ЛАРИСА: Евгений Сергеич, можно? ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: А-а, Лариса-актриса, актриса-Лариса. Чайка по-гречески. Утка по-пекински. Присаживайся. ЛАРИСА: Спасибо. ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Так, слушаю тебя внимательно. В «Чайке» играешь. «Чай, теперь твоя душенька довольна?» ЛАРИСА: Довольна, Евгений Сергеич. Но, Вы понимаете… ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Лариса, когда я слышу «Вы понимаете», мне сразу становится не по себе и я перестаю понимать. ЛАРИСА: Вы понимаете, Евгений Сергеич… ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ (перебивает ее): А хочешь, поставим сказку «О рыбаке и рыбке»? Для тебя много ролей — крестьянки, дворянки, царицы. И корыто в реквизите найдется. Или тебе опять уехать надо? Бабушки уже выздоровели, а мама день рождения раз в квартал отмечает? ЛАРИСА: Евгений Сергеич, даже не знаю, как сказать. ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Просто, без употребления идиоматических выражений. ЛАРИСА: Меня утвердили на главную роль. ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Кто?.. Где?.. Когда?.. Зачем?… ЛАРИСА: Вчера. На ТВ. В формате «4 плюс 1». ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Плюс один — это ты? ЛАРИСА: Из четырех серий полнометражный фильм сделают. История певицы. ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: А петь кто будет? ЛАРИСА: Ищут. Съемки начинаются в следующем месяце. ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Ну, по ночам будешь сниматься. Я из-за тебя репертуар ломать не буду. ЛАРИСА: Евгений Сергеич, я должна была поставить Вас в известность. ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Ставлю в этом театре я!.. В том числе и в известность. ЛАРИСА: Да, Надьку поставили. Про нее уже вся пресса написала. Одна критикесса, с хорошим вкусом, назвала статью «Покушение на театр»… ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ:(перебивает) Критики делятся на две категории — первых нельзя пускать в театр до написания рецензии, вторых — после… Критик должен иметь жесткие критерии, а не вкус, иначе он превратится в кулинара. ЛАРИСА: Извините, я не хотела… ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: (перебивает) А тебе кто мешал стать героиней глянцевых журналов? Дали этюд разыграть… ЛАРИСА: Причем здесь этюд? Говорят, он на «Чайку» десять раз приходил. ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: А Сталин на «Дни Турбиных» — шестнадцать. ЛАРИСА: Правда? ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Те, кто считал, ошибались только раз. ЛАРИСА: А я бы на месте Нади на такой контракт не согласилась. ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Поторговалась бы еще? ЛАРИСА: Дело не в деньгах… Где в их «Представлении» искусство? Искусство где? ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: В сериале, где ж еще? ЛАРИСА: Нет, Евгений Сергеич, если серьезно. Экспозиция, завязка, развитие, кульминация, финал. А у них что? Ну, разговаривает женщина с мужчиной. Бросают реплики, как мячик. А мораль в чем? Где сверхзадача? Разве это театр? Это ток-шоу. Даже не «Окна», а «Форточка» какая-то. ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Слышь, домушница, у Надежды Константиновны, в отличие от тебя, есть способность к импровизации. Джаз играют не все музыканты. ЛАРИСА: Джаз — музыка толстых. ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Тебе это дедушка-кэгэбеэшник рассказывал? Джаз — музыка умных. Не надо Надю жалеть, лучше меня пожалей. Теперь Настю на роль Нины вводить, пока ты искусством в сериале будешь заниматься. ЛАРИСА: У меня дедушка в прокуратуре работал. ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Извини, обознался. ЛАРИСА: А мне нашего кэгэбэшника, представьте, жалко. ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Кого?! ЛАРИСА: Константина Георгиевича, Борисова… КГБ. ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: В этом смысле… Да, «и милосердие иногда стучится в их сердца…»… ЛАРИСА: Жалко, потому, что он ненормальный… Евгений Сергеич, почему человек сходит с ума? Бесится с жиру? ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Или из-за его отсутствия. И потом, жир у каждого свой. Знаешь, что младшим братьям по разуму, гориллам, которые в клетках сидят, ежедневно положена бутылка крепленого вина? ЛАРИСА: Зачем? ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Иначе они тоже с ума сходят. Замкнутое пространство, стрессы. Понятно, что пол-бутылки выпивает работник зоопарка, но стакан им достается… Так что наличие острова и личного самолета для помешательства не обязательно… С другой стороны, когда у человека много лишнего, он сам становится лишним и начинает рассуждать об одиночестве. ЛАРИСА: Что-то я этого не замечала у сильных мира сего. ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: А снаружи не видно. Только изнутри. Может поэтому Борисов пошел искать новое измерение. ЛАРИСА: Пятое? ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Может, и двадцать пятое. Новое. Или хорошо забытое старое. Он вошел в театр, как в алтарь храма, за иконостас. Всем нельзя, а ему можно. Недаром говорят, что театр тоже храм. Только в церковь человек приходит общаться с Богом, а в театр — с Человеком. В церкви как правило, не о спасении души просят, а о решении проблем насущных. А в театр приходят смотреть, как эти проблемы решаются. ЛАРИСА: А те, которые по десять раз спектакль смотрят — зачем приходят? ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Эти? (Пауза) На сеанс психотерапии. Театр врачует души. ЛАРИСА: Так мы — врачи-психиатры? ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Ты пока санитарка. ЛАРИСА: Я?! ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Ну ладно, медсестра. ЛАРИСА: Мне кажется, что врачевание душ — это пафос. ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Пафос — сын Пигмалиона и Галатеи. Прости за эрудицию. Выскакивает в самых неожиданных местах… Например, в разговоре с тобой. ЛАРИСА: Евгений Сергеич, а если бы он на шахту устроился, он бы тоже для себя новое измерение открыл. И стоило бы это — ноль. Даже не ноль, а плюс шахтерская зарплата. ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Меркантильная ты. Может, наш «сын расчета и отваги» шахтером уже был. На постсоветском пространстве потомственных олигархов нет. Еще не выросли. ЛАРИСА: А почему на их «Представление» столько мужиков ходит? ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Самоидентификация. Им хочется, чтобы их любили. ЛАРИСА: Так она ж его вроде как и не любит. Все как в жизни, что-то обсуждают, разговаривают, ругаются иногда… А всё начинается с того, что его охрана всех магнитом общупывает и сумочки выворачивают. Что они там ищут? ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Тухлые яйца, гнилые помидоры… ЛАРИСА: В чем оригинальность? В том, что спектакль каждый день? А где «новая форма»? Дуэт, состоящий из любителя и профессионалки? Смотрите «Ледниковый период» и «Танцы со звездами». Кстати, знаете, почему они популярны? ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Хромые танцуют, меццо-сопрано на коньках катается. ЛАРИСА: На коньках и медведи катаются. Зрителям интересно не как они танцуют, а с кем они падают. ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Да, чайка — птица злая… По себе судишь? ЛАРИСА: А что, кто-то судит по-другому?