* * * Пока просторный и удобный (по меркам этой реальности) экипаж вез нас к королевскому дворцу, каждый из троицы молчаливо занимался своим делом: граф горделиво любовался мной и дочерью, Сесилия нервничала, а я улыбалась, вспоминая необычное предложение господина Откутюра, сделанное в мой последний визит в его ателье. – Мадам, – многозначительно понизив голос, сказал он, вручая красиво упакованные воротник к вечернему туалету и пару платьев попроще, – ваша красота – источник неиссякаемого вдохновения, часть которого я уже начал реализовывать в новой коллекции. Лучшие наряды из нее пойдут, разумеется, вам. – Разумеется, – согласилась рассеянно. – Мы, творческие люди столицы и просто искренние почитатели прекрасного, объединены в закрытый клуб, который с удовольствием бы организовал для вас серию экспозиций и вернисажей. Поскольку я молчала, кутюрье поспешно добавил: – Восемьдесят процентов собранных средств вам, мадам, десять – пятнадцать на аренду лучших дворцово-музейных помещений и оставшиеся деньги на прохладительные напитки и доходы организаторам. И поскольку я продолжала держать паузу, Откутюр воскликнул с тревогой: – Девяносто! Девяносто процентов вам. Я готов работать бесплатно, из любви к искусству, да и среди поклонников и поклонниц первозданной красоты, не тронутой печальным наследием Темных времен, найдутся достаточно состоятельные, чтобы предоставить свои дома для вернисажей безвозмездно, исключительно из радости поделиться вдохновением с миром. Ну… хм. Я покачнулась. Скорее от усилия вместить масштаб нарисованной картины в свой, как неожиданно оказалось, скромный и неподготовленный мозг, чем демонстрируя поощрительную заинтересованность, но господин Откутюр приободрился и зачастил, воодушевленно расписывая подробности. Гм. Хм и еще раз хм. Я позволила кутюрье несколько минут с упоением побарахтаться в своих мечтах и меня побарахтать заодно. Воображение, заскучавшее было в последние три дня в размеренном бессобытийном отдыхе у графа Грандер-Станта, расцвело буйным цветом, активно простимулированное сбивчивой огненной речью столичного кутюрье. Э-э-э… И висят, значит, по всему городу рекламные афиши с моим именем… народ стекается, выстраивается очередь… Несмотря на огромное скопление людей, все ведут себя предельно интеллигентно: Откутюр говорил, что клуб закрытый, абы кто не сунется, да и вообще, культурное событие же. И тут я. В качестве главного экспоната. Поднимаюсь посреди зала на возвышение-пьедестал и в звенящей тишине небрежно сбрасываю тунику… Вот тут вышла заминка. Никак не могла определиться, в какой именно степени будет происходить это важное действие. Сбрасываю ли ее полностью, подобно древнегреческим красавицам, не стыдящимся вдохновлять своим гармоничным телом античных поэтов и скульпторов, стягиваю до пояса или только дразняще приспускаю с одного плеча? А, поняла! Это будет зависеть от стоимости входного билета. Восхищенный народ курсирует по залу, останавливается напротив, набирается вдохновения, обменивается мнениями… Мой придушенный полусмех-полукашель перебил увлеченные разглагольствования модного кутюрье. – Господин Откутюр, – прокашляла я, – вынуждена отклонить ваше щедрое предложение. Физиономия кутюрье расстроенно вытянулась, и он принялся было меня убеждать, но я усиленно замотала головой. Промелькнувшая перед внутренним взором картина подходила скорее Зинаиде Петровне, чем мне, я… э-э-э… не настолько монументальна и величественно значительна в своей красоте. Нет, общая концепция была мне понятна, работают же девушки в нашем мире топ-моделями, и ничего, это даже престижным считается. А тут ни фотографии, ни видеосъемки нет, изображений сохранить не могут, вот и приходится так… в натуральном виде. Но! Работать в законном отпуске?! Пусть даже и супермоделью? Ох нет, увольте. Да и планы на будущее у меня уже плотно связаны с посещением королевского приема. Так что мечты кутюрье я решительно развеяла, но воспоминание о них доставило несколько приятных минут шаловливого хихиканья, из-за которого я и упустила возросшее до предела напряжение в окружающей обстановке. Перед самым выходом из кареты с Сесилией дер Грандер-Стант случилась форменная истерика: она отдернула занавеску, вгляделась в окошечко и вдруг начала задыхаться, трястись, нести какой-то маловразумительный бред типа: «А-а-а, я не смогу!» и «О-о, какие тут все!», при этом то отчаянно краснея, то так же стремительно и бесповоротно бледнея, и наотрез отказалась выбираться наружу. Граф казался искренне расстроенным ее поведением. – Мадам, простите, – счел нужным он извиниться за сцену, устроенную переволновавшейся девушкой, – слуги отвезут дочь обратно в особняк и вернутся за нами, чтобы ждать окончания приема. Мы же с вами посетим королевский дворец, не меняя планов. Последнее он произнес тоном близким к назидательному, отчего девушка пристыженно забилась в самый угол. Дверца отворилась: это один из лакеев, спрыгнув с запяток экипажа, услужливо распахнул ее. Граф, демонстративно не глядя на дочь, последовал на выход, а я элегантно положила ему ладонь на локоть, попросив негромко: – Дайте нам пять минут. И, чтобы он не вспомнил, что является главой семьи, к которой я, собственно, не имею ровным счетом никакого отношения, добавила проверенное: – Фридрих. О, он тут же завис, и всякое недовольство или огорчение бесследно испарилось с его лица. Моргнул через пару мгновений растерянно и с кротким кивком поспешно отвел глаза. Перед тем как дверца за ним закрылась, я заметила в вечернем леомарском освещении затеплившийся на щеках графа фамильный румянчик. Хмыкнула удовлетворенно, порадовавшись, что кроме бюста могу управляться с дер Грандер-Стантом обращением по имени. Тоже могучую силу имеет, как оказалось. Не выяснила только: это общее свойство данной реальности или графские индивидуальные особенности? Дитрих вроде так при звуках своего имени не таял… Отогнала ненужное лирическое воспоминание и обратила свой взор на девушку напротив. – Сесилия, в чем проблема? – Ах, мадам, мне очень стыдно… – сконфуженно забормотала она. – Ближе к сути, – нахмурилась я. – Вы видели входящих во дворец дам? – воскликнула девушка, и я любознательно выглянула в окошко. – Да, – подтвердила, – и что? – Они такие блистательные и держатся уверенно! – Уверенность приходит с опытом, который вам, Сесилия, пора уже начать получать, – намекнула прозрачно я и окинула девушку оценивающим взглядом. – Заверю, что вы ничем им не уступаете. Или вам не по вкусу ваше платье? – Ох нет, мадам, платье прекрасное… – Хорошо, что вы это понимаете, – заметила многозначительно, – потому что я выбирала его для вас лично и продуманно. – Благодарю вас, но… – Графиня издала серию коротких вздохов, которые я со всем терпением переждала. Потому что прав был начальник конкурирующего отдела: у меня в подчинении одни бабы, а это предполагает определенную специфику в жизни трудового коллектива. – Не представляю, как осмелюсь показаться на глаза всем этим дамам и господам, – наконец сформулировала суть проблемы юная графиня. – Все сразу увидят, что я неловкая и не умею держаться, будут обсуждать, смеяться украдкой, жалеть… – Пусть попробуют, – пренебрежительно фыркнула я и любезно предложила: – Хотите, я в начале вечера побуду рядом с вами? Не весь прием, разумеется, у меня на него далеко идущие планы, но немного поддержать дебютантку – почему бы нет? – Ах, мадам, но я буду выглядеть еще более жалкой на вашем блистательном фоне! – экспрессивно воскликнула Сесилия, и я изогнула левую бровь, поинтересовавшись с прохладцей: – С чего бы мне служить вам фоном, пусть и блистательным? – Простите! – искренне расстроилась девушка. – Я имела в виду, что сравнение с любой из этих дам будет совсем не в мою пользу, а уж с вами – тем более! – А кто и зачем будет сравнивать? – поразилась я. – Ну как же… – растерялась графиня, – все… наверное. И я. Я же все вижу! – Вы?! – Я шокированно распахнула глаза. О, как все запущено! Наклонилась чуток вперед и произнесла негромко, но отчетливо: – Запомните, Сесилия, никогда не сравнивайте себя с другими людьми. Это категорически противопоказано для нормальной самооценки и вообще имеет мало смысла. Не соревнуйтесь с другими, только с самой собой. А сегодняшняя вы намного лучше той, что недавно лежала трупом в постели, и той, что и думать не могла, чтобы надеть это прекрасное платье и отправиться на прием. Вы добились успеха, Сесилия. Закрепите его. Девушка завороженно молчала, поедая меня глазами, и я продолжила: – И только тогда, когда вас не смогут лишить равновесия ни самая унизительная злоба, ни сладкая изысканная лесть, вы можете поиграть в конкуренцию. Тут главное осознавать, что это игра, и не слишком увлекаться ею. Я окинула застывшую хрупкую фигурку взглядом и была вынуждена признать: – Но вам это рановато. Пока просто постарайтесь обойтись без сравнений, договорились? Девушка кивнула, и я спросила: – Мы выходим или вы предпочтете вернуться домой? Хотелось, конечно, высказаться порезче: типа забиться под кровать или что-то такое, но… девчонка же из другой реальности, да еще потомственная графиня, наверняка растение оранжерейное. – Ах, мадам, – снова завела Сесилия, и я, если честно, едва не застонала: ну что там еще? – Я стесняюсь. Это платье… не для меня. Я же… – она стыдливо повесила голову, – некрасивая. Мне и показать-то нечего… Я со всем удовольствием дала сильный пинок графу дер Грандер-Станту. В силу обстоятельств – мысленный. Он, похоже, воспитанием дочери вообще не занимался, а я тут за пять минут должна наверстать упущенное?! Да еще в законном отпуске? – Вы опять сравниваете. С кем-то или чем-то: другими дамами, общепринятыми стандартами, чьими-то вкусами, – с налетом утомления поморщилась я. – Вы это вы, Сесилия. Второй такой нет, вы уникальны. И вы красивы. В конце концов… – дернула плечом, – женщина – это не только шикарный волнующий бюст, но и много чего еще. – Мадам, – девушка не сводила с меня огромных глаз, влажно поблескивающих в свете леомара, – но это платье… слишком смелое… я такие никогда не носила, я не смогу… Благожелательное терпение удавалось сохранять уже только неимоверным усилием воли, отточенной в бесконечных обучающих семинарах новых сотрудниц. Эк ее мотает, однако: то боюсь, что меня не заметят, то заметят, но негативно, то вообще не хочу привлекать к себе внимания, но если не привлеку – то смертельно обижусь. – Нормальное платье для торжественного приема, – хмыкнула я, – вы же видели: все дамы носят открытые. – Но на вас пелерина, – упрямо возразила графиня. Так у меня и прятать больше нужно, едва не заявила откровенно, но пощадила и так побитую самооценку иномирянки. – Я ее потом обязательно сниму, – заверила, добавив мысленно: как только определюсь с подходящей жертвой. То есть высоким покровителем. Стукнула в дверь, подавая сигнал графу дер Грандер-Станту ее открыть. – Вы уходите, мадам?! – жалобно пискнула Сесилия. – Разумеется, – подтвердила. – А… как же я?