А настоящей любви не было. Правду сказала красавица и умница Илона! Как там она выразилась… «Ему захотелось новых впечатлений. Ему захотелось встряхнуться». «Он будет вами помыкать», предсказывала она. «Вы еще не видели его по-настоящему рассерженным», предостерегала она. И вот теперь Марианна увидела высшую степень его гнева. И узнала, что он никогда не сможет доверять ей настолько, чтобы верить безоговорочно. Готова ли она остаться с таким Петром Аркадьевичем? Она всю жизнь страдала от авторитарных и властных людей. Жила на скудном эмоциональном пайке. В какой-то миг поверила, что Петр — тот, кто полюбит ее со всеми ее недостатками, даст ей все, чего она недополучила в детстве! Вот глупая. Она так и останется для него забавной экзотической штучкой. Он будет ласков, когда его все устраивает. Когда она пойдет поперек, он не станет это терпеть. Он сказал, что готов к серьезным отношениям. Да, но на его условиях. Он утверждал, что готов измениться, если она ему подскажет, как… И где эта его готовность? Она имеет определенные пределы. Весьма узкие. Новизна приедается. Экзотика пресыщает. Потом Петр обязательно вернется к таким, как Илона. К тем, кто будет спокойно выносить его характер, пропускать мимо ушей его рычание и невозмутимо улыбаться в ответ. Будет играть по его правилам и устанавливать свои правила и требовать их соблюдения — впрочем, не выходя за заданные рамки. Марианна не создана для таких отношений. Ей нужна настоящая близость, которую он не в состоянии дать. Нельзя требовать от Петра невозможного! Требовать безусловной любви. А значит… пора расстаться. Ее работа гувернанткой в этом доме закончена. Долг выполнен. Мэри Поппинс оказалась непрофессионалкой. Она не пишет задачи и цели урока в плане и не умеет сохранять хладнокровие в любой ситуации. Она врет и влюбляется в хозяина дома. Сегодня дует западный ветер. Ветер дорог и расставаний. Отличная погода, чтобы уйти и начать новую жизнь. Когда въехали в город, уже наступили сумерки, ветреные, тревожные. В этот раз у Марианны был план, да не один. Особенно радовало, что кроме плана у нее имелись какие-никакие деньги, и на карточке, и наличными. Она не пропадет. Главный план был таков: переночевать в отеле («Волшебные часы» — отличный вариант. Знакомое место и администратор дружелюбная, а на репутацию плевать…) А завтра она уедет к бабушке. Ей нужно отсидеться в безопасном месте… успокоиться, проплакаться, решить, как жить дальше. Стыдно, конечно, что за эти два месяца она звонила бабушке от силы восемь раз, и проведала лишь однажды — когда пару недель назад выдался входной, она съездила в Косулино, отвезла гостинцев, но вытерпела в родном доме лишь час. Бабушка принялась въедливо расспрашивать ее что и как, и сверлила взглядом поверх приспущенных очков — что-то заподозрила! А напоследок велела ей не терять головы и вести себя, как полагается. Но несмотря на бабушкины повадки тирана, Марианна знала — случить у внучки беда, Нинель Владимировна придумает, как защитить, одну ее не бросит. Хотя при этом сама устроит ей жаркое время. Но ведь не случилось у Марианны никакой особой беды! Разбитое сердце и крах мечты — это же такой пустяк… Дело житейское! При этой мысли Марианна легкомысленно улыбнулась, махнула рукой и чуть не разревелась. Таксист таращился в зеркало заднего вида на ее гримасы и, кажется, раздумывал, не высадить ли странную пассажирку посреди леса. Марианна выгрузилась возле знакомого отеля с розовыми лампочками и заманчивыми предложениями на фасаде. Уверенно прошла в холл, к стойке администратора. Повезло — за стойкой скучала знакомая девушка, которая при виде Марианны радостно и виновато улыбнулась. — Вы опять к нам? А у нас номера все заняты … у нас сегодня… кхм… тематическая вечеринка… — она покраснела и едва заметно поморщилась в ответ на раскат аплодисментов, смачный мужской хохот, который донесся со второго этажа, и игривые возгласы постояльцев: «Детка, хочешь, покажу тебе свой большой смычок? Сыграю тебе сюиту Шнитке, тебе точно понравится!» — Вот видите, — развела руками девушка. — Мальчишник парни отмечают… из союза музыкантов-авангардистов. Творческие люди… с такими всегда хлопот много. Знаете, вам лучше пойти в другой отель. От греха подальше. Марианна вздохнула. Ничего, не беда. Найдет другое место, где переночевать. Полно в городе нормальных ночлежек. К Виоле ехать не хотелось — та начнет расспросы с пристрастием, ей сейчас это ни к чему. — Можно я у вас вещи до утра оставлю в комнате хранения? — спросила наученная горьким опытом Марианна. — Я заплачу. Администратор согласилась, забрала тяжелые сумки и выдала квитанцию. Марианна медленным шагом вышла из веселого притона на улицу. Закинула сумку на спину, сунула руки в карманы плаща, постояла, вдыхая густой весенний воздух. И побрела куда глаза глядят, в темноту. Западный ветер утих, потеплел. Он осыпал Марианну дождем яблоневых лепестков. Они падали с темных деревьев, влетали в круги света под фонарями, кружились, как призраки утраченных надежд. Крохотные, бледные, но каждая важна, и все они составляют смысл жизни… но сейчас они едва слышно хрустят под ногами и превращаются в ничто. А потом начался настоящий дождь. Марианна порадовалась, что захватила старый «волшебный» зонт. Она раскрыла его и почувствовала себя под черным куполом уютно. Уютно и невыносимо одиноко… Зонт предназначался для двоих. Для влюбленных пар, которым хорошо вместе и в бурю, и в град — ведь они есть друг у друга, а значит, они выстоят любую непогоду, особенно под волшебным зонтом! Она представила, как идет под зонтом с Петром, и он обнимает ее, и она чувствует его твердые руки, и слышит его сердце, в сумраке поблескивают его зеленые глаза, и рядом его щека — стоит повернуться, и можно поцеловать, а потом спросить: «А ты влюблен в меня хотя бы немножечко?» Нет, не так… она бы спросила: «Ты любишь меня настолько, чтобы не считать меня ценным ресурсом? Настолько, чтобы мириться с моими недостатками, и любить меня такой, какая я есть, и прощать маленькую ложь, и смеяться со мной, и утешать, когда я ошибаюсь? И утешать такими словами, которые хочется слышать каждой женщине, а не говорить про трудности, про препятствия, про цели и планы? Обещать счастье, и описывать, каким оно будет — безоблачным, бесконечным, волшебным? Ты мог бы сотворить для меня сказку, а не просто принимать то, что я даю?» Дождь уныло постукивал по крышам, шуршал в кустарниках, ронял капли. Это была ночь слез… и Марианна тоже заплакала. Всхлипывала громко, никого не стесняясь. Плакала о том, что ее любовь осталась без ответа. О том, что не всякая сказка кончается свадьбой. Потому что и принц, и принцесса понимают — они не созданы друг для друга… и есть между ними преграды посерьезнее, чем драконы и злые феи-крестницы. Преграды серьезнее, чем даже сословные различия. Самые крепкие преграды — те, что носишь в себе. Их не разрушит не стенобойный агрегат, ни пение волшебной флейты, ни цветик-семицветик… Марианна споткнулась, покачнулась, и сцепилась с чужим зонтиком. Зонтик вылетел из рук и упал на грязную мостовую. Марианна наклонилась поднять, сверху пронзительный и знакомый старушечий голос сердито заговорил: — Женщина, вы глаза где забыли? Чего прешь как танк? Не видишь, пожилой человек перед тобой? Идет, махает зонтищем своим… — старуха вдруг замолчала. — Марьяшка, ты что ли? — недоверчиво закончила она. — Я, баба Соня, — криво улыбнулась Марианна и выпрямилась. Вот счастье-то привалило встретить старую знакомую, век бы ее не видать, квартирную хозяйку! — А ты чего тут забыла? Ты же вроде уехала за город работать к олигарху? От бабы Сони так просто было не отделаться. Он почувствовала возможность поживиться сплетней и вцепилась в нее бульдожьей хваткой. — Уехала и вернулась, — коротко ответила Марианна, отряхивая зонтик. — Та работа закончилась, ищу новую. И не удержалась — всхлипнула. — Выгнал тебя, что ли, тот фраер, который тебя тогда подвозил? Помню, весь такой из себя был, строгий как секретарь парткома, на кривой кобыле не подъедешь… эээ, а ты плачешь чего? Марьяшка, ты ж ревешь? Ты не реви, ну, ты что! Поматросил мужик и бросил, да? Вот ведь кобель, все они кобели, сволочи! Ну-ну, тихо, не реви! Хотя нет, поплачь, поплачь, легше будет! Марианна и сама не поняла, как баба Соня подхватила ее под локоть, обдавая запахом нафталина, отвела к подъезду, под козырек, и утешала как могла. В основном утешения сводились к проклятиям в сторону мужского рода. Иногда она добавляла: «Да ты ж вон красавица какая! И умница! Да ты же себе еще найдешь нормального мужика! Простого, работящего, непьющего! Он тебе букеты будет дарить, ребеночка ему родишь, борщи варить будешь, носки стирать! Заживешь еще как в сказке!» — Отстаньте от меня, Софья Прокофьевна, я в порядке! — отбивалась Марианна, но вяло. Даже такие утешения падкой на мелодраму старой злыдни принесли кое-какую пользу. Теперь ей было не только больно, но и чуточку смешно. — Ты куда идешь-то на ночь глядя? Ночевать есть где? — Найду. В отель пойду. — Здрааасте, пожалуйста, в отель она пойдет! Пошли домой, говорю. Пошли, ну! Чего упираешься, как кобыла недужная! Бабка сильной рукой схватила Марианну за локоть. Оказалось, что в бесцельных блужданиях ноги повели Марианну по привычному маршруту, к ее старой съемной квартире, поэтому уже через пять минут она поднималась по знакомой лестнице, пропахшей кошками и жареным луком. Марианной овладела апатия. Будь, что будет. Переночует на старом месте, у бабы Сони. Измученному сердцу все равно, где провести ночь. Лишь бы уснуть получилось… Баба Соня отперла дверь ключом, зашла в комнату и проорала: — Парни! У нас гостья! Живо портки с веревок сняли, штаны надели! Чтоб ни один в семейниках не шлялся! За время отсутствия Марианны атмосфера в квартире сильно изменилась. К запаху нафталина и старой мебели прибавился запах известки, мужского пота и восточных специй, а в глубине квартиры звучали гортанные мужские голоса и костяной стук нардов. Значит, поселила-таки баба Соня бригаду Теймура! Марианна чуть было не рванула назад. Не хватало ей еще приключений с восточным колоритом! Но бежать было поздно — в коридор вышел сам прораб Теймур Фаридович. — Салам, здравствуйте, — расшаркался, он, суетливо запахивая цветастый халат. — Гость прыдет — празднык прыведет, как говорил мой дед! А когда гость — красивый женщина — празднык вдвойне! — А ну цыц, — осадила его баба Соня. — Ты ей в уши свои восточные сладости не лей, Теймур Фаридович. Девочке и без того плохо. — Да я что! У меня внучка как она… заходи, дорогая. Обогреем, чаем напоим, пловом угостим. — Я тебе на балконе постелю, — распорядилась баба Соня. — Теймур с ребятами его утеплили, там теперь зимой жить можно. Переночуешь, а дальше посмотрим. Безвольную от усталости и слез Марианну проводили на кухню, где теперь царил идеальный порядок, налили крепкого чая, попробовали накормить божественным пловом. Теймур и его команда уважительно ходили на цыпочках, изредка переговаривались по-своему, чему-то сокрушались, щелками языками. Баба Соня привычно ворчала. Марианна вытерла слезы и стала потихоньку улыбаться. Ей было приятно, что с ней так возятся… кто бы мог подумать, что она вернется сюда, в эту квартиру с отставшими обоями! Впрочем, обои теперь были в порядке, и свежая побелка на потолке, и на продавленных диванах появились ковровые покрытия. Надо полагать, новые жильцы постарались. Да и баба Соня расцвела. Вместо засаленного халата теперь на ней красовалось крепдешиновое платье времен Московской олимпиады, а волосы были подкручены в букли, и она беспрестанно командовала Теймуром, а тот сладко щерился в ответ золотозубой улыбкой и делал умильные глаза. Ну хоть у кого-то в любовной жизни все в порядке… Марианну проводили на теплый балкон, где теперь имелся диванчик и столик. Сквозь стеклянную стену светили звезды, и далеко в кафе играли французские песенки о любви. Она завернулась в клетчатый плед и прилегла на диван. Горькие мысли снова поползли в голову, и она обрадовалась, когда тренькнул телефон.