту заключительную фразу на XXII съезде, а этот нахрапистый партийный бонза, как говорят у нас в Париже… Помощник дернулся и резко повернулся к ней, еще даже не прикурив свою сигарету, а только разминая в пальцах. — У нас! — Да, у нас в Париже, во Франции, где я работаю на таких вот… — зло и почти с вызовом резко ответила Каштан, кивнув на здание, из которого только что вышла. — Там говорят тонкие намеки на толстые обстоятельства, вот это он, «donner un squeak», слегка… — Что это за слово? — переспросил помощник. — Ну, в нашем варианте, слегка вякнул, пискнул, квакнул. — Ах, вот так, значит, он распорядился! Простыми и ясными словами не получилось у него. Да это и понятно при его положении. Остальное, грубое и грязное, как говорится, остается делать мне! Каштан поняла, что теперь она попала в большие жернова и выскочить не получится ни при каких обстоятельствах. Система потребовала ее работы на новом участке, который она пока еще не могла понять до конца и назвать простыми словами, а лишь только слабо осознать. Дора Георгиевна чувствовала сильный эмоциональный подъем, или драйв, как говорили там, где жила и работала, относительно этого нового дела, тем не менее во много раз сильнее был мощный, по силе воздействия на психику, страх, и преодолеть его она не могла. — Что теперь? — спросила она, как бы не придав значения словам помощника. — Теперь, после дачи рекомендаций, ваш вызов закончен, и вы возвращаетесь по месту службы. Через какое-то время, может, через месяц, может, через три, мы вас отзовем из ДЗК, и вы продолжите службу в Краевом центре в качестве уполномоченного наблюдателя из Москвы. Теперь все зависит от расторопности наших французских коллег из SDECE. Там уже наметилось движение. По нашим данным, у них началась подготовка. Так что подождем. Помощник отвернулся к окну, побарабанил пальцами по спинке переднего сиденья, повернулся к ней снова: — Мы знаем, что у французов практически нет агентуры у нас. Не работают они здесь, может быть, и есть несколько спящих, да и то не факт. Оперативникам из французской службы разведки будет практически невозможно выйти хоть на что-то мало-мальски приближенное к заданию. — Помощник вздохнул и словно нехотя продолжил: — Подобрали одного очень перспективного парня, постараемся сделать так, чтобы на него попал фокус от SDECE. Постараемся провести внедрение[55]. На днях он приступит к выполнению задания. — Задача почти неосуществимая! Я знаю французов. Завоевать их доверие не так-то просто! — она с горькой улыбкой посмотрела на помощника, немного помолчала. Помощник напряженно ждал. Ему важно было мнение этой опытной оперативницы, чья жизнь прошла во Франции. — Хотя в нашем случае, — она на минутку призадумалась и уверенно сказала: — они возьмут его. Сейчас для них важно иметь агента-информатора! Даже больше подходит слово: коммуникатора. — Да, именно так! Они будут в чистом поле, без ничего и без кого бы то ни было! Без такого агента у них не будет никаких шансов! — отозвался помощник, потушив сигарету в пепельнице. — Кто сейчас готовит его? Тут важны некоторые национальные нюансы французов и особенно то, что будет думать и как думать сам господин Александр! Я имею в виду графа, директора SDECE. Это очень и очень сложный человек. Пробить его недоверие и подозрительность — значит совершить невероятное. — С кандидатом работают опытные сотрудники и консультанты, и, по их мнению, получается хороший образ. Из всего оперативного состава действующих, а также курсантов смогли подобрать только двух. Один из Приморья, а другой, как ни странно сложились обстоятельств, как раз из Края, вот и остановились на этой кандидатуре. Он у нас профессиональный художник, диплом Суриковки[56], но главное, житель Края. Там родился, школу окончил и уехал в Москву учиться на художника. Здесь мы и обратили на него внимание. Но посмотрим! В случае удачной разработки он будет работать автономно, но вы знаете с этой минуты о нем и в дальнейшем сможете рассчитывать на получение информации от него. Не часто и предельно осторожно. Легенда[57] выполнена безукоризненно, и также безукоризненно ее надо выполнять! Правда имеет минимальное расхождение с ложью! Каштан кивнула головой и спросила о самом главном, что не давало ей покоя все это время. — Сербин не договаривает мне окончательные цели всей операции, а на своих догадках я не могу работать. Мне нужна ясность. — Всем нужна ясность! — отозвался помощник. — Тут все сложнее. — Так говорят, когда не хотят называть вещи своими именами! — Вы правы, Дора Георгиевна, иногда очень трудно назвать вещи своими именами, вернее, подобрать слова для некоторых объяснений. — И что? — Надо знать, какими этическими нормами, кто и как оперирует. — Вы уходите так просто от ответа, ничего не оставляя мне? — Каштан поняла, что больше она ничего не услышит. — Давайте подбросьте меня на Лубянку, а потом вас отвезут в аэропорт, билет уже заказан. — Помощник повернулся к ней и тихо добавил: — Приглашения разосланы, карточный столик готов, но мы не знаем, во что будем играть. Может, в очко резаться будем, а может, разложим преферанс, но, скорее всего, будет покер, вы уж извините меня за карточный жаргон. Каштан молча слушала, к картам была равнодушна, хотя об играх знала много. Любила шахматы, но времени не хватало заниматься всерьез, да и не было настроя залезать глубоко. — Меня заботит эндшпиль, а не бура[58] с «Москвой», «малой Москвой»! А если сразу при сдаче будут комбинации у всех? Партия ведь не пересдается! — Эко вы, Дора Георгиевна, раскатали! Сразиться бы мне с вами, да давненько не брал я в руки карты, боюсь, проиграю! — весело отозвался помощник. — Я должна получить полномочия непосредственно! — Это что еще такое! — Да вот такое! Отыметь меня будет нелегко. — Вам что, не хватает полномочий, которые дает вам Сербин? — Сербин сам получает распоряжения сверху. Так вот я хочу получить непосредственно указание, распоряжение, приказ на такое дело только от первого лица. Я не самоубийца. Это мясорубка, из которой выбраться можно только имея мандат. Она увидела, как мгновенно изменилось лицо помощника, и решила отпустить этот напряженный момент.