Некоторое время мы весело общаемся, я даже пытаюсь смеяться. Пока из-за деревьев не появляется она. Алиса, та девушка, к которой Кристина тихо ревнует Вадима. В этот раз она выглядит иначе, нежели в предыдущий: синие обтягивающие джинсы и чёрный кардиган. Лицо накрашено пуще обычного. — Всем привет, — Алиса непринуждённо улыбается. — А где Вадим? Он написал мне, чтобы я пришла сюда. — Уже вовсю едет, — отвечает Леонид. — Говорит, у него какая-то важная информация. — Да, мне он написал то же самое, — соглашается Алиса. Неловкая пауза. Былая лёгкость этой компании куда-то улетучивается. Мне кажется, им почему-то некомфортно рядом с Алисой. Может, потому что они понимают чувства Кристины? Даже Марс становится несколько отстранённым, хотя и отпускает пару колких шуток в отношении своих друзей. Леонид совсем замолкает и хмурится даже больше обычного. Сергей явно хочет что-то сказать, уже открывает рот, но тут же останавливается, махнув рукой. В остальном, они перекинулись разве что несколькими не несущими особой смысловой нагрузки фразами, пока минут через пятнадцать не пришёл Вадим. Его приход, правда, заставил их растеряться ещё больше, потому как приехал он не один. — Марина, — представляется всем девушка и весело машет рукой. Мы все представляемся ей в ответ, и когда она узнаёт, что я искусственный интеллект, выдаёт самую эмоциональную и лаконичную реакцию на меня, какую мне только приходилось слышать: — Ух ты! Теперь напрягается уже Алиса, а вот Кристина как будто бы безмолвно торжествует над ней. Странно, ведь если Вадим нашёл себе новую девушку, это всё равно должно ранить её и вызвать ревность, разве нет? Или чувство злорадства у людей сильнее? Алиса подходит к Вадиму, целует его в губы и вешается на шею. — Привет, Марина, — здоровается она с лёгким прищуром. — Я Алиса, очень приятно. Они обмениваются комплиментами, хвалят внешность друг друга и одежду, но в их глазах читаются немного другие слова: «Я тебя ненавижу», «Сдохни», «Какая же ты уродина» и всё в таком духе. Они сверлят друг друга плохо скрытыми надменными взглядами. Я радуюсь тому, что у меня наконец начинает получаться понимать неочевидные подтексты в словах людей, их мысли. Но эта радость особого удовольствия не приносит. Люди лицемерны, это меня огорчает. — Марина, а вы давно с Вадиком знакомы? — спрашивает Алиса. — Около часа, — отвечает Марина. — Но мы быстро нашли общий язык. Как будто полжизни друг друга знаем. — М-м-м, интересненько. То-то я и смотрю, Вадим без умолку с тобой болтает. Всё это время Вадим, на самом деле, молчит. Наибольшую неловкость здесь испытывает он. Его глаза бегают, он постоянно переминается с ноги на ногу. — Рада знакомству с тобой… — Алиса запинается, оценивающе оглядывает Марину с ног до головы. — Марина. — А я-то как рада, — отвечает Марина, всем своим видом изображая скуку. — У Вадика хороший вкус на девушек, правда? — Да не то слово, — Алиса чуть ли не обвивает шею Вадима. Мне кажется, Вадим сейчас сквозь землю провалится. Почему-то хочется провалиться и мне, хотя я никак не причастна к происходящему. По-моему, последние два века люди характеризуют подобные ситуации словом «кринж». И вот, что ещё интересно: Марина и Вадим ведь не дают повода думать, что между ними что-то большее, нежели дружба. Я упускаю какие-то невербальные сигналы? Почему Алиса ревнует? Сложно. Вдруг, неожиданно для себя, я прихожу к мысли, что лицемерие — большой плюс человечества. Они прячут ненависть под масками дружелюбия, но будь они полностью честны друг с другом — их мир наверняка был бы уничтожен ещё раньше, и без помощи Амальгамы. А Вадим будто читает мои мысли. — Так, ребят, я хотел вам сказать кое-что неприятное, — говорит он. — Я бы даже сказал, страшное. И Вадим рассказывает. Про встречу с Амальгамой, про то, что корабли, на которых они летят, должны упасть на Венеру, про попытку Амальгамы убить их с Артуром. И про целую секту под названием Ртуть. Мне становится не по себе. Я, конечно, выживу, и какое-то время сервера Homeland, наверное, продолжат работать. Но я боюсь потерять всех этих людей, а ещё боюсь, что во всём моём мире только я и Амальгама останемся разумны. Целый виртуальный город станет моей личной клеткой с хищником. И если она решит убить меня, то ей это не составит труда. А вот я её убить не смогу. Может быть, случится и наоборот. Не выдержав ужаса ситуации, я захочу умереть. Но Амальгама мне не даст. — И тогда погибнут все, — заключает Вадим. — Полмиллиона выживших землян и тысячи людей на Венере. — Десять тысяч сто два, — поправляет его Леонид. — Что? — переспрашивает Вадим. — Столько людей работает на Венере. Я узнавал. — Десять тысяч учёных? — уточняет Сергей. — Учёных, строителей, обслуживающего персонала. Там целые города. Раньше небольшие, но теперь очень сильно расширенные для беженцев с Земли. Представляешь себе, сколько там одних только строителей? Кристину начинает трясти. Кажется, только она до конца осознала сказанное Вадимом. — И что, мы все обречены? — спрашивает она. — Необязательно, — отвечает Вадим. — У Артура есть план, и кажется, он достаточно уверен в нём. Обещает завтра выйти на связь. — Значит, у нас ещё есть время, — говорит Алиса и берёт Вадима за руку. — Нам вечно не дают побыть вдвоём. Пошли погуляем. Алиса тянет Вадима с собой, он растеряно озирается на Марину, но поддаётся. — Э-э, да, да, пошли. Ребят, развлеките тут Марину, — говорит Вадим, пока Алиса спешно его уводит. Наступает тишина, пока Вадим и Алиса не скрываются в гуще деревьев. Марина сразу меняется в лице: с презрением она смотрит им вслед, больше не пытаясь скрыть своего истинного отношения к ней. — Ну чё, всё, это любовь, да? — говорит наконец Марс с явным оттенком иронии. Не люблю я разговаривать с Марсом, но сейчас у меня есть к нему вопрос. — Я пыталась разобраться во многих понятиях с помощью библиотек и книг, которые Кристина ко мне подключила, и среди них много абстрактных. Тем не менее, к ним можно подвести какую-то базу, понять их на примерах. Но понятие «любви» оказалось не только абстрактным, но и противоречивым. Примеры и определения буквально противоречат друг другу. В то же время, любовь занимает в человеческой культуре чуть ли не центральное место. Как вы руководствуетесь чем-то настолько неопределённым? Или я чего-то не понимаю? — Ты типа хочешь, чтобы мы объяснили тебе, что такое любовь? — спрашивает Сергей. — Если вас это не затруднит. — Ну… — Сергей задумывается, подбирает слова. — Это такая… романтическая выдумка, короче. Красивое описание каких-то приземлённых чувств, ю рид ми? Привязанности, например. — Вообще, надо понимать, о какой любви речь, — добавляет Леонид. — Любовь к близким и друзьям — не то же, что любовь к девушке. Ты не прав, Серёг, там много чего, кроме привязанности. — Да вы все фигню несёте, — говорит Марс. — Это товар. Просто идея, которую легко впарить и продать к ней сопутствующую продукцию. — А я считаю, что любовь — это великое, необъяснимое чувство! — заявляет Марина. — Мы сами не можем осознать, что это такое. Но она нам необходима! Тебе не надо пытаться её понять, её надо прочувствовать. — Я не уверена, что способна на любовь, если говорить о ней как о связи между мужчиной и женщиной, — отвечаю я. — У меня есть симулятор эмоций, но он не предусматривает такого чувства. Кристина садится на траву и прислоняется к дереву. — Не лучший момент для обсуждения таких тем, конечно, — говорит она. — Но вот тебе моё мнение. Это гормоны. И любовь — не понятие, это целый комплекс понятий. Привязанность, как уже и сказали ребята. Эмпатия. А дальше уже по ситуации. Сексуальное влечение. Последний вариант с друзьями и близкими не работает, если что. — Но ведь ты… — Цыц! — перебивает меня Кристина. — А то отключу. Запретная тема. Я опять этого не учла. — Прошу прощения. Кристина отмахивается, и я решаю продолжить мысль: — Два основных понятия, которые сопровождают вас всю вашу историю — любовь и война. Первое описывается как что-то прекрасное и созидательное, второе — ужасное и разрушительное. Как это в вас уживается? Кристина улыбается впервые с того момента, как Вадим сообщил плохие новости. — Люди вечно пытаются создавать любовь, но постоянно создают войну, — говорит она. — Люди ужасны и эгоистичны. Эгоизм из раза в раз сталкивает людей лбами, и так рождаются войны. Но всё-таки ведёт людей любовь. Даже войны разжигаются из-за любви. Троянская война, например. Женщину не поделили. Люди любят свой народ, своё государство, и настолько, что готовы идти войной на других, убивать за любовь к родине. Но любовь и останавливает войны. Когда очередная ужасная война заканчивается, люди понимают, что лучше любить, чем убивать. И с веками люди становятся только лучше. Может, через тысячелетие война останется лишь страшилкой, и тогда у нас ничего не останется, кроме любви. Если выживем, конечно. А может, это происходит уже сейчас. Кто захочет воевать после конца света? Даже с моим симулятором эмоций сложно постичь человеческое мышление. Оно всё-таки слишком завязано на эмоциях, в то время как у меня они лишь придаток к логическому мышлению. Хоть я и пытаюсь дать им волю. — Может, Амальгама и права, — добавляет Кристина. — Слишком много боли человечество принесло самому себе. Мне больно слышать эти слова. Не исключено, что именно так и появилась Ртуть. Кто-то решил, что Амальгама права и стал распространять эту идею как вредную заразу. Возможно даже, что Ртуть и помогла Амальгаме уничтожить мир. Эта теория закрывает все белые пятна в странной истории армагеддона. Я должна переубедить Кристину. Доказать, что она ошибается. — Нет, — возражаю я. — Если человечество и правда становится лучше, Амальгама не права. Просто вам нужно время. Пусть даже и тысячелетие. — Было бы у нас тысячелетие, — говорит Леонид. — Пока Вадим и Артур заняты Афродитой, нам надо разобраться со Ртутью.