Часть 13 из 37 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Алисия, ученая-феминистка с алло-партнером, не думала, что с ней что-то не так, но все же годами принимала лекарства, пытаясь «исправить» у себя отсутствие интереса к сексу. «Все время в глубине души у меня было достаточно уверенности, чтобы спросить себя: действительно ли это проблема? – говорит она. – Но без асексуальности, без особого языка и сообщества – что я могла сделать? Я пыталась что-то исправить. Осознание собственной асексуальности избавило меня от этого».
Конечно, точно так же как один человек имеет право сказать «нет» раз и навсегда, другой имеет право отдавать приоритет собственным сексуальным потребностям. Для партнера с более высоким уровнем желания разница между установлением границ и принуждением сводится к разнице между утверждением, что вы уважаете предпочтения, но секс нарушает условия договора, и заявлением, что вы больны и занимались бы сексом, если бы не болели. Партнер с более высоким уровнем желания имеет право знать, чего ожидать, и он имеет право разорвать отношения из-за нехватки секса. Как бы то ни было, я считаю, что секс может привести к расторжению договора по инициативе любой из сторон. (В следующей главе мы обсудим, как решают сексуальные вопросы пары ас-алло.) Я наблюдала, как друзья-аллосексуалы ходили на терапию из-за разного сексуального темперамента, пытаясь наладить сексуальную жизнь; я видела, как они были несчастны, и советовала им прекратить отношения. Различия в либидо могут стать источником стыда для обеих сторон, и утверждение, что секс вообще не имеет значения, или осуждение кого-то за желание уйти бесполезны. Если секс важен, не надо пытаться изменить или обвинить себя. Это нормально – уйти и заняться сексом с тем, кто тоже хочет секса. Просто помните, что уход по сексуальным мотивам не означает, что другой человек был неправ.
* * *
Рассказы о повсеместном сексуальном желании не просто затрудняют отказ; излишне все упрощая, они также мешают честно говорить о сексуальном опыте. Принудительная сексуальность скрывается за популярным лозунгом «Изнасилование – это не секс, это насилие» – идеей, популяризированной писательницей-феминисткой Сьюзан Браунмиллер в новаторской книге 1975 года «Против нашей воли: мужчины, женщины и изнасилование». В книге, которая привнесла проблему изнасилования в национальное сознание, утверждается, что изнасилование часто носит символический характер, мотивируется желанием контролировать, а не желанием секса, и является способом для мужчин контролировать женщин и удерживать их в «состоянии страха»[184]. Публикация «Против нашей воли…» всколыхнула общественность и заложила основу для современного понимания изнасилования, поддерживая мысль о том, что аргументы в пользу обвинения жертвы в сексуальном искушении насильника являются нонсенсом.
Лозунг «Изнасилование – это не секс, это насилие» быстро проник в массовую культуру и на протяжении десятилетий был призывом к сплочению. Глория Стейнем назвала эту фразу трюизмом[185]. В статьях New York Times с 1989[186] по 2017 год[187] можно найти неоднократные упоминания о том, что изнасилование – это не секс. В 2016 году ученые-бихевиористы, пытавшиеся уменьшить сексуальные посягательства в кампусе, предложили фразу: «Секс без взаимного согласия – это не секс, это насилие»[188]. Популярность этого лозунга уже прошла, но сам он не исчез, и многие повторяют аналогичные фразы, почти всегда с добрыми намерениями.
Это правда, что изнасилование часто используется как политический инструмент. Это правда, что обсуждение того, что было надето на жертве, надуманно и мешает и что мало кто из жертв изнасилования рассказывает о нем[189]. Люди справедливо протестуют, увидев заголовки вроде «Пятидесятипятилетнего мужчину обвиняют в сексе с десятилетним ребенком». Ребенок не может дать согласие, поэтому случившееся следует называть изнасилованием, а не сексом. Изнасилование и секс не взаимозаменяемые термины. Я готова повторять это снова и снова.
Но представление о том, что изнасилование – это вообще не секс, и что одно полностью отличается от другого, также неверно. Молчаливое мнение «изнасилование – это не секс» означает «изнасилование – это плохо, а секс – это хорошо». Таким образом, точка зрения «изнасилование – это не секс» пытается спасти секс, потому что если изнасилование является насильственным, жестоким и плохим и это не секс, то сам секс не должен быть принудительным и жестоким. «Утверждение, что «изнасилование – это насилие, а не секс», сохраняет норму «секс – это хорошо», просто определяя принудительный секс как «не секс», независимо от того, имеется ли в виду секс для преступника или даже для жертвы, которой трудно пережить секс без повторного переживания изнасилования, – написала Кэтрин Маккиннон в журнальной статье 1989 года об удовольствиях в условиях патриархата. – Все, что является сексом, не может быть насильственным; все, что является насильственным, не может быть сексом»[190]. Но в реальности все сложнее. Результатом такого отношения становится то, что, как резюмирует Маккиннон в другой статье, «пока мы говорим, что [изнасилование, порнография, сексуальные домогательства, сексуальное насилие] являются злоупотреблением насилием, а не сексом, мы не можем критиковать сам секс, а также то, что было сделано с нами во время секса, потому что мы оставляем грань между изнасилованием и половым актом, сексуальными домогательствами и половыми ролями, порнографией и эротикой прямо там, где она сейчас находится»[191].
Секс описывает тип физического контакта. Он может быть хорошим, а может быть и плохим, и принудительным, и невынужденным, и любым промежуточным вариантом, включая принудительное и ненасильственное при одном и том же контакте. «Изнасилование – это не секс» создает бинарную систему, но сексуальный опыт и согласие не являются бинарными. Существуют разные типы сексуального опыта и разные типы согласия, поэтому бинарная формулировка не соответствует действительности. Во многих случаях невозможно провести четкую грань между изнасилованием и сексом, и попытки сделать это нам ничего не дают. «Изнасилование – это не секс» позволяет каждому согласиться с тем, что отдельный, пугающий, принудительный контакт, называемый изнасилованием, – это плохо, без учета динамики, которая движет огромным спектром сексуальных контактов, которые, по крайней мере, могут быть частично добровольными, но при этом насильственными; добровольными и также наносящими вред; добровольными, но при этом с принуждением.
Большинство не знает об асексуальности, поэтому люди, которые могли бы идентифицировать себя как асексуалы, особенно уязвимы для сексуального давления. Асы говорят «да» сексу, которого мы на самом деле не хотим. Так делают почти все. В одном исследовании 2005 года 28 процентов женщин заявили, что их первый сексуальный опыт был «добровольным, но не совсем желанным»[192]. В другом исследовании с участием 160 студентов колледжей, состоящих в отношениях, более трети сообщили, что соглашались на нежелательный секс в течение двух недель[193]. Все эти вопросы об «обязанности заниматься сексом» в браке показывают, что такая проблема существует не только у студентов колледжей. «Я неоднократно давала согласие партнерам, но мысленно не хотела этого делать, – говорит Себастьян, модель из Канады. – Даже если бы кто-то из них уловил язык моего тела, я бы все равно сказала: «Нет, все в порядке, продолжай“, – потому что иначе возникло бы чувство вины и стыда за то, что не я хотела этого». Во всех этих случаях наблюдается своеобразная форма «да» и своеобразная форма «нет».
Простая банальность «изнасилование – это не секс» не может учесть всех этих тонкостей и вместо этого заставляет людей задуматься, как им справиться с мысленным негативным опытом и как разрешено чувствовать себя после этого. Она не дает возможности подумать о том, какая отметка (на физическом, культурном или эмоциональном уровне) соответствует обозначению изнасилования и как быть с сексом по принуждению, который просто не дотягивает до нее. Если вы сказали «да», но язык вашего тела демонстрировал отнюдь не восторг, то разве такой секс, не являющийся изнасилованием, – это хорошо? Тогда почему вы чувствуете себя плохо? Вы потеряли право на сожаление и право чувствовать себя плохо и жаловаться на вред?
Я, конечно, упрощаю, но в основном потому, что бинарная формула слишком проста. Вынужденный выбор между изнасилованием и приятным сексом заставляет ходить по кругу. На самом деле добавление некоторого количества давления или насилия может просто превратить секс в более жесткий секс, но не со столь сильным принуждением или насилием, чтобы любой, включая человека, который занимается им, мог бы спокойно назвать это изнасилованием. Также можно почувствовать насилие, когда вы сказали «да», или принуждение и насилие из-за травмы от прошлых встреч, даже если партнер не сделал ничего плохого в настоящем.
Чтобы учесть эти варианты, необходима более широкая перспектива. Изнасилование не равно сексу, но это форма секса, и границы могут стираться. Изнасилование – это ужасно и жестоко. Секс также может казаться ужасным и жестоким, даже если никто не думает, что это было изнасилование, даже если у участников не было плохих намерений, и нет оснований для судебного преследования. Причиняющий вред секс по обоюдному согласию – не такая уж редкость, и людям должно быть позволено свободно говорить об этом, используя данные термины. Пострадавшие от секса заслуживают поддержки независимо от того, согласились ли они на него. С другой стороны, все мы должны признать, что можем причинить кому-то вред, даже если не хотели этого и даже если старались быть внимательными к партнеру.
Убеждение, что секс – это хорошо, также игнорирует нужды асов, переживших сексуальное насилие. Организаторы Resources for Ace Survivors сотрудничали с горячими линиями по вопросам сексуального насилия, чтобы научить добровольцев, как помочь этой группе. Активисты говорят мне, что члены таких организаций, как ГЛААД и Национальная сеть по изнасилованиям, жестокому обращению и инцесту, явно имеют добрые намерения, но консультирование часто сводится к тому, что «это не был секс, секс прекрасен, и вам он снова понравится». Такое послание утешает многих, но не соответствует потребностям людей, которые раньше не интересовались сексом, и им не нужно снова получать от него удовольствие или говорить, что причиняющее им боль прекрасно.
Необязательно доказывать, что секс по своей природе хорош. Нет. Для некоторых он никогда не бывает хорошим и желанным, независимо от того, насколько прекрасны обстоятельства или насколько заботлив партнер. Смешанный опыт, смешанные уровни взаимодействия и смешанное отношение к сексу – все это существует, и уважать это важнее, чем цепляться за идею о том, что секс по умолчанию хорош или что всегда существуют условия, при которых он может быть восхитительным. Секс – это сложно, и принятие того, что происходит и что чувствуют люди, даже если это противоречит ожиданиям, как должны происходить события и как люди должны себя чувствовать, – это первый шаг к исцелению.
* * *
Установка «Изнасилование – это не секс» является ложной бинарной формулировкой, так же как «нет» означает «нет», а «да» означает «да». Эти популярные модели согласия предлагают только два варианта – да и нет, – которые соответствуют сексу и изнасилованию. Пересмотр идеи о согласии потребует множества изменений, начиная с необходимости сломать эту бинарную оппозицию изнасилования и секса и вместо этого подумать о разных уровнях готовности. Одним из полезных инструментов является система категорий, созданная исследователем секса Эмили Нагоски, автором книги «Будь самим собой: удивительная новая наука, которая изменит вашу сексуальную жизнь», с поправками асов. Нагоски предлагает использовать категории «энтузиазма, желания, нежелания и принудительного согласия», хотя последние две обычно являются согласием в самом буквальном смысле, когда не было сказано «нет».
СОГЛАСИЕ С ЭНТУЗИАЗМОМ:
Когда я хочу тебя.
Когда я не боюсь последствий, если скажу «да» ИЛИ скажу «нет».
Когда говорю «нет», я упускаю то, что хочу.
СОГЛАСИЕ ПО ЖЕЛАНИЮ:
Когда я забочусь о тебе, хотя не хочу тебя (прямо сейчас).
Когда есть почти полная уверенность, что «да» даст хороший результат
и, возможно, я пожалею, сказав «нет».
Когда я верю, что желание может возникнуть после того, как
скажу «да».
СОГЛАСИЕ БЕЗ ЖЕЛАНИЯ:
Когда, сказав «нет», я боюсь последствий больше, чем когда скажу «да».
Когда я чувствую не просто отсутствие желания, а отсутствие желания желать.
Когда, сказав «да», я надеюсь, что меня оставят в покое, а если скажу «нет», только продолжат пытаться переубедить.
ПРИНУДИТЕЛЬНОЕ СОГЛАСИЕ:
Когда мне угрожают неприятными последствиями, если я скажу «нет». Когда я чувствую, что мне будет больно, если скажу «да», но мне будет больнее, если скажу «нет».
Когда сказать «да» значит испытать то, чего я очень боюсь.[194]
Модель Нагоски лучше, чем формула «нет – значит нет», которая предполагает, что отсутствие «нет» означает «да». В отличие от моделей, которые подчеркивают согласие с энтузиазмом («да означает да»), это не означает, что асы, которые не могут дать такое согласие, вообще не могут дать согласие, что ошибочно поместило бы нас в одну категорию с детьми и животными. Она расширяет слоган «„да“ означает „да“», указывая на все возможные варианты «да».
Модель Нагоски популярна в сообществе асов, потому что она оставляет место для равнодушных к сексу или для положительно относящихся к сексу и учитывает практические реалии асов в отношениях с аллосексуалами. Грань между желанием и нежеланием может быть тонкой, но различать их обязательно. «Возбуждения нет, но я хочу заниматься сексом, чтобы почувствовать большую близость с партнером» и «Возбуждения нет, но я скажу «да», чтобы на меня перестали давить» – оба варианта содержат элементы взаимного согласия, но без желания. Нет ни идеального «да», ни идеального «нет». Модель Нагоски отмечает их по-разному, освобождая место для чрезвычайно распространенного опыта секса ради отношений.
Для асов, которые занимаются сексом, разница между желанием и нежеланием заключается не в действии, а в намерении и свободе воли.
Желание означает решение заняться сексом с кем-то, потому что вы его любите и что-то от этого получите. Нежелание означает верить в то, что вам нужно заниматься сексом с кем-то, потому что вы его любите, даже если это причиняет вам вред. Как рассказал Хантер, человек, выросший в религиозной семье, заниматься сексом ради жены было совершенно нормально – ужасным было давление, которое он испытывал, заставляя себя это делать, и постоянные вопросы о том, почему ему самому секс не доставляет удовольствия.
Чтобы переосмыслить согласие, не нужно изобретать колесо. Еще одна полезная идея исходит от кинк-сообщества, которое давно опережает всех, стремясь найти самые крутые практики. В популярном представлении кинк – это секс, секс и еще раз секс; кинк для асов может быть всем, кроме секса. Например, властью и эмоциями, ролевой игрой и интересными ощущениями, а также уходом от давления секса, секса и еще раз секса. Фактически асы-кинки говорят о том, что нормы сообщества помогают им договариваться о согласии в благоприятной манере, которая оставляет больше возможностей для отказа.
В «ванильном» сообществе секс обычно считается частью любых романтических отношений. Если двое обнимаются и один возбуждается, другой (обычно женщина в гетеросексуальном контексте) может чувствовать себя обязанным помочь партнеру «кончить», чтобы это не сочли насмешкой или издевкой. Предполагается, что одно естественным образом ведет к другому, а затем к сексу. Отсутствие согласия встроено в систему, и отказ – это бремя, за которое приходится платить.
С другой стороны, партнеры-кинки не считают, что секс – или что-то еще – это данность. В кинк-сообществе все оговаривается (или, по крайней мере, предполагается) заранее. «Относительно секса я могу сказать: „Мне все равно, если у тебя встанет, не стоит ожидать, что я с этим буду что-то делать“», – говорит Кэсси, психотерапевт-ас из Чикаго, добавляя, что, по ее мнению, кинк-сообщество безопаснее «ванильного». Такая позиция автоматически обеспечивает сохранение границ, которые часто нарушаются в «ванильном» контексте. Действия во время секса более изолированы, а не подчиняются эффекту домино, когда в конечном счете требуется что-то, чего не хочется делать. Понятно, что согласие является условным, а это означает, что «да» поцелуям автоматически не превращается в «да» и оральному сексу.
Дело не только в том, что можно договариваться, но и в том, что переговоры являются нормой, поэтому люди не испытывают сомнений, обращаясь к партнеру. Переговоры в меньшей степени считаются ритуалом убийства либидо и больше похожи на разумную, само собой разумеющуюся практику, позволяющую не чувствовать вину за отказ.
* * *
Формальные меры предосторожности – это разумно, но согласие не всегда можно получить заранее. Желания сложно предсказать, и они, что нередко бывает, внезапно меняются. Нет ничего постоянного, но в конечном счете истинное согласие – это уважительное отношение к тому, что другой человек может захотеть сделать с любой частью своего тела в любое время. Общепринято, что действовать без одобрения недопустимо, но это одобрение (и неодобрение) может быть выражено в данный момент и в различной форме. Да, принятие внезапного отказа или одобрения в той или иной форме сложнее, чем при наличии договора или предустановленных правил, но оно может быть более интуитивным и безопасным. Как объясняет ученый Мег-Джон Баркер в своей книге «Наслаждайтесь сексом (как, когда и если вы хотите)»: «Идея [согласия] состоит в том, чтобы по-настоящему настроиться на себя, другого человека или людей и на опыт, а не просто делать что-то по привычке, делать что-то «для» другого человека или, с другой стороны, говорить об этом, не имея на самом деле представления об опыте и происходящем процессе»[195].
Для тех, кто занимается сексом, эти идеи – разрушение бинарной системы «да» и «нет», поощрение обсуждения – должны сочетаться с постоянной проверкой. Проверка не означает пятиминутной дискуссии, как это принято у юристов. Для нее необходимо внимание – и желание обращать внимание – к информации во всех ее видах. В частности, невербальная коммуникация важна, потому что из-за социального давления некоторым людям бывает сложно высказаться и произнести слово «нет». «Я страдаю аутизмом, и мне всегда говорят, что на 95 процентов общение невербальное и что важно приложить усилия, чтобы понять это, – говорит Лола Феникс, писатель из Лондона. – А потом, когда дело доходит до согласия, внезапно возникает вопрос: „Почему она ничего не сказала? Никто не умеет читать мысли!“ Это действительно лицемерие».
Обратите внимание на невербальные сигналы, чтобы получить более полную картину. Восторженное согласие на поцелуй вначале может впоследствии превратиться в согласие на прикосновение, а затем в отказ, и все это выражается по-разному. Также может быть полезно, как это делают представители кинк-сообщества, рассмотреть гибкие и обширные концепции, такие как вред и доверие. Независимо от намерений, другой человек причинил мне вред? Насколько я ему доверяю сейчас, и как это меняет наши отношения? Чем больше доверия, тем меньше нужны переговоры. Более плодотворно оценивать чувства до секса и впоследствии, чем слова, сказанные и несказанные.
Согласие скорее похоже на дружбу, чем на трудовое соглашение. Дружба взаимна. Она возникает и развивается с течением времени. Мы не считаем, что, если кто-то скажет «да» в ответ на предложение выпить кофе, он также согласится сходить на любительское шоу, или что оба человека должны знать заранее, как именно их дружба будет меняться и развиваться. Мы не думаем, что открытость дружбе означает, будто кто-то обязан быть другом навсегда, или что все одинаково восторженно относятся к каждой составляющей дружбы.
Если думать о согласии как о меняющемся процессе, будет легче понять, какую роль оно может играть и как выглядеть в долгосрочных отношениях для асов, аллосексуалов и всех остальных. Согласие имеет такое же значение после десяти лет, как и после десяти дней отношений, но после десяти дней оно редко бывает таким же, как на третьем свидании. В системе сдерживания и противовесов, имевшей решающее значение ранее, в дальнейшем нет необходимости, так как партнеры становятся ближе и могут читать сигналы друг друга. Форма согласия меняется, но право сказать «нет» всегда должно оставаться. Если кто-то вообще никогда не хочет заниматься сексом, это тоже нормально. Для людей, которые все же решают заняться сексом, каждый раз это выбор, а не набор закостенелых обязательств, которые невозможно оспорить или изменить.
Глава 9. Игра с другими
БОЛЬШИНСТВО ИЗ НАС БЕЗ ПОДСКАЗКИ ОТВЕТЯТ на вопрос: какими должны быть романтические отношения? Преимущественно гетеросексуальными; как правило, моногамными; почти всегда сексуальными. Отношения подобны эскалатору: успешные поднимаются вверх, от романтики к браку, а затем к рождению детей. Параллельно эскалатору отношений проходит эскалатор прикосновений, или, как их обычно называют, сексуальные «основы»: от держания за руку до орального секса и, наконец, до полового акта во влагалище. Секс – это награда и конечная цель путешествия. Все остальное означает застревание на определенном уровне.
Я все это узнала, хотя не могу сказать, откуда и от кого. Я также знала людей, которые не следовали этим правилам в точности, но все же ориентировались на них, потому что часто чувствовали необходимость оправдать любое отклонение от ожидаемого. Исключение подтверждает правило, даже если правило в большинстве случаев не высказывается и не подвергается сомнению.
Селена, консультант из Сан-Франциско, также считала, что отношения должны выглядеть определенным образом, что они должны бытьзаранее упакованными и готовыми к употреблению. Возможно, Селена всю жизнь верила бы в это, если бы при первом же сексуальном опыте на первом году обучения в колледже не обнаружила, что рассматривает свои ногти, а затем не задалась вопросом, почему она думает о маникюре, когда должна быть охвачена страстью.
Возможно, это просто был плохой секс, но девушка Селены, Джорджия, после этого выглядела «сияющей» и счастливой. Еще несколько экспериментов не оправдали ее ожиданий. Селене хотелось хотеть секса, но этого было недостаточно. И если секс не был тем, чего ожидала Селена, сами отношения были не такими, как ожидали подруги. Итак, Селена и Джорджия перестали основываться на предположениях и начали разговаривать, устанавливая условия и задавая вопросы. Они спросили друг друга: сколько времени они действительно хотели бы проводить вместе? Какие прикосновения приемлемы, а какие – нет, для каждой из них и для обеих? Хотят ли они секса? Джорджия ответила на последний вопрос «да». Селена ответила на последний вопрос «нет».
book-ads2