* * * В шестнадцать лет, полжизни назад, Ли стала квиром. «Я провела много времени в одиночестве, – говорит она. – Во мне 185 см роста, я не худощавая супермодель, я большая. И до того как я осознала свою гендерную идентичность, все во мне также противоречило представлениям о традиционной женственности». После колледжа Ли переехала в Корею по программе Фулбрайта и встретила мужчину, который стал ее мужем. После пяти лет в Азии Ли решила вернуться в Штаты и поступить в магистратуру. Она знала, что, если они оба захотят там остаться, супружеская виза облегчит иммиграцию. Так они поженились. По словам Ли, это было странно. Неплохо, просто неожиданно для того, кто давно привык к одиночеству и иногда думает, что он панромантик, а иногда – что аромантик. Вернувшись в США, Ли начала изучать писательское мастерство и проводить время с художниками и Тейлором. Ли, интроверту по натуре, нравилось, что Тейлор был экстравертом и весьма практичным и целеустремленным человеком. «Многие хотят что-то сделать, но не делают, – говорит Ли. – И я их понимаю! Все тяжело, и жизнь тяжелая, и ты устал, мы все устали. Это не в осуждение, но только некоторые могут сказать: „Я хочу это. Что мне нужно сделать, чтобы это получить?“ И Тейлор был таким». Ли, которая прежде считала себе гомо и алло, начала осознавать свою асексуальность. Тейлор понял, что он аромантик, разговаривая с Ли. Они стали близкими друзьями, а затем решили, что хотят, чтобы их отношения были другими. В прежнее время эти отношения могли быть примером романтической дружбы, о которой пишет психолог Лиза Даймонд, страстной и безмерно нежной, но не сексуальной. Такие отношения существуют в западном мире, однако до недавних пор мало кто их понимал, потому что в языке для них не было определений. Сейчас Ли и Тейлор используют термин, одно из немногих четких названий, доступных для описания социального взаимодействия между «другом» и «романтическим партнером»: квирплатонический партнер. Понятие «квирплатонический партнер» (или QPP) зародилось в сообществах асов и аромантиков. «Мы разработали [эту концепцию], будучи разочарованными в мире, где романтика является центром отношений между людьми», – говорит С. Э. Смит, журналист, который придумал этот термин вместе с писателем Казом в 2010 году. Бесспорно, что в культурном отношении романтика важнее дружбы. Она стоит выше в иерархии ценностей. Обычные фразы вроде «просто друзья» и «больше чем друзья» относят дружбу к чему-то менее особенному и менее цельному. Разочарование по поводу обесценивания дружбы не ново; именно поэтому возник термин «квирплатоника». Связь между квирплатоническими партнерами не является сексуальной и не обязательно предполагает романтические чувства. Некоторые люди относятся к своему гомосексуальному партнеру иначе, чем к другу или романтическому партнеру. Для других квирплатоническое партнерство – это не столько уникальное чувство, сколько признание важности друг друга, что редко бывает в отношениях, не носящих явно романтического характера. Эти отношения выходят за рамки того, что обычно свойственно дружбе, даже когда термин «романтика» кажется неправильным. Квирпартнерство – это не про гендер, а про социальные границы. Взаимодействие – ключ к успеху: Смит играет активную роль в жизни ребенка друга, но ни один из взрослых не считает эти отношения квирплатоническими, хотя другие в той же ситуации могут описывать отношения иначе. Квирплатоника – это попытка разработать более точный язык, соответствующий диапазону ролей, которые люди могут играть в нашей жизни, ролей более разнообразных, чем те, что можно описать с помощью нескольких доступных слов. Социальные ярлыки предоставляют информацию; это сигналы и инструкции. Ярлыки имеют эмоциональный вес, будь то для людей, которые встречаются, но не считают отношения серьезными, будь то для пары моногамных людей, которые отказываются называть друг друга парнем и девушкой, потому что тогда отношения могут зайти слишком далеко. Самый простой пример квирплатоники можно найти в мелодраме «Анатомия страсти». Коллеги Мередит Грей и Кристина Янг никогда не испытывали сексуального влечения или романтических чувств друг к другу, но их отношениям был свойственен уровень доверия и привязанности, который обычно не наблюдается между коллегами или даже друзьями. В ключевой сцене Кристина говорит Мередит, что, решившись на аборт, в клинике указала ее в качестве контактного лица. «У клиники своя политика. Они не провели бы эту процедуру, если бы я не указала контактное лицо, кого-то, кто будет там на всякий случай и поможет мне добраться домой после… ну, ты понимаешь, – говорит Кристина. – В любом случае я указала твое имя. Вот почему я сказала тебе, что беременна. Ты мой человек»[146]. Эта фраза «ты мой человек», звучащая сильнее, чем «ты мой лучший друг», проникла в популярную культуру, вдохновляя на создание списков в духе «10 цитат из „Анатомии страсти“[147], которые напоминают тебе о собственной личности», и целой экосистемы товаров с такой надписью (кружек, рубашек, ювелирных изделий) везде, где продается китч. Она стала гендерно-нейтральным способом сказать «родственная душа» или «тот, кому я доверяю больше всего». «Ты мой человек» не привязана к официальному статусу романтических отношений. Мередит – особенный человек для Кристины не потому, что у той нет возлюбленного. Женщины не бросили друг друга, когда влюбились в мужчин. Их важность друг для друга имеет особое значение. Объясняя их с Мередит отношения своему парню, Кристина говорит следующее: «Если я убью кого-то, я позвоню именно ей и попрошу помочь мне перетащить труп по полу гостиной». Ей, а не ему. * * * Отношения между Ли и Тейлором несильно изменились после того, как они стали квирплатоническими партнерами. Эти двое уже были очень близки, и, кроме того, Ли была несвободна, поэтому их разговоры не касались логистики, например, того, как часто они видятся. «Все сводилось к открытому обсуждению нашей эмоциональной привязанности друг к другу, – говорит Ли. – Какими мы видим наши отношения? Какое определение мы хотим дать себе и какое определение нам могут дать другие люди?» Для Ли QPP не означало доказывать, что ее чувства к Тейлору были самыми важными и более сильными, чем к кому-либо еще. Это не означает, что QPP похоже на особую дружбу, – если бы это было так, то сама дружба снова стала бы более поверхностной и менее преданной, а Ли, будучи одним из самых здравомыслящих людей, каких я когда-либо встречала, не хотела очернять дружбу. Их QPP было связано с поведением и отношением, а не с неким совершенно уникальным чувством, точно так же как традиционные романтические отношения часто сохраняются из-за привязанности к партнеру и тесных уз. Ли предложила Тейлору вместе создать набор норм и описание для своих чувств. QPP означало быть уязвимым и смело просить что-то взамен, находиться в очень близких отношениях и испытывать чувство безопасности благодаря подтверждению этой близости, к чему, как казалось Ли, они стремились. Именно потому что социальные ярлыки, по сути, являются сигналами и инструкциями, они также сужают наши представления. Квирплатоника отказывается от невысказанных ожиданий от друга или романтического партнера и заставляет иначе взглянуть на отношения, вместе создавать новые обязательства и новые ожидания. Переход на квирплатонику – это изменение как языка, так и мышления, реляционный пример того, что российские теоретики литературы называют «отстранением» или попыткой увидеть нечто заново, другими глазами, а затем отметить то, чего, возможно, не было видно раньше. В дружеских отношениях, объясняет Ли, может быть непонятна роль каждого. Разговоры об эмоциональной привязанности случаются нечасто, и если вы не знаете, на каком уровне ваши отношения, вы не знаете и вашу роль в жизни другого человека. В QPP эти вопросы уже решены, ответы на них найдены совместно, можно открыто и свободно высказывать свое мнение и предпочтения. Тейлор рассказал своей маме о Ли. Ли называла Тейлора своим партнером в квир-пространствах и «действительно хорошим другом» в ситуациях, когда партнер задает вопросы, на которые требуется слишком много времени для ответа. Другой партнер Ли, ее муж, знал о «близкой дружбе» с Тейлором, но не совсем понимал концепцию QPP. Ему не было интересно вдаваться в подробности. Его опасения касались в первую очередь сексуальной верности, и как только стало ясно, что Ли и Тейлор не спят вместе и не собираются этого делать, беспокойство и дальнейшее любопытство исчезли. Можно ли назвать Ли поли? – задаюсь я вопросом. Не уверена. Муж Ли не считал свой брак открытым, а отношения Ли и Тейлора не были чисто романтическими. С другой стороны, как говорит Ли: «Не знаю, действительно ли я испытывала разные чувства к мужу и QPP. Ко всем тем немногим людям, которые мне небезразличны, я чувствую примерно то же самое. Вот как я строю отношения». * * * Более пристальный взгляд может сделать значение слов «романтический» и «платонический» понятнее, но нет необходимости оспаривать семантику. Имеет смысл отделить романтику от секса и ломать голову над термином «квирплатоник», но меня больше интересует изменение поведения людей в отношениях, чем принуждение всех к изменению слов. Мы заимствуем выражения у других людей, и выбор слов может дать обратный эффект. Я бы не стала требовать, чтобы Юми Сакугава переименовала свой комикс «Я в несексуальном романе с тобой», или настаивать на том, что ее чувства действительно романтичны. Я бы не стала указывать на двух близких друзей и говорить им, что их отношения – это не дружба, а на самом деле квирплатонические отношения. Рассказывать людям, каковы их отношения на самом деле, или настаивать на том, что нельзя использовать слова «друг» и «романтический партнер» для описания обычных социальных ролей, – это не путь к прогрессу. На этом пути лежит кроличья нора путаницы в определениях и лингвистических уловок. К тому же это неуважительно. Эти новые идеи провоцируют, а не предписывают. Однако мне любопытно, что бы произошло, если бы все более внимательно рассмотрели различие, которое мы проводим между дружбой и романтикой, а также причину его возникновения. Многие люди не решаются сказать друзьям: «Я люблю тебя», – и уж тем более спросить: «Что ты чувствуешь? Кто мы друг для друга?» По словам Ли, за пределами романтики об «определении отношений» не может быть и речи, если только что-то уже не пошло не так. Психотерапевты обычно сосредотачиваются на романтических отношениях, и нет никаких советов, чтобы помочь людям оправиться от потери друга, хотя разрыв дружбы может быть столь же разрушительным, как и разрыв романтических отношений. Неопределенность дружеских отношений и отсутствие официальных обязательств нравятся многим, но, как правило, люди склонны небрежно относиться к тому, что менее важно. Так быть не должно. Как показывают квирплатонические отношения, мы можем заимствовать язык и нормы романтических отношений, чтобы структурировать другие типы чувств. Квирплатонические партнеры вступают в такие отношения, которые многими воспринимаются как несерьезные, и решают, что они достаточно важны и заслуживают необычных и потенциально неловких разговоров. Разного рода отношения могут быть достаточно важными, чтобы рискнуть завести такой разговор, определить ожидания и постараться соответствовать им. Вместо того чтобы позволять ярлыкам вроде «романтического» и «платонического» (или «друга» и «партнера») руководить действиями и ожиданиями, сами желания могут направлять действия и ожидания. Более эффективно, чем полагаться на ярлыки в качестве инструкций, сразу перейти к вопросу о том, что мы хотим – будь то время, прикосновения, привязанность и т. д., как писал Дэвид Джей, – независимо от того, вносят ли эти желания путаницу в жесткие представления о том, как должны выглядеть эти две категории. Когда желания не соответствуют ярлыкам, часто нужно откорректировать или отбросить ярлыки, а не желания. Если все ведут себя этично, не имеет значения, вписываются ли отношения в предвзятую социальную роль, ощущаются ли они платоническими или романтическими, или ни теми ни другими, или и теми и другими одновременно. Тейлор и Ли расстались через год после того, как стали встречаться, по причинам, не имевшим никакого отношения к сексуальной идентичности или ярлыкам. «Это тоже важно отметить», – говорит Ли. Квирплатоническое партнерство не следует инфантилизировать или идеализировать, поскольку эти «слишком чистые, слишком хорошие» отношения якобы защищены от эмоциональных бурь. Они могут быть подрывными; они могут бросить вызов укоренившимся иерархиям; но это по-прежнему отношения между людьми, а люди несовершенны. Эмоциональные компоненты, предположительно уникальные для романтической любви, могут быть испытаны в других контекстах, поэтому проблемы и трудности романтических отношений могут существовать и в других типах партнерства. И хотя они с Тейлором расстались, их совместная работа помогла Ли понять, что она хочет и чего заслуживает в отношениях, и расстаться с мужем-абьюзером. Любовь и забота драгоценны и проявляются в контекстах, выходящих за рамки романтического; они также не обязательно становятся самыми значимыми в романтическом контексте. Одна группа людей особенно остро чувствует эту истину: это аромантики, или аро. Они знают, что возвышение романтической любви в конечном счете вредит всем. Они ждут, когда и другие это поймут. * * * «Только влюбленный имеет право на звание человека», – писал русский поэт Александр Блок в 1908 году[148]. Спустя столетие поп-певица Деми Ловато высказала подобное послание: «Ты никто, пока не встретишь кого-нибудь»[149]. Пока на картине нет романтического партнера, окружающие думают, что картина неполная. Утверждение, что только влюбленный, – а в стихотворении предполагается, что Блок имеет в виду любовь к романтическому партнеру, – имеет право называться человеком, подразумевает, что наша человечность зависит от чего-то в значительной степени неподконтрольного нам: других людей, обстоятельств, удачи. Ужасно полагать, что мы можем быть людьми, только когда испытываем одно конкретное чувство или когда другие испытывают его по отношению к нам. Тем не менее жажда романтических отношений часто необходима для доказательства нравственности, и поэтому аро осуждают, а их человечность отрицают. Дэвид Коллинз, например, любит любовные романы, любит своих друзей и какое-то время задавался вопросом, не социопат ли он. «Есть мнение, что не нежелание заботиться о других, а нежелание романтических отношений присуще плохим людям, – говорит он. – Это действительно заставило меня подумать: „Ладно, я нехороший человек, мне не хочется отношений, это какое-то дерьмо, в духе [вымышленного серийного убийцы] Декстера Моргана“». Аромантическое сообщество связано с асексуальным сообществом, но не все аромантики являются асексуальными. Дэвид не асексуал. Он пансексуален и испытывает сексуальное влечение, но не знает, что значит хотеть именно романтических отношений. Его жизнь во многом схожа с историями, которые я слышала от асов: в детстве Дэвид, которому сейчас за двадцать, глядя на отношения между партнерами, предполагал, что он вырастет и будет, как и все вокруг, хотеть такой же романтики. Хотя в первые отношения он вступил уже в четырнадцать лет, долгожданных перемен так и не произошло. Было трудно избавиться от страшной мысли о том, что в глубине души он был больным эгоистичным человеком, желающим воспользоваться чьим-то телом для физического удовлетворения. Примерно в то время, когда Дэвиду было восемнадцать, друг рассказал ему об аромантике. Сначала Дэвид решил, что это «штучки инцелов», но затем пришел к выводу, что, возможно, это выдуманный термин для людей, страдающих депрессией, или для людей, отрицающих какую-то неясную психологическую проблему. Несколько месяцев спустя, гуляя по Таймс-сквер со своей девушкой, Дэвид пересмотрел свою точку зрения. Когда они прошли через эту туристическую ловушку, его девушка повернулась, чтобы сказать Дэвиду, как страстно она его любит. Это была девушка, с которой Дэвид мог общаться на всех уровнях. Оба изучали информатику, одинаково относились к политике, любили фильмы ужасов, анализировали поп-культуру и писали фанфики. Они поддерживали друг друга, наслаждаясь проведенным вместе временем. Однако единственное, что пришло в голову Дэвиду, – это то, что он не может ответить на ее слова. Он заботился о ней и хотел, чтобы она была счастлива, хотел хорошо относиться к ней, но не испытывал к ней того же чувства, что и она к нему. Чего-то, какого-то невыразимого чувства, не хватало. Чувство, которое она испытывала к нему, он не испытывал ни к ней, ни к кому-либо еще. «Это, наверное, один из немногих случаев в моей жизни, когда я буквально сел и спросил себя: „Что с тобой не так? – говорит Дэвид. – Нужно разобраться в этом прямо сейчас“». Затем он целый год ни с кем не встречался и спрашивал себя, правда ли это, что как бы сильно он ни любил людей, он никогда не захотел бы таких отношений, к которым должен был стремиться, – и из-за этого его всегда, вероятно, считали холодным или аморальным. Дэвид видел таких, как он, в СМИ, и они были убийцами. Истории о жизни без романтики были немногочисленны и редки. * * * Вездесущность романтических сюжетных линий впервые привлекла мое внимание, когда Tired Asexual обратился к обозревателю Slate Dear Prudence с просьбой посоветовать книги без романтики[150]. Читатели с готовностью прислали короткий список книг, в основном художественную литературу для подростков[151]. Конечно, список подходящих романов должен был быть намного длиннее. Для собственной версии списка я разработала следующие критерии: • Роман не относится к молодежной фантастике или научной фантастике/фэнтези. (Есть много книг для подростков без романтических сюжетов, во-первых, потому что предполагаемые читатели моложе, и, во-вторых, потому что современные авторы книг для подростков с большей вероятностью придумывают персонажей, принадлежащих к спектру сексуальности.) • Роман не о романтике, и на романтике – или жажде романтики – не построен сюжет, даже если она там есть. Может быть, в нем присутствует пара влюбленных, но их отношения воспринимаются как должное, и книга не фокусируется на их развитии. Может быть, кто-то идет на свидание, но свидания не продвигают историю вперед. • В романе нет откровенных сексуальных сцен или сексуальных тем (в том числе сексуального насилия). • Романтическая любовь не считается необходимой и важной для счастливой жизни. Это последнее требование имеет решающее значение. Даже если нет сексуальных сцен и никто не идет на свидание, но главный герой постоянно думает о том, как бы ему найти себе партнера, роман дисквалифицируется. Итак, попробуйте теперь подобрать примеры и убедитесь, что это не так-то просто. И хотя легко понять, почему аромантику неприятно быть окруженным книгами, подразумевающими, что жизнь без романтики пуста, такое положение вещей вредно, как бы мы себя ни идентифицировали. Культура не всегда порождает желание иметь то, что она ценит – секс, романтику, деньги, – но наличие одной-единственной истории о том, что эти вещи означают, может убедить аудиторию в их необходимости. Если подавляющее большинство историй постулируют романтическую любовь как конечную цель, а одиноких людей – как лузеров, люди вряд ли выйдут в своем мышлении за пределы этих узких переулков. Если точное представление имеет значение, когда дело доходит до класса, расы и пола (а это так), то это так же верно, когда дело доходит до сюжетов, повествований о том, что важно, чего люди хотят и должны хотеть и что необходимо для счастливой жизни. Хантер хотел почувствовать себя героем, и из «Американского пирога» он узнал, что самый простой способ им стать – это заняться сексом. В самых разных книгах утверждается, что для глубоких чувств необходима романтическая драма. Лорен Янковски, писательница в жанре фантастики, аро-ас, хочет написать о дружбе, но литературные агенты сказали ей, что асексуальность и аромантизм не продаются, потому что они недостаточно убедительны. «Почему нельзя рассказать о двух лучших друзьях, сражающихся друг за друга, чтобы защитить? – спрашивает она. – Почему нельзя отправить группу друзей на поиски приключений? Как будто если они не любят кого-то, то и писать не о чем». Для Лорен ответ очевиден: «Писать есть о чем, потому что это чертовски интересно». Повсеместное распространение романтических сюжетов, даже в книгах, которые не являются романтическими романами, предполагает, что только истории с романтикой могут вызывать сильные эмоции и что романтика автоматически более интересна, чем почти все другие области человеческого опыта. Что если бы книги были больше сосредоточены на эмоциях, порождаемых дружбой, амбициями, семьей, работой? * * * Есть книги, соответствующие критериям моего списка. «Посторонний» и «Чума» Альбера Камю и многие произведения Кнута Гамсуна соответствуют этим параметрам, равно как и сюрреалистические романы Борхеса, Кальвино и Марксона. Исторические и семейные драмы также являются хорошим примером: «Пора уводить лошадей» Пера Петтерсона и «Нападение» Гарри Мулиша рассказывают непростую историю семьи во время Второй мировой войны. Среди более современных произведений – «Домашнее хозяйство» Мэрилин Робинсон; «Забытая страна» Кэтрин Чун о семейных секретах, Корее и иммигрантском опыте; «Меня зовут Ашер Лев» Хаима Потока о личных желаниях и ожиданиях сообщества. История, которая тронула меня больше всего в последние месяцы – пьеса Дункана Макмиллана «Люди, места и вещи», – рассказывает о неоднократных попытках актрисы реабилитироваться. «Дорога» Кормака Маккарти сурова и мрачна; в этой вселенной самая важная любовь – между отцом и сыном. Загвоздка в том, что почти все эти книги из подборки относят к второстепенным. Все они известны и считаются художественной литературой, но их также обычно описывают как философские романы, романы о Холокосте или романы иммигрантов. Всегда приходится искать что-то, что делает роман «другим». По сути, как заметил один друг, нуклеарная семья[152] и романтическая любовь являются ключевыми составляющими жанра серьезной литературы без необходимости добавления еще одного дескриптора. В некоторых из упомянутых мною книг все-таки может присутствовать романтика. У меня нет времени, чтобы перечитать их все, и я предполагаю, что некоторые из них содержат романтический сюжет или не соответствуют моим критериям по иным причинам. Знакомые, помогавшие мне в мозговом штурме, столкнулись с той же проблемой. Из бесед с друзьями снова и снова выяснялось, что на самом деле в романах «Обитатели холмов» и «К востоку от рая» действительно есть романтические и сексуальные темы, о которых я просто забыла. Романтика настолько воспринимается как должное, что мы часто не замечаем ее, так же как редко замечаем, что все персонажи в романе белые. Это послание затрагивает наши ценности и ожидания, но при этом так четко отходит на второй план, что становится едва заметным.