Он устроился рядом со мной на пассажирском сиденье, и мы поехали. — Кир, скажи, а правда, что Алину, жену Максима, убили? — Да. — Как это случилось? — Машина взорвалась. Машина Макса. Аля собиралась к врачу ехать. Из-за беременности. А её тачка как раз в ремонте была. Она попросила тачку Макса. Села, тронулась и взрыв. Она не сразу погибла. А на следующий день в больнице. Так и не приходя в сознание. — Постой, она что, беременная была? — Ну да. Виновного не нашли. Хотя Макс все свои связи подключил. Вроде, по официальной версии какую-то неисправность с аккумулятором обнаружили. Сказали, если бы взрывчатка, машину бы разнесло на куски и вокруг бы всё зацепило. А так повреждения небольшие. В тот день у нас в посёлке электричества не было, и камеры наблюдения не работали. Это потом уже Макс беспроводные заказал, на автономных батареях… Выходит, хотели убить самого Максима. Страшно подумать, что он чувствовал и как это пережил. Потерять жену и нерождённого ребёнка... Наверное, до сих пор себя винит, что не сберёг их. Ключ у меня был. Но он, к моему ужасу, не понадобился. Дверь была не заперта, внутри всё перевёрнуто. Страшный разгром и пятна крови на паркете в гостиной, похожие на россыпь алых бусинок... В ушах зашумело. Я, кажется, начала задыхаться, стала хватать ртом воздух и чуть им не захлебнулась. По крайней мере, ощущения были похожие. Правда, в тот момент я этого не осознавала. Понимала только, что вокруг всё куда-то уплывает, а потом выключился свет. Пришла в себя и обнаружила, что лежу на полу. Попыталась сесть, но меня кто-то удержал. И это был врач. — Лежите, резко вставать нельзя. У вас был глубокий обморок. Еле в чувство привели. Сейчас голова не болит? Не кружится? У вас давление низкое. Часто такое бывает? Я отрицательно покачала головой. — Первый раз в жизни сознание потеряла, — свой голос я слышала глухо, как через вату. А вот другие звуки постепенно становились чётче. Я повернулась и поняла, что из комнаты доносятся голоса. Будто там находилось много народу. Странно. Только что ведь никого не было. Слышала, как доктор диктовал фельдшеру мой диагноз: «Синкопальное состояние» и что-то там ещё. — Советую обратиться ближайшее время к участковому терапевту. А лучше, к неврологу, — обратился он ко мне. Но всё моё внимание было приковано к людям в гостиной. Когда увидела присевшего рядом Кирилла, немного успокоилась. Он вцепился в лямку своего рюкзака, накинутого на плечо, и нервно её теребил. Глядел на меня беспомощно своими огромными карими глазищами. Глазами Максима... Удивительно, как же эти двое похожи. — Я вызвал полицию и скорую. Испугался. — Молодец, всё правильно, — я, наконец, села. Сразу вспомнились странные телефонные звонки. Говорить ли о них полиции? Его наверняка похитили! Что, если хотят убить или уже убили? Маму его пока волновать не стоило. Поэтому я попросила сотрудников полиции ей не звонить. Рассказала, всё, что знала. Подписала какую-то бумагу. И нас с Кириллом отпустили. Ноутбука Макса в квартире не было. Я видела, как криминалист снимает отпечатки с мебели и предметов интерьера, как всё вокруг фотографирует, особенно кровь на полу. Но оставаться там нам не разрешили. Пришлось ехать домой. Его искали, а я ничего не могла сделать. Только ждать и надеяться. И это сводило с ума. Когда мне позвонили с незнакомого номера, отвечала с гулко бьющимся где-то в районе висков сердцем. — Да? — Здравствуйте, Света. Это мама Максима. Вы с ним виделись? Где он? С вами? Я места себе не нахожу. Меня напугал звонок из полиции. Пригласили на какое-то опознание. Наверное, это ошибка, да? Я не знала, что сказать, поэтому какое-то время мы обе молчали. — Не представляю, как буду жить, если окажется, что моего сына убили, — вдруг произнесла женщина. — Как Алиночку. У меня внутри всё оборвалось. О таком даже думать нельзя было! — Хотите, я с вами съезжу? — предложила я почему-то полушёпотом. Представленное нам тело явно принадлежало кому-то другому. Даже сомнений не возникло. Евгения Викторовна расплакалась от радости. Она всё повторяла, что это же значит, что он жив. И что, наверное, просто уехал куда-то по делам. Конечно, она же не видела того погрома на его съемной квартире. Когда Евгения Викторовна немного успокоилась, я спросила: — А откуда вы обо мне узнали? — Как откуда? — женщина достала салфетки и принялась аккуратно промокать глаза. — Максим рассказал. Говорил, что хочет меня с вами познакомить. А я против была. Сразу ему заявила, чтобы в мой дом приводил только ту, которую хочет сделать своей женой. Он тогда ответил, что и приведёт. Я закусила губу с такой силой, что, кажется, выступила кровь. Старалась не смотреть на неё, следила за дорогой так сосредоточенно, как делала только в первые месяцы после окончания автошколы. И надеялась, что моих самовольно выступивших слёз она не заметит. — Я что-то не то сказала? — Евгения Викторовна склонилась по мне, поглядела внимательно. — Да нет, — я шмыгнула носом. — Просто Максим меня бросил. Сказал, что мы расстаёмся. — Не может быть, — категорично заявила она. — Он так вас передо мной отстаивал, так убеждал меня, говорил, что вы мне точно понравитесь. И это ведь совсем недавно было. Перед его отъездом. Мой сын не подонок, чтобы так с женщинами обращаться. Его что-то вынудило это сказать. Вы его не обижали? Этот вопрос прозвучал наивно, как будто мы говорим о мальчике, побившем кого-то в детском саду. — Не знаю, — вздохнула я. Я уже ничего не соображала. Сердце готово было вырваться и само поскакать на поиски Максима. Глава 24 Некоторое время ехали молча. Мама Максима больше не затрагивала тему наших с ним отношений и его поступка. Но видимо, шок от последних событий так на неё действовал, что ей было легче, когда есть возможность поговорить. Поэтому ещё немного помолчав, Евгения Викторовна заметила: — Может, всё-таки уехал куда-то? Он способен. Однажды звонит и говорит: «Мама, а мы с Алькой в Крыму!» Спонтанно решили съездить отдохнуть на его день рождения. И там на каких-то скоростных мотоциклах по горам гоняли. В амуниции — шлеме, «черепахе» (или как там её, ну то, что на грудь надевается), наколенниках и налокотниках. Максим очень доволен был. Говорил: «Ма, такой адреналин! Я прям кайфушечку словил». А я ему: «Сыночек, вы молодые, вам хочется адреналина, приключений. Только вы мне про эти свои приключения уже после рассказывайте, а не до. А то я потом пока жду твоего звонка, тоже на таком адреналине сижу, что он мне боком выходит — давлением и тахикардией». Ой, вам, наверное, неприятно про них с Алиной слушать? — Да нет, почему? Интересно. Похоже, мотоциклы — это большая страсть Максима. Алина тоже умела ездить? — Да, она отлично ездила. «Наверное, ему с ней было весело», — подумала я. На одной волне люди. Знаю такие пары. В них мужчина и женщина скорее друзья. И кстати, подобные отношения бывают очень крепкими, не в пример тем, что построены на страсти. Я, в отличие от Алины, домашняя любительница книг. И на мотоциклах со мной не погоняешь… При мысли о книгах сама собой пришла в голову одна идея. Макс, когда рассказывал, как искал эти злосчастные письма, обмолвился, что делал это не он один. Тот мужчина, бывший родным братом Ильи Андреевича и умерший всеми забытым в пустом холодном доме, тоже о них знал. И ещё у него вроде как был сын. Я повернулась к Евгении Викторовне. — Скажите, что известно о родственнике Ильи Андреевича, племяннике? Вы с ним общаетесь? — Вы про Игоря? Нет, — ответила она. — Он где-то за границей живёт и редко сюда приезжает. Макс с ним никогда не дружил. В детстве они в одной школе учились и часто пересекались. Максим у меня всегда задиристым был, мог подраться, обидеть. Игорь хоть и постарше года на три, но сын его постоянно третировал. То отлупит, то посмеётся при других ребятах над ним. Я сто раз говорила, что не надо, нельзя так. Тем более брат всё-таки. Но что поделаешь? Так и не получилось у нас их подружить. Правда, Игорь тоже хорош. Георгий, его папаша, сыну всю жизнь вбивал в голову мысль, что мой Илья приёмыш, что цыган и в их семье — никто. Вот Игорь и обзывал Максима цыганвой безродной. — А вы не знаете его адреса или телефона? — Нет. Зачем мне? После смерти Ильи я вообще с его родственниками никакие связи не поддерживаю. Дома я зашла в соцсети и стала искать страницу Игоря Богорада. Знала возраст и какую школу оканчивал. Этого хватило, чтобы найти. Но профиль был почти пустой. Как понять, не ошиблась ли я? Решила всё же написать ему. Если обозналась, ничего страшного. Немного подумав, составила такой текст: «Здравствуйте. Я автор книги «Апрельское, или Цыганское несчастье», написанной на основе воспоминаний акушерки из посёлка Апрельское. Знаю, что вы имеете отношение к той семье, в которой всё произошло. Планирую писать вторую часть и хотела бы с вами встретиться, поговорить». На ответ особо не рассчитывала. Да и своим посланием была недовольна. Не клюнет он на такое. А что ещё я могла написать? «Извините, а вы не знаете, где ваш кузен Максим? Это не вы его, часом, похитили?» Как ни странно, мне буквально в течение нескольких часов ответили: «Приезжайте. Посёлок Апрельское, улица Мухиной, дом 167». Весьма немногословно. Я снова обратилась к этому Игорю: «А можно ваш номер телефона?» Но тут же последовало сообщение: «Здесь связь плохо ловит. Он вам ни к чему. Если не найдёте, спросите дорогу у местных». Тогда я опять написала: «Может лучше встретиться на нейтральной территории? Мне туда далеко ехать». «Нет. Я никуда не выезжаю. Могу встретиться только у себя дома. Это вам надо. Если нет — как хотите». И я поехала. По дороге перебирала в голове разные варианты случившегося с Максимом. Размышляла, связан ли с его исчезновением этот странный Игорь. И всё думала, чего это он никуда не выезжает. Если жил за границей, то вполне себе выезжает. Не хотят ли меня заманить в ловушку? Надо было кого-нибудь предупредить о своей поездке. Ведь у двоюродного брата Максима все мотивы есть для того, чтобы желать ему зла. Во-первых, эта давняя вражда из-за наследства. Во-вторых, детские обиды. А они могут быть даже сильнее. Люди, пережившие в детстве травлю, потом всю жизнь это помнят. Посёлок встретил меня утренним густым, как молоко, туманом, сквозь который виднелись брошенные, поросшие бурьяном дворы и перекошенные дома. По дороге то с одной, то с другой стороны мелькали поваленные заборы, остатки сараев и других хозяйственных построек. Такое красивое название у посёлка. Совсем не вяжется с этим печальным зрелищем. По Апрельскому пришлось поплутать изрядно. Я очень плохо знала его. По названному адресу находилось весьма мрачное строение. Я бы решила, что дом брошенный. Низкий, с покосившейся крышей, облупившейся на окнах и дверях краской. Находился он как бы в яме. К воротам вёл крутой спуск, и сверху было видно весь двор, затянутый виноградом, как паутиной. Часть его уже совсем засохла, но за растениями никто не следил и не обрезал. Как, в принципе, и за всем остальным. От сарая остались одни развалины, та же участь постигла и другие постройки. Совсем рядом, по соседству, находилось пепелище. Дотла обгорелые балки, доски, кирпичи. Одна лишь печная труба стояла. Судя по очертаниям, всё это когда-то тоже было домом. Меня встретил худой мужчина с серьёзным замкнутым лицом, одетый в синий рабочий комбинезон и рубашку. Его тонкие губы были плотно сжаты, глаза смотрели, постоянно щурясь, как у близоруких людей. — Добрый день. Это я вам писала. — Да, я понял. Проходите, — проговорил Игорь. Пока мы шли к дому, я услышала какой-то негромкий стук. Мой собеседник никак не отреагировал на него. Наверное, у соседей что-то мастерят. В своих домах звук пилы, топора или молотка — повседневная обыденность. — Я уже читал вашу книгу, — заметил он, пропуская меня в своё жилище. — И что же вы хотите написать во второй части? Как бесславно жил и как свихнулся к концу жизни так героически спасённый отпрыск юной цыганки? — Не только, — бросила я, осматривая комнату. Тут как будто когда-то жила старенькая бабушка. Затхлый запах, куча хлама и старых вещей из прошлого. Наверное, Игорь занял этот дом самовольно, просто взял и поселился. Или от бабушки ему достался, но он за ним совсем не ухаживал. Внутри мне было очень неуютно. Если не сказать — страшно. Я постоянно находилась в напряжении. И всё здесь навевало ощущение какой-то бесконечной грусти. Эти старые вещи излучали отнюдь не тепло. От них веяло жутью, как от кладбищенских памятников. Кстати, так совпало, что местное кладбище как раз находилось неподалёку. Из окон дома даже можно было увидеть кресты на погосте. Тут его называли вторым. Первое кладбище, уже не действующее, располагалось около церкви. — А вы смелая! Одна в такую даль к незнакомцу поехали! — промолвил вдруг Игорь. — Мне такие нравятся. Это его замечание заставило меня насторожиться. — Так о чём вы со мной хотели поговорить? Не думаю, что я — интересный персонаж для книги. — Хотелось бы услышать вашу версию этой ситуации. Почему, на ваш взгляд, всё так сложилось? Ваш отец — родной сын, а оказался в семье изгоем. — Моя точка зрения вас, скорее всего, возмутит. — Отчего же? Я постараюсь быть непредвзятой.