Взял рацию и связался с начальником безопасности. — Ну что? Как проходит? — Голос нервный и раздраженный. — Пока еще решают. У них нет лидеров. Все из разных общин. Разбились на мелкие группы и определяются. Несколько десятков уже уехали, остальные пока не выбрали. — Долго же они копаются. Ладно, ждем. — Прервал связь и сел за стол, пытаясь успокоить разбушевавшуюся нервную систему. Началась изжога, подкатывающая к горлу кислотными волнами. Аппетита нет, но живот сворачивает в тугой комок спазмами боли. Сегодня вернуться в «Исток» скорее всего не получится, вряд ли люди успеют принять решение. Да и кто бы успел, лучше дать им больше времени. «Утро вечера мудренее», как говорится. Позвонил Вике, попросил забрать Женю с занятий, и если ей будет не сложно, то переночевать с девочкой. Колмагорова легко согласилась, даже пообещала успокоить ребенка, и объяснить его отсутствие. Странно, но, когда Женя оставалась с Викой, чувство вины не терзало, как голодная собака кусок мяса. Оно лишь чуть поскуливало, забившись в свою будку. «Ничего, вот разберусь со всеми делами и неделю вместе проведем, каждый день с утра до вечера, обещаю». Обещал он больше самому себе. Стемнело, но люди и не думают ложиться спать. Князев пошел бродить по всей базе, несмотря на предупреждения, что это не безопасно. Кто его здесь тронет, а главное — зачем? Выместить злобу, лишить «Исток» руководителя? Никто не отважится поставить свою судьбу на кон ради такой сомнительной цели, а в том, что люди начали сомневаться Саша уверен. Если бы не начали, с базы бы уже тянулась вереница автобусов к границе Краснодарского края. Обсуждают, значит есть что обсуждать, значит кто-то убеждает или себя или остальных. Выступление прошло не зря. Вернулся в административный корпус «Восхода» ближе к двум часам ночи, сна ни в одном глазу, мозг планомерно обдумывает варианты развития событий, забыв о таких необходимых вещах как отдых и еда. Да и как уснуть, если община напоминает пляж в Сочи в середине августа в одиннадцать часов утра. Бывшие пленники заняли все возможные помещения, способные вместить двадцать-тридцать человек. Многие расселись прямо на улице, облепив беседки, лавочки и открытые площадки. О еде и сне никто не помышляет, так же, как и Князев. Шум и гам со всех сторон, прямо Черкизон в начале двухтысячных. Но градус агрессии спал, то ли сказывается усталость, то ли просто выплеснули копившуюся злость в разговорах. Служба безопасности без устали патрулирует всю территорию, стараясь заглядывать в каждый уголок. В небе кружат дроны, неназойливо, высоко, не мозоля глаза и лишний раз не нервируя. Вышел на связь Прайс, с расспросами об обстановке. Голос у него уставший и замученный, но полный энтузиазма. Как обычно начал рассказывать о новшествах Лесного, но Саша его прервал. Мозг слишком перегружен и не способен принимать обилие технических терминов, вот поступят изобретения в использование, тогда и посмотрит. Стив сожалел, что не может сейчас находиться рядом, понимает, что одному Князеву отдуваться за всех не просто, но от этих сожалений ни капли не легче. Пожелали друг другу спокойной ночи и закончили разговор. Убрав телефон, Саша усмехнулся. «Да, ночка точно будет очень спокойная». Ближе к утру начало накрывать. Отсутствие отдыха выразилось раздражительностью и нервозом. Опять пошел бродить по базе, в надежде, что прохладный ночной воздух освежит и отсудит. Не сработало, даже трава бесит, и деревья, и начинающее светлеть небо. А больше всего бесит Юлаев. Уже второй раз он всех подставляет. Первый, при побеге из «Рассвета», надрался до беспамятства и пришлось его вытаскивать. Кто знает, будь он в адеквате, возможно, и Юля и Лариса остались бы живы. Сейчас опять, две тысячи человек определяются вернуться им или примкнуть, вся безопасность на ушах, а он который день в запое. Насмотрелся, видите ли, а мы все не насмотрелись? Как кисейная барышня, размяк и топит себя на дне бутылки. Он должен быть здесь, среди своих людей, руководит ими, направлять, организовывать. Его пьянство разрушает все, над чем они столько работали: репутацию, доверие, авторитет. «Нет, хватит, нельзя это спускать Тимуру с рук. Вернусь в „Исток“, и сам лично займусь им». Размышляя, сам не заметил, как ушел в самый дальний конец базы. Невысокие бетонные постройки с воротами для грузовиков, цистерны, установленные на блоки и подключенные к трубам. Людей не слышно, да и кто пойдет обсуждать свою судьбу на склады. Наконец-то уединение. Сел прямо на землю, опершись спиной на стопку вытертых покрышек. Задрал голову в небо. Легкие перьевые облака, быстро летящие высоко в небе, желтые от восходящего солнца, приковали взгляд, успокаивая. — Александр. Люди собрались возле трибуны, требуют тебя. — Зашипел из рации голос начальника безопасности. — Хорошо, скоро буду. — «Сколько я здесь просидел?» — Посмотрел на часы, восемь утра. Прилично. Встал на ватные ноги, кровь погнала по мышцам мириады мелких иголок. Мозг, затуманенный отсутствием сна и еды, соображает медленно, нехотя. Побрел в сторону возвышающихся зданий, вспоминая с какой стороны от них площадка со сценой. Подойдя ближе, сориентировался по гулу голосов. Толпа, вчера однородно занимающая все пространство перед трибуной, сегодня разделилась на две части, почти поровну. Между ними расстояние метра три, словно зона отчуждения между враждующими странами. Князев прошел по этому проходу, почувствовав себя Моисеем, идущим между стен разведенного моря. Забрался на сцену. Из каждой группы людей отделилось по несколько человек. Самопровозглашенные лидеры, более инициативные, горластые и способные выражать мнение большинства. Надо будет их запомнить, таких лучше держать на особом контроле. Они подошли к трибуне, так, чтобы Князев мог их слышать. — Александр. Я говорю от лица девятисот тридцати семи человек. В твоей вчерашней речи мы услышали подтверждение своих сомнений и решили принять твое предложение, но с одним условием: вы сохраните нам право в любой момент покинуть «Исток». Если мы увидим ложь, или ваше стремление создать подобие анклавов, да что угодно, что идет в разрез твоему выступлению — мы уйдем. Мы понимаем, что для вас это — огромная опасность. Отпустить такое количество людей, побывавших в «Истоке», запомнивших его устройство, системы безопасности, расположение вооружения. Но ты сам вчера сказал, что мы свободны. И мы надеемся, что так и будет. — Высокий статный мужчина, с зычным и бархатным басом, повернулся и осмотрел сидящую за его спиной группу людей. — Нам очень сложно далось это решение. Мы все из разных общин со всей европейской части России. Я лично знаю только пятнадцать человек прибывших вместе со мной. Но обсудив, мы поняли: то, что беспокоило нас в нашей общине, точно так же тревожило людей в остальных. Такие совпадения невозможны. Мы доверимся вам, надеюсь, не зря. — Предоставьте нам транспорт. — От второй группы выступила женщина средних лет, крепкая, тугая, словно отлитая из бронзы. Холодный серый взгляд сверлит и пронизывает. — Гарантируйте безопасный коридор до Ростовской области, дальше сами разберемся. Покажите, чего стоит ваше слово. — Сколько вас? — Стараясь не дрогнуть в голосе и выдержать хладнокровие, сказал Князев. — Одиннадцать сотен. — Женщина не отводит взгляд, и смотрит так, словно она стоит на трибуне, а Саша ниже метров на пять. — И оружие верните. — Нет. — Ответил, как топором рубанул. — На это даже не рассчитывайте. Мы добры и гуманны, но не глупы и наивны. Распоряжусь, чтобы подготовили колонну, накормили перед дорогой. — Князев повернулся к микрофону. — Всем, кто изъявил желание присоединиться к «Истоку»: подойдите к службе безопасности, назовите фамилию, имя отчество и дату рождения. Составим списки. Дальше можете идти отдыхать в комнаты. Разберемся с отправкой ваших бывших сослуживцев, и двинемся в путь. Отоспитесь, подготовьтесь к дороге. Если кто передумает, еще есть время присоединиться к уезжающим. * * * — Девятьсот человек? Обалдеть! — Стив удивленно охнул. — Да сам в шоке. Надеялся конечно, но даже не думал, что будет столько. — Князев потер лоб и переложил смартфон к другому уху. — Теперь другая головная боль — всех распределить. У нас хватит места? — Два корпуса готовы к заселению. Кир словно знал, подгонял. В каждом легко расположатся по триста пятьдесят — четыреста человек. Придется потесниться, но и тысячу разместим. Им не привыкать, в общинах жили по несколько человек в комнате. Подключим их к бригадам Бориса и быстрее введем в эксплуатацию следующий корпус. — Хорошо. Свяжись с нашими. Пусть готовятся, мы, ближе к вечеру, двинемся в «Исток». Надо чтобы к приезду все было готово. Люди вымотанные и истощенные. Всю ночь не спали, как и я. — Понял. Наберу Тимуру… — Бесполезно, он до сих пор в загуле. — Все так же пьет? Блин, надо что-то с этим делать. — Закодировать разве что. Ладно, не будем пока о нем. Начали собирать списки всех, кто примкнет. Прогони их потом по базам. Не хочу повторения случая с Мирным. — Принял. Давай, Алекс, удачи тебе там. Извини, что не могу быть рядом и помогать. — Все норм, Кэп, не заморачивайся, справляюсь. * * * Колонна из двадцати автобусов, в сопровождении бронемашин и грузовиков, отъехала от «Восхода». Бойцы из остатков войск Воеводова и службы безопасности «Истока» выдохнули с облегчением, словно отправили домой буйного выпившего с вечеринки. Атмосфера на базе моментально сменилась с напряженной на утомленную, будто фея взмахнула волшебной палочкой. Бессонная ночь и два напряженных дня обвалились на плечи каждого прибившей глаза и разум ношей. Душ, поесть и спать — единственное, о чем думал любой, не важно из числа бывших пленников, или тех, кто их сторожил. Князев добрался до кабинета руководителя общины, без сил рухнул на диван и моментально отключился, благо мог себе это позволить, хоть и всего на тридцать минут. Но и их вполне хватило хоть немного отдохнуть и вернуть трезвость мышления. Тянуть с отъездом не стали, ехать по темноте и потом распределять людей по комнатам посреди ночи не очень хотелось. Да и Женька ждет. Первый раз он пропал настолько и больше всего боялся, что девочка почувствует себя брошенной. Заняв место в броневике, двигающемся в голове колонны, откинулся на сидении и скомандовал «в путь». Несколько часов монотонной серой асфальтовой ленты под колесами и пейзажей вымерших поселков и городов. Да, на вертолете все-таки лучше. Несмотря на дискомфорт не успеваешь устать от дороги. Люди в автобусах, только рассевшись по сидениям, сразу же позасыпали. Хороший знак. Значит чувствуют себя в безопасности. 1 октября 19.56 по московскому времени База «Исток» Длинная вереница автобусов втянулась в ворота базы. Один за другим Неопланы остановились на центральной площадке между корпусами, где их уже ожидали. Пять постов, похожих на пункты паспортного контроля в аэропорту, несколько тентов с едой и напитками, мобильный медпункт, кабинки биотуалетов и больше сорока человек охраны. Бывшие пленники, а теперь свободные люди, начали выбираться из автобусов и тонкими струями человеческого потока, потянулись к пунктам проверки. Стандартная процедура: имя, фамилия, отчество, проверка по базам, выдача смартфона для связи и доступа в локальную сеть, комплект первой необходимости из носков и нижнего белья. После внесения в базу каждый попадал в руки хозяйственника, который записывал размеры одежды, пожелания по расселению, и распределял по комнатам. Дальше люди отправлялись в своё новое жилище — комнату в недавно введённых в эксплуатацию корпусах, где их ждали постели с чистым бельем, новые полотенца, горячий душ и холодильники с небольшим запасом продуктов, перекусить с дороги перед основным приемом пищи. Бывшие анклавовцы осматривались по сторонам, вели себя тихо и стеснительно. Чувство вины. Каждый прокручивал в голове недавнюю высадку на пляже, вспоминал свою ненависть и желание убивать. Враг — демоны, нелюди, монстры, которые днем убивают все живое, а на ужин едят новорожденных детей. Вот только сейчас их встретили абсолютно обыкновенные люди, встретили гостеприимно, побеспокоились о том, чтобы никто не остался голодным, чтобы никто не стоял в километровых очередях. О них заботятся и переживают. В общинах даже близко не возникало такого ощущения. Анклавы больше походили на трудовые исправительные лагеря. Приехал, вот тебе комната, похожая на номер в гостинице а-ля «Приют дальнобойщика»: койка, подушка и общий душ на этаже. Голодный? Не важно, подождешь общего приема пищи, ничего с тобой не случится. Не важно, насколько ты уставший или истощенный, завтра же отправляешься работать, предоставленное тебе необходимо отрабатывать. Полученная блага в виде крыши над головой, трехразового питания и медицинского обслуживания — это кредит, взятый на пожизненно с сумасшедшим процентом, выплатить который ты не в состоянии. Теперь ты под колпаком, ты должен, и размер твоего долга не озвучивается. Он даже не вписан в договор мелким шрифтом, но тебе каждый день дают понять, что ты — обязан по умолчанию, и шансов соскочить с выплаты долга у тебя нет, за забором лютуют банды. Два шага за КПП и тебя в лучшем случае убью, в худшем — сначала изнасилуют, потом убьют, еще раз изнасилуют и съедят. За забором ненавидят тебя просто за то, что ты человек из общины, эту мысль планомерно вбивают в голову, вживляют в подкорку ежедневными сводками новостей о нападениях, убийствах и зверствах. И вот тебе уже страшно покидать общину, не важно, что ты здесь подневольный, раб, обязанный вкалывать за еду. Твой мозг привыкает, психика включает защитный механизм, и община уже не кажется агрессором. Они тебя кормят, есть место, где можно поспать после трудового дня. И ты привыкаешь. Монотонная жизнь день за днем, подъем, завтрак, работа, обед, работа, ужин, несколько часов свободного времени и отбой. Уже появились друзья, знакомые, возможно, отношения. Ты пытаешься адаптироваться, подстроиться под режим. Безопасники общины уже и не такие злобные, да, иногда перегибают, но их можно понять, они каждый день защищают нас от этих мерзких банд, которые проникают в общину под видом простых людей, и хотят разрушить твою, пусть и такую жалкую, жизнь. Начинается стокгольмский синдром, от изначального неприятия ты приходишь к тому, что сам начинаешь оправдывать их действия, начинаешь верить всему, что говорят. И вот ты уже сам на очередной вечерней посиделке после ужина распинаешься в ненависти к террористам и готов идти их убивать. И только оказавшись лицом к лицу с этими «террористами» доходит осознание, что это простые люди, готовые встретить тебя гостеприимно, снова просыпается критическое мышление, и начинаешь понимать, что та картина мира, которую рисовали тебе в общинах, очень далека от реальности. Хочется найти правду, понять, что происходит на самом деле, докопаться до истины. * * * — Привет, ты как? — Стив пожал руку Князеву и похлопал по плечу. — Первый раз столько не виделись. — Привет. И не говори, хоть отдохнули, а то три месяца каждый день глаза друг другу мозолили. — Князев осмотрел штаб «Истока»: уже ставший привычным гул десятков компьютеров, свет от мониторов, запах свежего кофе из кофемашины и уставшие лица товарищей. — Я вот от вас вообще не устал, мне отдых не требуется. — Вставил свои пять копеек непривычно сосредоточенный Джавид, не отрывая взгляда от монитора. — А ты там что засел? Очередной сериал себе на вечер высматриваешь? — Попытался подколоть Кочаряна Саша. — Не ты один у нас занятой. — Никакого обычного приподнятого настроения, Джавид собран и сконцентрирован. — Надо полностью переработать всю логистику, нас теперь на тысячу больше. Работы — выше крыши. А кроме меня ее никто не сделает. — Не доставай парня, Саш. — Заступился Борис. — Он пашет как Папа Карло. Без нехо нам бы тяжко пришлось, я вот в этом вообще не кумекаю. Управлять рейдами, снабжением кухни, службы АХО, строительства, обороны. И ведь все работает как часы. Помню, до эпидемии, кохда работал на строительстве крупных объектов, вечно лохистика косячила, поставки материалов задерживались, и мы стояли без работы по несколько дней. А там целый отдел задницы просиживал. Сейчас этим он один занимается, и ведь хорошо получается. — Понял, понял. Я же просто шучу, что взъелись-то? — Князев вскинул руки ладонями вперед, словно защищаясь. — Пойду лучше кофе попью. — Хоть немного передохнуть можно. — Прайс плюхнулся в излюбленное кресло. — Весь день у Лесного. У меня от обилия новой информации мозг просто взрывается. Потом еще здесь с этими проверками. Каждого прогони по базам и впиши. Хорошо хоть не один теперь этим занимаюсь, если бы было как с теми, с «Зари», с ума сошел бы. И Лесной… Тяжко с ним. Для него наличие у человека фотографической памяти — норма. Все должны усваивать информацию, так же как и он. Один раз сказал и достаточно. Если ты чего-то не понял или не запомнил, он смотрит на тебя таким взглядом, от которого под землю провалиться хочется. Я же не компьютер, не могу вот так сразу, за несколько дней, усвоить несколько профессий. Если я это вывезу, то буду считать себя «Газонокосильщиком»[1]. — За эти дни всем досталось. — Вздохнул Князев. — Но больше всех Миле. Она и сейчас занята. Надо же каждого осмотреть, проверить не сказалось ли на них действие «Бизэтки». Бедная. Который день на ногах и почти без сна. Вот это я понимаю, самоотдача. Рядом с ней и самому ныть не хочется, стыдно. Сидим тут, кофейничаем, а она там пашет. Вот только кое-кто отдыхает уже который день, аж морду набить ему охота. — Сань не перегибай. Тимуру хреново. Ты представь, через что они с Марком прошли той ночью. У меня бы тоже крыша протекать начала. — Не отвлекаясь от работы, высказался Джавид. — Не, ну день, максимум два, можно подепрессовать, но четыре дня запоя это уж слишком. У него тоже есть обязанности, и никто его работу за него делать не будет. Надо с этим заканчивать. Завтра займусь. 23.56 по московскому времени База «Исток» Вроде и обычный потолок, белый, матовый, только сейчас он сродни проекционному экрану. Стоит задержать на нем взгляд на секунду, как тени и блики света из окна складываются в ужасные картины. Сколько еще будут мерещиться трупы? Уже знает каждого в лицо. Память, как психически больной маньяк, запечатлела все лица с такой дотошностью, что можно посчитать сколько складок на лбу было у тела мужчины с оторванными ногами, возле раскуроченной взрывом входной двери. На каких зубах был кариес у совсем молодого парня, застывшего в немом крике на ступенях. Понять, сколько дней не брился тот здоровяк, с выпавшими из рассеченного живота кишками. От выпитого алкоголя мир вкруг вертится барабаном стиральной машины, но даже выпивка уже не спасает. Воспоминания той ночи, назойливыми муравьями лезут из всех щелей, находят лазейки в броне опьянения. Их не прихлопнуть, не вытравить, никак не избавиться. Тимур обхватил голову руками, помассировал пальцами кожу под волосами, надеясь добраться до мозга и стереть эти жуткие образы раз и навсегда. Не выходит. Они, как комары, кружатся вокруг и впиваются в сознание, зудя и раздражая. Сел на край кровати, оперевшись руками. Под левой почувствовал мокрое. Отдернул и тут же посмотрел на ладонь. В тусклом свете уличных фонарей, пробивающемся из окна, увидел собственные пальцы перепачканные багровым. ' Я поранился? Когда? Где? Откуда идет кровь?' Подскочил с кровати, и, оступаясь и отпираясь на мебель руками, словно на корабле при сильной качке, добрался до ванной. Щелчок выключателем и свет больно ударил по глазам. Руки чистые, влажные, но никакого следа крови. Понюхал — спирт, скорее всего разлил на кровати бутылку алкоголя. «Все, допился. Глюки начались. Крыша уже едет.» Посмотрел на свое отражение. Захотелось отшатнуться, но сил нет, да и дернись он резко, сто процентов потеряет равновесие и расшибет голову об унитаз или край раковины. Глаза мутные и красные, веки опухли, без того узкие глаза превратились в две щели. Щеки впали и алеют нездоровым румянцем. Губы обветренные, потрескавшиеся, в нескольких местах кровоточат. Зубы покрыты желтым налетом от сигарет, когда последний раз чистил и не вспомнишь. Набрал пригоршню ледяной воды и швырнул в лицо, желая смыть эту мерзкую маску. Кожу пронзили иглы холода, но кроме приступа головной боли — никакой реакции. Вернулся в кровати. Да, точно, открытая бутылка водки лежит прямо на постели, вокруг темное мокрое пятно, разящее алкоголем. Пофиг. Рухнул лицом вниз, свесив одну руку. Зря, второй импульс головной боли от резкого движения прокатился по всему черепу, отразившись эхом и превращая мозг в кашу. Желудок стянулся в тугой узел и вытолкнул из себя все содержимое, забив нос и рот кислым. Глаза заслезились. Тимур вытер лицо тыльной стороной руки и посмотрел на лужу рвоты. Одна жидкость, не ел ничего уже несколько дней. Организм борется до последнего, пытаясь отторгнуть заливаемый в него яд. Интересно, кто кого?