Буддийские монахи до сих пор хранили молчание, но тут один из них раздраженно вступает в спор. – К вопросу о ваших “творениях Божьих”… Мы не мешали вам препираться, но происхождение мира – понятие относительное. Это бесконечный цикл, вселенная колеблется между состояниями творения, которое есть привилегия Брахмы, моментами стабильности, когда доминирует Вишну, и фазами, когда Шива разрушает все, медленно или быстро. И тогда все начинается сначала. Для нас ваш вопрос не имеет никакого смысла. Во всех разумных существах есть Будда, и все они могут достичь Пробуждения. Не волнуйтесь, буддисты не закричат “Караул! Дьявольское отродье”! Мы рады приветствовать новое существо. И как всегда, передаем послание мира. – Прекрасное послание мира, ничего не скажешь, – возражает суннит, – притом что ваши единоверцы убивают наших братьев рохинджа в Бирме под знаменем фанатика Виратху… – Но… Это не тот буддизм, который я защищаю… И вообще, кто уничтожил Бамианских будд, скажите на милость? А кто в Шри-Ланке… Пудловски ненавязчиво вмешивается: – Прошу прощения. Я знаю, что вы все хотите как лучше, но, увы и ах, мы не сможем урегулировать в этом зале все планетарные проблемы. Значит, это творение Божье либо существо, чувствующее присутствие Будды. Ставим галочку. У меня есть еще один вопрос относительно концепции души. – Души? – повторяет суннит. – Да. Я не могу дать ей определение, но это же важнейшее понятие, не так ли? – Это важно, но сложно, – говорит суннит. – Позвольте мне развить свою мысль? – Я не тороплюсь… – вздыхает Пудловски. * * * Встреча длится два часа, по истечении которых ни к какому выводу они не приходят, и Джейми Пудловски устало прекращает прения. Будь у них впереди неделя или даже месяц, это бы их не спасло. – Прошу вас, господа. Готовы ли мы выработать общую позицию? И даже написать предварительную совместную декларацию, как можно более единодушную, призванную защитить этого человека от любого преступного деяния, совершенного во имя неверно истолкованных священных текстов? – Замечательное решение, – говорит буддист. – Совершенно согласен, – кивает либеральный раввин, – мы могли бы взять на вооружение прекрасные слова из книги Левит (19:18), где Бог велит нам любить ближнего своего, как самого себя. – Или из Евангелия от Иоанна (13: 34), – подхватывает лютеранский пастор, – когда Иисус повелевает своим ученикам любить друг друга. Салафит, склонив голову, заключает: – Творите добро, сказал Пророк, мир ему и благословение Аллаха. “Поистине, Аллах любит творящих добро”. Принимая этих существ и не обрекая их на муки, мы не творим зла. – Хорошо, – говорит Джейми Пудловски. – Благодарю вас. Я обязана сделать еще одно существенное дополнение. Мы имеем дело не с одним “продублированным” существом, а с несколькими. Их двести сорок три человека, если быть точным. – Двести сорок три? Она не дает им времени высказаться. – Друзья мои, мы снова увидимся завтра утром, и тогда вы получите исчерпывающую информацию. В любом случае, я полагаю, это не меняет сути нашей дискуссии. Я напишу конспект этой встречи и представлю вам на одобрение экуменическую резолюцию, преодолевающую религиозные разногласия. Пудловски долго благодарила каждого из участников, затем распрощалась с ними. В вертолете по пути на базу она позвонила Эдриану Миллеру. – Ну что, – спросил математик, – как все прошло? – Как нельзя лучше, – вздохнула Пудловски. – Как нельзя лучше. Ее мобильник завибрировал. Смс от POTUS[31]. Great job! – написал президент. Ангар Суббота, 26 июня 2021 года. Ангар B, база ВВС Макгуайр – Что?! Они танцуют! – восклицает Сильверия, глядя вниз. В северном углу пассажиры раздвинули столы и правда танцуют. Подростки, дети, и не только, дрыгаются под новый хит Эда Ширана So tired of being me, это нечто среднее между R&B и дэнсхоллом, впрочем, Сильверия мало что в этом понимает, да и стоящие рядом Пудловски и Митник тоже ничем не могут ему помочь. Как же давно он не танцевал. Два года назад с дочерью, открывая ее свадебный бал? Пожалуй. В тот день они вальсировали под Луи Армстронга, он – с трудом втиснувшись в костюм, она – радостно вырываясь из оков белоснежного платья. Сильверия недавно вернулся из Афганистана, он кружился с Джиной и хохотал, и Джина хохотала, кружась в объятиях отца, но этот вихрь закручивал в его голове мерзкие образы войны. Даже с закрытыми глазами, даже после трех кружек пива, даже утопая в сладком аромате ее духов, Сильверия понимал, что его мир все меньше и меньше напоминает wonderful world. Несмотря ни на что, он танцевал с ней вальс, гнал прочь от себя кровь, порох и пустыню и плевал в морду всем демонам ада. – Кто им разрешил поставить музыку? – злится Сильверия. – А что, неплохая идея, – говорит Джейми Пудловски. – Детям уже показывают кино, скоро им раздадут настольные игры, шахматы, карты. Надеюсь, мы немного разрядим обстановку. – Ладно, пусть танцуют. Генерал посмотрел на часы: еще только два, а он уже выдохся, словно дело к ночи. Сверху, с платформы, где он стоит, ангар кажется городком палаток песочно-камуфляжных оттенков и белых сборных конструкций – этакое временное поселение, провонявшее прогорклым жиром и антисептиком. Военная логистика адаптируется, как может, к гражданским лицам, чуждым всякой дисциплине. Солдаты мало что знают о происходящем, проще говоря, ничего не знают, и их единственная задача – не сообщать никому, какое сегодня число. Большинство из них усердно охраняет двери, некоторым разрешили заняться детьми. Сильверия утроил контингент и, обнаружив, что его люди нервничают, заменил им ручные пулеметы на электрошокеры. Да, Патрик Сильверия устал, и при этом он наслаждается ощущением полноты жизни. Впервые его интересуют другие вопросы, а не только почему он в итоге стал генералом Сильверия, кавалером Креста Военно-воздушных сил, медали “Пурпурное сердце” и ордена “Легион почета”. В детстве он хотел пойти в медицину, чтобы вылечить умирающую мать, в юности пытался выучиться на актера, потом взялся за теоретическую физику. Но попутного ветра так и не дождался. Ему не удалось получить стипендию в Университете Лоуренса, его отец умер от лейкемии, а красавица Майра ушла от него к старику тридцати пяти лет. Тогда, на спор, он сдал экзамены, его приняли в Вест-Пойнт, и он единственный в своем выпуске не был потомственным военным. С тех пор он постоянно вопрошает то, что принято называть судьбой: а что, если бы в восемнадцать лет ему все-таки дали роль второго плана в криминальной комедии на Бродвее, а что, если бы Ханна так быстро не забеременела, а в 2003 году, во время апрельского наступления, он не смог бы сбить этот чертов “МиГ-25” над Мосулом? Вот и ответ: он должен был проделать этот произвольный путь именно для того, чтобы в один прекрасный день, оказавшись на вершине металлической платформы в ангаре “Локхида-Гэлэкси” в окружении нобелевских лауреатов, опереться на крашенные суриком перила, прямо над толпой людей, появившихся ниоткуда. – Спущусь в логово льва, – решился Сильверия. – Там сейчас чуть не разразился бунт, – возразила Пудловски. – Они вас сожрут… – Мне, может, только того и надо. – Я совсем забыл, – спохватился Митник, – среди пассажиров есть одна адвокатесса… Джоанна Вудс. Я не юрист, но ее досье выглядит довольно убедительно, хотя оно и весьма… красочное. – Красочное? – удивился Сильверия. – Она составляет жалобы на рисовальной бумаге, которую раздали детям, и их же цветными фломастерами. Генерал вздохнул. На ум ему пришло с десяток анекдотов про адвокатов, в том числе один просто отличный – про разницу между адвокатом и клещом, но он предпочел промолчать. Все равно никому легче не станет. – Если что, мэтр Вудс сидит в первом ряду, стол четырнадцать, с командиром корабля. У Сильверии такой ошеломленный вид, что Митник добавляет: – Генерал, если бы вы чаще посматривали на экран своего планшета, вы бы поняли, что мы установили на стенах сотни камер высокого разрешения и столько же микрофонов направленного действия. В интерфейсе предусмотрена система распознавания лиц и анализ речи на всех языках с синхронным переводом. Кликните на фамилию пассажира, и текст отобразится в реальном времени. А букеты из сухих цветов на столах – просто чудо электроники. Палатки тоже прослушиваются. – Браво. В туалете хотя бы ничего нет? – Мы это обсуждали, но в итоге все же нет. Ни один мускул не дрогнул на лице Митника. Интересно, подумал Сильверия, это он так шутит и не колется или всерьез. – Раз уж вы такой молодец, Митник, у вас наверняка найдется фото сбежавшего пассажира… – Нет, камеры и микрофоны повесили только вчера утром. Он уже смылся к тому моменту. Мы знаем, что в Париже он зарегистрировался на рейс под именем Михаэля Вебера. Налицо узурпация личности, он путешествовал по австралийским документам, а это одна из немногих стран, все еще не перешедших на биометрические паспорта. В Австралии проживают десятки Михаэлей Веберов, но наш, водитель школьного автобуса, обитает в Голд-Косте, и он никогда не покидал своего города. Снять отпечатки с кресла в “боинге” не удалось. Мы собрали подносы с едой, столовые приборы. После того как мы исключили ДНК пассажиров, остались еще ДНК тех, кто готовил лотки. Представим себе, что мы по счастливой случайности обнаружим его след, узнаем цвет кожи и глаз, структуру волос, возраст, облик, создадим генетический фоторобот и будем искать его в соцсетях. Но все равно чудес не бывает. – А снимки с бортовых камер? – Он зарезервировал место 30E, а оно не попадает в поле зрения камер наблюдения, и даже на посадке мы не нашли ни одного плана, где было бы видно его лицо. Мы опросили пассажиров, сидевших рядом с ним, но никто не обратил на него внимания. Составили фоторобот. Толстые очки, длинные волосы, усы – то есть детали, которые бросаются в глаза и отвлекают от главного. На протяжении всего полета он не снимал капюшон. – А записи с камер в Шарль-де-Голле? – Это было в марте, и большую их часть уже стерли. На тех немногих, что сохранились, абсолютно ничего нет. Такой невидимка наверняка профессионал. – А как он выбрался из ангара? – Взломал дверь, когда началась паника из-за пожара. Он, вероятно, сам его и устроил. Никаких отпечатков ни на ручке двери, ни на железяке, которой он орудовал. В полдень в Нью-Йорке обнаружили украденный пикап. Он его сжег. Говорю вам, профессионал. – Продолжайте поиски. Даже муравей оставляет след. – Крылатый муравей – не особенно, – хмыкнул Митник.