– Это швейцарская вода, – отвечает он. – А, – произносит она, потом поворачивается ко мне. – Твоя очередь, Патрик. Я гляжу в окно такси, погруженный в свои мысли, и тишина, вызванная моим молчанием, наполняет меня несказанным ужасом. В оцепенении я монотонно перечисляю: – Ты забыл «Альпенвассер», «Даун-андер», «Шат», которая из Ливана, «Кубол» и «Колд спрингз»… – Я ее уже называла, – гневно перебивает меня Кортни. – Нет, – говорю я. – Ты сказала «Поланд спрингз». – Правда? – бубнит Кортни, дергая Макдермотта за пальто. – Он прав, Крейг? – Наверное, – пожимает плечами Макдермотт. – Пожалуй. – Следует помнить, что надо всегда покупать минеральную воду только в стеклянных бутылках. И не покупать в пластиковых, – зловеще произношу я, а потом жду, когда кто-нибудь из них спросит меня почему. – Почему? – В голосе Кортни слышится подлинный интерес. – Потому что она окисляется, – объясняю я. – Ты же хочешь, чтобы она была свежей, без послевкусия. После долгой паузы, которая скорее приличествовала бы Кортни, Макдермотт, глядя в окно, смущенно признает: – Он прав. – Я не понимаю разницы в воде, – бубнит Кортни. Она сидит между мной и Макдермоттом на заднем сиденье. Под норковой шубой на ней костюм из шерстяной саржи от Givenchy, лосины от Calvin Klein и туфли от Warren Susan Edmonds. Чуть раньше, в этой же машине, когда я пощупал норку, только затем, чтобы определить ее качество, и Кортни, почувствовав это, тихо спросила меня, нет ли у меня мятных таблеток, я ничего не ответил. – Что ты имеешь в виду? – серьезно спрашивает Макдермотт. – Ну, – говорит она, – я имею в виду, есть ли на самом деле разница между «водой из источника» и натуральной водой, если, конечно, такая вообще существует. – Кортни, натуральная вода – это вода из любого подземного источника, – вздыхает Крейг, по-прежнему глядя в окно. – Содержание минералов в ней не изменяется, хотя ее могут дезинфицировать или профильтровать. На Макдермотте шерстяной смокинг с V-образными лацканами от Gianni Versace, и от него воняет Xeryus. Я моментально выхожу из полусонного состояния, чтобы продолжить разъяснения: – А в «воду из источника» добавляют минеральные вещества или, наоборот, уменьшают их количество, и ее, как правило, фильтруют, а не очищают. Я делаю паузу. – В действительности семьдесят пять процентов бутилированной воды в Америке – «вода из источника». Я снова замолкаю, потом спрашиваю: – Кому-нибудь это известно? После долгой холодной паузы Кортни задает следующий вопрос, сформулировав его лишь наполовину: – А разница между дистиллированной и очищенной водой в?.. В общем-то, я не вслушиваюсь в эти разговоры, даже в то, что я сам говорю, поскольку я размышляю о том, как избавиться от тела Бетани, по крайней мере, оставить ли его еще на день в квартире или нет. Если я решу избавиться от него сегодня, то легко могу запихать останки в пакет для мусора Hefty и оставить его на лестнице или вытащить его на улицу (что потребует дополнительных усилий) и бросить у обочины вместе с остальным мусором. Я даже могу перевезти его на квартиру в Хеллс-Китчен, залить известью, выкурить сигару, слушая плеер и глядя на то, как оно растворяется. Но мне хотелось бы хранить женские тела отдельно от мужских, и, кроме того, я хочу посмотреть «Кровожадного» – видеокассету, взятую напрокат сегодня вечером. Реклама этого фильма гласит: «Некоторые клоуны вынуждают вас смеяться, но Бобо заставит вас умереть, а потом съест ваш труп». После полуночной поездки в Хеллс-Китчен, даже если я не буду по дороге останавливаться в «Бельвью», чтобы перекусить, у меня уже не останется времени. Кости Бетани, большинство внутренностей и мясо я свалю в кремационную печь, которая стоит у меня в холле. Кортни, Макдермотт и я только что ушли с вечеринки Morgan Stanley, проходившей недалеко от Манхэттенского морского порта, в новом клубе «Золотая карточка», который сам похож на большой город. Там я столкнулся с Вальтером Родесом – это стопроцентный канадец, которого я не видел со времен Эксетера и от которого, как и от Макдермотта, воняло одеколоном Xeryus, так что я сказал ему буквально следующее: «Слушай, я стараюсь держаться подальше от людей. Избегаю даже разговоров» – и попросил прощения. Вальтер был совсем немного ошарашен и сказал: «Конечно, мм, я понимаю». На мне шестипуговичный двубортный смокинг из крепа, брюки в складку и шелковая бабочка, все от Valentinо, Луис Каррузерс уехал на неделю в Атланту. Вместе с Гербертом Гиттсом мы вынюхали дорожку кокаина, и еще до того, как Макдермотт поймал это такси, чтобы поехать к «Нелль», я принял таблетку гальциона, чтобы унять взвинченность, наступившую от кокаина, но все-таки она до сих пор еще не прошла. Похоже, Кортни нравится Макдермотт: сегодня ее карточка Chembank не работала, по крайней мере в том автомате, у которого мы остановились (это из-за того, что она слишком часто насыпает на нее кокаин, хотя и не признается в этом; в разное время кокаин испортил и несколько моих карточек). Карточка Макдермотта действовала, и она пренебрегла моей карточкой в пользу его. Насколько я знаю Кортни, это означает, что она хочет его трахнуть. Но это не имеет никакого значения. Хотя я и гораздо красивее Крейга, мы довольно похожи. Темой утреннего «Шоу Патти Винтерс» были разговоры с животными. В студийном аквариуме, с прикрепленным к одному из щупалец микрофоном, плавал осьминог и просил «сыра» – по крайней мере так уверял его «тренер», не сомневающийся в наличии голосовых связок у моллюсков. Слегка оцепенев, я смотрел на это, пока не начал всхлипывать. На темном углу Восьмой и Десятой над мусорным контейнером дергался нищий, одетый гавайцем. – Из дистиллированной и очищенной воды, – говорит Макдермотт, – большинство минеральных веществ удалено. Воду кипятят, и пар конденсируется в очищенную воду. – А дистиллированная вода безвкусна и, как правило, не подходит для питья. – Я ловлю себя на том, что зеваю. – А минеральная вода? – интересуется Кортни. – Ей нет определения… – начинаем мы одновременно с Макдермоттом. – Продолжай, – говорю я, зевая снова, тем самым вызывая зевок и у Кортни. – Нет, ты давай, – апатично произносит он. – Комитет по продуктам питания не дал ей определения, – отвечаю я. – В ней нет химикалий, солей, сахара или кофеина. – А газированная вода шипит от углекислого газа, да? – спрашивает Кортни. – Да. – Мы оба с Макдермоттом киваем, глядя прямо вперед. – Я так и знала, – нерешительно произносит она, но по тону ее голоса я чувствую, что она улыбается, говоря это. – Только покупай натурально газированную воду, – предостерегаю я ее. – Это значит, что углекислый газ уже содержится в источнике. – К примеру, содовая и сельтерская искусственно карбонизированы, – поясняет Макдермотт. – Сельтерская «Уайт-Рок» – исключение, – замечаю я, недовольный тем, что Макдермотт не оставляет нелепых попыток быть на один шаг впереди меня. – Отличная газированная минеральная вода – «Рамлёза». Таксист хочет повернуть на Четырнадцатую, но направо уже поворачивают четыре или пять лимузинов, и мы не успеваем на зеленый. Я проклинаю водителя, но спереди, приглушенно, слышится старая песня шестидесятых, кажется, это Supremes, мне плохо слышно из-за пластиковой перегородки. Я пытаюсь открыть ее, но она заперта и не отодвигается. Кортни спрашивает: – А какую надо пить после тренировки? – Ну, – вздыхаю я, – любую, главное, холодную. – Почему? – спрашивает она. – Потому что она усваивается быстрее, чем вода комнатной температуры. – Я равнодушно смотрю на свой Rolex. – Пей воду «Эвиан». Но не в пластиковой бутылке. – Мой тренер говорит, что подойдет «Гаторад», – возражает Макдермотт. – Но тебе не кажется, что вода лучше всего возмещает потерю влаги, поскольку поступает в кровь быстрее, чем любая другая жидкость? – Я не могу сдержаться. – А, приятель? Я снова смотрю на часы. Если у «Нелль» я выпью только один «J&B» со льдом, то еще успею домой посмотреть до двух «Кровожадного». В машине опять тишина, такси упорно продвигается к толпе возле клуба, лимузины, высадив пассажиров, отъезжают, каждый из нас концентрируется на этом, да еще на тяжело нависающем над городом небе, на котором вырисовываются темные облака. Лимузины безрезультатно бибикают друг другу. Из-за кокаина у меня пересохло в горле, и я сглатываю, пытаясь увлажнить его. На забитых досками окнах пустых многоэтажных домов на другой стороне улицы висят рекламные плакаты, сообщающие о распродаже в Crabtree & Evelyn. Как пишется «магнат», а, Бэйтмен. М-а-г-н-а-т. Маг-нат. Лед, призраки, пришельцы… – Я не люблю «Эвиан», – печально произносит Макдермотт. – Она слишком пресная. – У него такой жалкий вид, когда он признается в этом, что мне приходится согласиться. Глядя на него в темноте машины, понимая, что он, вероятно, окажется сегодня в постели с Кортни, на мгновение я ощущаю жалость. – Да, Макдермотт, – медленно говорю я, – «Эвиан» – слишком пресная. Сегодня на полу была такая лужа крови Бетани, что я увидел в ней свое отражение, когда пошел за телефоном, и смотрел на себя, пока записывался на стрижку в Gio’s. Кортни выводит меня из транса признанием: – А я в первый раз боялась «Пеллегрино». – Она нервно смотрит на меня – в ожидании, что я… что, соглашусь? – потом на Макдермотта, предлагающего ей бледную, натянутую улыбку. – Но попробовала и… она была нормальная. – Как это смело, – вновь зевая, бормочу я, машина сантиметр за сантиметром продвигается к «Нелль», затем, чуть громче, спрашиваю: – Слушайте, кто-нибудь знает о каком-нибудь приспособлении, которое можно подключить к телефону, чтобы оно воспроизводило короткие гудки? Вернувшись домой, я стою над Бетани. Задумчиво потягивая виски, изучаю состояние тела. Ее веки полуоткрыты, а нижние зубы кажутся выступающими, поскольку губы я оторвал – точнее, откусил. Утром я отпилил ей руку, что, собственно, окончательно и убило ее, и теперь я поднимаю ее, держа за кость, торчащую на том месте, где было запястье (где кисть, я не имею понятия: в морозильнике? в шкафу?), стискиваю в руке, словно трубу, мясо и мышцы держатся на ней, хотя бóльшую часть я отрезал или отгрыз, и опускаю руку ей на голову. Всего пяти-шести ударов хватает, чтобы разнести ее нижнюю челюсть, а после еще двух ударов лицо проламывается внутрь. Уитни Хьюстон Дебютный альбом Уитни Хьюстон с одноименным названием вышел в 1985-м, и на нем было сразу четыре сингла, поднявшихся на верхние строчки хит-парадов, в том числе «The Greatest Love of All», «You Give Good Love» и «Saving All My Love for You». За этот альбом она получила премию «Грэмми» в категории лучший женский вокал и две премии American Music Awards в категории ритм-энд-блюз: одну – за лучший сингл, вторую – за лучшее видео. Журналы «Billboard» и «Rolling Stone» назвали «Whitney Houston» лучшим дебютом года. Меня лично подобный ажиотаж несколько насторожил. Очень часто бывает, что альбомы, которые так активно расхваливают, на деле оказываются тусклыми и совершенно неинтересными, но «Whitney Houston» (Arista) получился одним из наиболее проникновенных, сочных и органичных ритм-энд-блюзовых альбомов за последние десять лет, тем более что голос у Уитни действительно очень сильный. Уже по оформлению альбома – элегантная, очень красивая фотография Уитни на обложке (в платье от Giovanne De Maura) и весьма сексапильный снимок на обороте (в купальном костюме от Norma Kamali) – можно понять, что это не скучный профессиональный проект: альбом записан качественно и гладко, но при этом звучит очень живо и держит слушателя в напряжении, а голос Уитни настолько оригинален и многогранен (хотя в основном она все-таки джазовая певица), что воспринять альбом в целом с первого раза достаточно сложно. Но это альбом не для разового прослушивания. Его хочется слушать снова и снова. Он начинается с песен «You Give Good Love» и «Thinking About You». Продюсером и аранжировщиком обеих песен выступил Кашиф: теплые джазовые аранжировки, но с современным синтезированным ритмом. Это очень хорошие песни, но настоящее удовольствие начинается с композиции в стиле диско-джаз «Someone for Me» (продюсер Жермен Джексон), где контраст между страстным голосом Уитни и энергичной, веселой музыкой производит неизгладимое впечатление. Баллада «Saving All My Love for You» – самая сексапильная и романтическая песня на всем альбоме. Также надо отметить убойное соло на саксофоне в исполнении Тома Скотта. В песне чувствуется влияние девичьих вокальных групп шестидесятых годов (она написана в соавторстве с Джерри Гоффином), но она получилась гораздо эмоциональнее и сексуальнее, чем все, что делали девичьи группы в шестидесятые. «Nobody Loves Me Like You Do», великолепный дуэт с Жерменом Джексоном (он также является продюсером песни), – это только один пример того, насколько тонким и поэтичным получился альбом в смысле текстов. Очень многие исполнители, которые не пишут песни самостоятельно и вынуждены полагаться на вкус продюсеров в плане подбора репертуара, страдают от острой нехватки достойных текстов. Но эту проблему Уитни и компания решили с блеском. Танцевальный сингл «How Will I Know» (на мой взгляд, лучшая танцевальная песня восьмидесятых) – это радостная ода волнению девчонки, переживающей, нравится ли она парню, в которого влюблена. Там очень хорошая партия клавишных, и это единственный трек на альбоме, спродюсированный продюсером-вундеркиндом Нарадой Майклом Уолденом. Моя самая любимая баллада (не считая «The Greatest Love of All», бесспорного шедевра Уитни) – «All at Once»: песня про молодую женщину, которая вдруг понимает, что ее любимый мужчина теряет к ней интерес, что его чувства тускнеют и угасают. Больше всего в этой композиции меня привлекают роскошные струнные аранжировки. На альбоме нет ни одной «проходной» песни; разве что «Take Good Care of My Heart» (еще один дуэт с Жерменом Джексоном) несколько выбивается из общего стиля. Это единственная песня, которая не укладывается в общую джазовую стилистику альбома и в которой слишком чувствуется влияние танцевальной музыки восьмидесятых. Положение исправляет следующая композиция, «The Greatest Love of All», – одна из лучших и самых сильных песен за всю историю поп-музыки на тему самосохранения и достоинства. С первой и до последней строчки (слова Майкла Мессера и Линды Крид) эта баллада – произведение искусства. А поет Уитни настолько великолепно, что я бы не побоялся назвать ее исполнение совершенным. Песня несет в себе сильный заряд надежды, так что действительно хочется верить, что еще не поздно перемениться к лучшему, стать сердечнее и добрее. Мы живем в мире, в котором сопереживать другим невозможно, но можно сопереживать себе. Это хорошая мысль – на самом деле, наверное, ключевая мысль, – и подана она в очень красивой форме. Четыре сингла со второго альбома «Whitney» (Arista, 1987) заняли верхние строчки в хит-парадах: «I Wanna Dance with Somebody», «So Emotional», «Didn’t We Almost Have It All?» и «Where Do Broken Hearts Go?». Продюсером большинства песен выступил Нарада Майкл Уолден, и, хотя в целом альбом получился слабее «Whitney Houston», его ни в коем случае нельзя расценивать как провал. Его открывает подвижная танцевальная композиция «I Wanna Dance with Somebody (Who Loves Me)», которая сделана в том же ключе, что и последняя песня на диске, необузданная «How Will I Know». За ней следует очень чувственная «Just the Lonely Talking Again»; в ней снова ощущается серьезное джазовое влияние, которым проникнут весь первый альбом. Голос Уитни звучит по-новому, более зрело и сочно. Все вокальные аранжировки сделала она сама, и это особенно чувствуется в «Love Will Save the Day», самой амбициозной на данный момент песне Уитни. Продюсером этой вещи выступил Джеллибин Бенитес; она вся пронизана энергичным ритмом и, как и большинство песен альбома, посвящена взрослению человека и осознанию мира, в котором мы все живем. Уитни поет, и мы ей верим. Это заметная перемена по сравнению с образом потерявшейся в большом мире маленькой девочки, который несет столько обаяния на первом альбоме. В песне «Didn’t We Almost Have It All?» (продюсер Майкл Мессер), которая рассказывает о встрече с бывшей любовью, Уитни выступает в образе еще более зрелого человека. Героиня рассказывает о своих чувствах, и в этой песне Уитни проявляет себя с самой романтической стороны. Как и в большинстве баллад Хьюстон, струнные аранжировки сделаны великолепно. «So Emotional» перекликается по настроению с «How Will I Know» и «I Wanna Dance with Somebody», но в ней больше чувствуется влияние рока. Как и все песни на «Whitney», ее сыграла замечательная сборная студийная группа в составе Нарады (ударные), Уолтера Афанасьеффа (клавишные и синтез-бас), Коррадо Рустичи (синтез-гитара) и некоего Бонго Боба (дополнительная перкуссия и программирование ударных). «Where You Are» – единственная на альбоме песня, спродюсированная Кашифом, несет на себе отпечаток его несомненного профессионализма – гладкий, отточенный звук, подчеркнутый блестящим фанковым соло на саксофоне в исполнении Винсента Генри. По моему мнению, это стопроцентный хит (хотя то же самое можно сказать про все песни альбома), и мне до сих пор не понятно, почему его не выпустили отдельным синглом. Настоящий сюрприз альбома – «Love Is a Contact Sport», композиция, потрясающая по звучанию, дерзкая и сексуальная. Центральный трек на альбоме. Великолепный текст и хороший ритм. Одна из моих самых любимых песен. На «You’re Still My Man» очень хорошо слышно, как мастерски Уитни владеет голосом: он звучит как безупречный, отлично настроенный инструмент и почти подавляет чувственность музыки, но мелодии и тексты слишком сильные и яркие, чтобы потеряться в тени исполнителя, пусть даже масштаба Уитни. Мастерство Нарады в программировании ударных проявляется в полной мере в композиции «For the Love of You». Песня сделана в духе современного джаза и вызывает ассоциации не только с главными «поставщиками» этого жанра типа Майкла Джексона и Шаде, но и с другими джазовыми музыкантами – Майлзом Дэвисом, Полом Баттерфилдом и Бобби Макферрином. «Where Do Broken Hearts Go» – очень эмоциональная и сильная песня об утраченной невинности и попытках вновь обрести ощущение безопасности, которое было в детстве. Голос Уитни все так же красив и послушен и плавно подводит нас к следующей композиции «I Know Him So Well», самой трогательной на всем альбоме, прежде всего потому, что это дуэт с мамой, Эмили («Сисси») Хьюстон. Это баллада о… чем? о взаимной любви? о давно потерянном отце? – пронзительное сочетание тоски, сожаления, решимости и красоты. Изящная и совершенная нота, завершающая альбом. Мы ждем новых работ от Уитни (она потрясающе спела балладу «One Moment At Time» на Олимпийских играх 1988 года), но, даже если больше ничего не будет, она все равно останется лучшей чернокожей джазовой певицей своего поколения.