Как-то не вышло у меня направить разговор в нужное русло. С этими предсказаниями обо всём забыла. Но мы обязательно ещё поговорим. Симона Павловна звала меня в гости и обещала угостить парным козьим молоком. Кстати, однажды во время одной из прогулок я спросила у Максима, верит ли он в цыганские пророчества и гадания. Но тот лишь посмеялся. — Всё это балаган и развод на деньги. Меня гадалки стороной обходят. Не выносят моих чёрных глаз. — Да ты сам на цыгана похож, — заметила тогда я. — Может, чувствуют своего. На это он ничего не ответил. Пролетела ещё одна неделя, в течение которой мы ни разу не пересеклись. Снова приезжала мама. Письма я отложила до лучших времён. Сейчас делала всё на автомате. Почти ни с кем не общалась. Только работа, дом и кот. Всё это не могло бесконечно продолжаться. Я очень надеялась, что если мы не будем общаться, то вскоре и влюбленность выветрится из моей головы. И всё-таки мы увиделись. Совершенно случайно. Я пришла к продуктовому за хлебом. Там уже собрался народ, и как раз подъехала хлебовозка. Как уже однажды было, я увидела машину Максима, а рядом его самого. Заметив меня, он широко улыбнулся и во всеуслышание сказал: — Привет, рыжая, рад тебя видеть! Странно. Ко мне ещё никогда никто так не обращался. Кто-то посчитал бы грубым и пренебрежительным. А для меня это прозвучало тепло и по-доброму. Не ожидавшая такого приветствия, я ответила не сразу. Зачем-то приняла максимально серьёзный вид и холодно произнесла: — Добрый день. В толпе кто-то хихикнул. Максим же, кажется, растерялся и лишь молча проводил меня взглядом В магазине соседка Нина Васильевна отвлекла меня очередным рассказом о своих кошках. Просила помочь ей, подержать сумку, пока она сложит продукты. И потом предложила идти назад вместе. А я решила всё же подойти к Максиму, если он ещё не уехал. Но когда вышла, увидела, что вокруг него вьются две девушки — блондинка и брюнетка. Нина Васильевна замешкалась внутри, мне пришлось её подождать и невольно наблюдать за их общением. Максим что-то говорил, те хихикали. А потом бросил взгляд в сторону магазина, наткнулся на меня, и тут же демонстративно отвернулся. — Маринка, а поехали на старую взлётку, поучу тебя водить, — услышала я, как он довольно громко обратился к одной из девушек. Когда-то давно, ещё в советские времена, здесь размещался резервный военный аэродром или что-то подобное. Им давно никто не пользовался, а вот для покатушек это было весьма подходящее место. Странно, что ребята гоняли на мотоциклах по дамбе, а не там. — Ой, Мариш, он такому научит! — заметила другая, и обе рассмеялись. — Насчёт вождения надо подумать, — ответила блондинка. — А вот подвезти можешь. — Тогда прыгай в машину, — скомандовал он. Не знаю, что там было дальше, потому что наконец вышла Нина Васильевна, и мы отправились домой. Я шла, слушая болтовню соседки, сухо отвечая лишь «угу» и закусив губу, потому что в носу кололо от подступивших слёз. Волю им дала ночью, когда ревела в подушку, как школьница. Хотелось позвонить ему или написать. Душили невысказанные чувства. Я понимала, что влюбилась. Он словно приворожил или околдовал. Иначе как меня угораздило увлечься мальчишкой, почти ребёнком? Ему же ещё двадцати одного нет! По мировым меркам он даже несовершеннолетний! Проснулась какая-то больная. Боль была даже в искусанных губах. Поняла, что не могу себя заставить выйти на работу. Неожиданно позвонила Леокадия Сергеевна. Судя по голосу, она была страшно чем-то озабочена. Как оказалось, пропал Кактус. — Он никуда из дома не выходил! Днём спал в своём лукошке, ночью слышно было, как сопит и топает. А тут пропал и два дня уже найти не могу! — Вы не волнуйтесь так. Я надеюсь, что найдётся. Постараюсь к вам зайти в ближайшее время, вместе поищем, — пыталась успокоить её я. Вместо работы я в тот день пошла к Симоне Павловне. Хотелось всё-таки спросить о том, о чём мы в прошлый раз так и не успели поговорить. Да и ей приятно было рассказывать о былом. Завидев меня, женщина очень обрадовалась. Первым делом поинтересовалась, была ли я в церкви. Повздыхала, потому что ещё не была. Но я пообещала сходить. — А где тут раньше находился роддом? В годы войны, например, — спросила я и поняла, что вопрос этот бабушку Симу озадачил. — У нас не было. В город возили всех, как и сейчас. Тут же ехать недалеко. На бричке возили. Председатель колхоза выделял лошадь. Правда, в войну всех лошадей на фронт забрали. Так что не знаю, как тогда эти дела решали. Может дома. — А в роддоме могли перепутать или подменить младенцев? Симона Павловна вытаращила на меня глаза. — Не знаю, детка. Война была, тогда всякое случалось. Лично я о подобном никогда не слышала. А ты почему спрашиваешь? — Да мне нужно. Для работы. Хочу об истории посёлка сделать стенд у нас в библиотеке, — на ходу придумала я нелепый ответ. Бабушка Сима доверчиво кивнула, совершенно не задавшись вопросом, какое отношение к истории Апрельского могли иметь перепутанные младенцы. — Вот мы с вами в прошлый раз о цыганах говорили. А правда, что тут в годы войны цыганский табор стоял? — спросила я главное, что меня интересовало. Ответ на этот вопрос поможет мне понять, от чего следует отталкиваться в поисках информации. Но Симона Павловна лишь пожала плечами. — Смутно помню что-то такое. Мать и бабушка обсуждали, что были цыгане. И что куда-то их немцы вывезли. А куда? Бог его знает. Мне в конце войны всего пять лет было. Так что я мало что помню. От бабы Симы я шла, когда уже почти стемнело. На западе небо зловеще багровело, будто где-то вдалеке бушевал пожар. Но это был всего лишь закат. Наверное, завтра поднимется ветер. Помню, где-то читала красивую примету о ярко-красном закате. Он означает, что бог солнца спорит с богом ветра… Моя бабушка всегда считала красные закаты плохим предзнаменованием. Не знаю, почему. С востока же надвигалась кромешная тьма. Уличных фонарей здесь не было. Точнее они давно не работали. Свет лился только из окон. И некоторые дворы освещались, поэтому в принципе дорогу было видно хорошо. Даже фонарик не понадобился… вначале. Но когда потянулись брошенные дома, стало жутковато. Полезли в голову разные нехорошие мысли. Неожиданно вспомнился найденный в каком-то доме покойник… А ведь я так и не узнала, в каком! Вдруг я иду сейчас как раз мимо него. Едва успела об этом подумать, как вздрогнула от внезапно прозвучавшего в вечерней тишине мычания. Кажется, у меня все внутренности передёрнулись, а не только сердце. И в пот бросило. Первой мыслью, которой я пыталась себя успокоить, было то, что мне послышалось. Но когда звук повторился, данная версия с треском провалилась. Следующий вариант — животное — пугал не меньше, чем возможный спящий где-то в кустах пьяница. Я ускорила шаг. Однако прервавший невнятное мычание голос Максима заставил меня остановиться. — Бать, вставай, садись в машину. А то вдруг кто-нибудь увидит, — слова доносились из глубины проулка между домами. Брошенными или жилыми — я понятия не имела. Но свет в окнах не горел. В ответ на его слова раздалось нечленораздельное бурчание и ругань. А затем снова заговорил Максим: — Вставай! Мама волнуется, ждёт нас. Я подошла и увидела... то, что увидела. В свете фар припаркованного посреди дороги внедорожника довольно грузный мужчина с седой бородой ползал по земле, заваливался на бок, катался в пыли. Причём выглядел он очень хорошо, явно дорого одет и ухожен. Максим пытался его поднять, но тот отталкивал, матерился. — Что случилось? — спросила я. — Света, иди, куда шла, — бросил мне Богорад. Глаза его затравленно бегали, не желая встречаться с моими. Игнорируя его слова, приблизилась к сидевшему на земле мужчине. — Здравствуйте, — сказала максимально непринужденно. Он остановил на мне стеклянный взгляд и попытался, кажется, осмыслить происходящее. Новый человек в поле зрения явно заинтересовал и привлек его внимание. Я не могла понять, пьян он или это что-то другое. Алкоголем от него не пахло. — Ну-ка поднимайтесь, а то свой красивый костюм совсем испортите и часы разобьёте, — сказала я тоном, каким обычно говорят с непослушными детьми. И сама удивилась, что он меня не послал. — Да вот не могу! — сокрушенно ответил отец Максима. — А вы кто? Что за красавица тут у нас появилась? — Давайте, давайте, я помогу встать, — подбадривала я его. Мужчина послушно опёрся на мою руку, грозя повалить меня на землю. Но Максим вовремя поддержал его и вместе мы каким-то чудом усадили его в машину. — Вы не уйдете? — жалобно спросил меня Илья Андреевич. — А то этот сукин сын только и думает о том, чтоб я быстрее сдох! Только и ждёт моей смерти! — Па, ты что! — укоризненно возразил Максим. — Пошёл вон, щенок! Выкормил тебя, вырастил, и никакой благодарности! Я обратила внимание на то, что Максим ловко закатал ему рукав и что-то вколол из маленького шприца. Буквально сразу тот обмяк и вскоре уснул. Максим же, избегая меня, уложил отца поудобнее, закрыл заднюю дверцу машины, отошёл, и устало присел на поваленное бревно. Я приблизилась, опустилась рядом. — Что с ним? Он пьян? Парень отрицательно мотнул головой, глядя в сторону. — Это деменция начинается. Альцгеймер, или как его там… И ещё что-то, не помню уже. Он такой не всегда. Редко. В последнее время где-то раз в пару месяцев. Я поэтому и приехал, взял академ. Мать с ним уже не справляется. Плачет постоянно. Кирилл его боится. А сам он лечиться не хочет, считает, что с ним все в порядке. В нормальном состоянии он совсем не такой, правда! Но вот эти припадки... Я мечтаю забрать мать и мелкого и уехать отсюда навсегда. Слушать это было невыносимо. Не представляю, каково в таком юном возрасте столкнуться с подобной бедой. Это очень страшно. — Я могу чем-нибудь помочь? — спросила, тронув его за руку. Мне хотелось, чтобы он повернулся, посмотрел на меня. А он упорно уклонялся от этого. — Чем? — горько усмехнулся Максим. — Нет, конечно. И ещё, Свет, надеюсь, ты понимаешь, что об этом никто не должен знать? — Конечно. — Ну и не надо меня жалеть, — добавил он. — Всё нормально. Я не страдаю и всем доволен, поверь. Это ничего не должно менять между нами, а то любите вы, девушки, из жалости уделять внимание... — Не поняла, что не должно менять? — насторожившись, уточнила я. — Ничего, — повторил он. — Раз уж ты меня отшила, то пусть всё так и остаётся. — Но я не отшивала тебя! Как он мог такое подумать?! Значит, поэтому и не появлялся! — Мне кажется, Максим, мы с тобой совсем друг друга не поняли, — стараясь говорить мягко, без укора, произнесла я. — Но думаю, сейчас не время выяснять отношения. Тебе нужно отца домой отвезти. Что ты ему вколол? — Лекарство. Оно всегда при нем. — А сколько ему лет?