– Тогда, может, в субботу? – пугаясь своей настойчивости, спрашивает Виктория. – В эту субботу? – спрашиваю я, вновь глядя на свой Rolex. – Да, – робко пожимает она плечами. – Боюсь, не получится. Иду на дневной спектакль, «Отверженные», – вру я. – Слушай, мне и в самом деле надо бежать. Я… – Проведя рукой по волосам, я бормочу: – О господи, – затем заставляю себя произнести: – Я позвоню тебе. – Хорошо, – обрадованно улыбается она. – Позвони. Еще раз кинув взгляд на китаянку, я выкатываюсь, к чертовой матери, бегу к несуществующему такси и притормаживаю только в двух кварталах от прачечной… Неожиданно мой взгляд наталкивается на хорошенькую бездомную девушку, которая сидит на ступеньках дома на Амстердамской улице, кофейный пластиковый стаканчик стоит у ее ног. Меня к ней словно ведет невидимая сила. Нашарив в кармане мелочь, я с улыбкой подхожу к ней. У нее слишком юное, свежее, загорелое лицо; из-за этого ее положение кажется еще более ужасающим. Я успеваю рассмотреть ее за те секунды, что прохожу от края тротуара до ступенек, на которых она сидит, склонив голову, тупо уставясь в свои колени. Заметив, что я стою перед ней, она поднимает глаза, на лице нет улыбки. Моя злоба исчезает, мне хочется сделать какое-нибудь простое доброе дело, и, не сводя излучающих сострадание глаз с ее невыразительного, печального лица, я наклоняюсь и опускаю в пластиковый стаканчик доллар со словами: «Удачи». Выражение ее лица меняется, благодаря этому я замечаю, что на коленях у девушки лежит книга – Сартр, рядом с ней – сумка Колумбийского университета, а в темно-коричневом кофе плавает мой доллар. Доли секунды кажутся мне вечностью, как в замедленной съемке; девушка смотрит на меня, смотрит в стаканчик и кричит: – Ты что, рехнулся? Застыв в согнутой позе над стаканчиком, я выдавливаю: – Я не знал… не знал, что… там кофе. Весь дрожа, я отхожу, останавливаю такси. По дороге к «Губерту» здания представляются мне горами и вулканами, улицы – джунглями, небо кажется театральной декорацией, так что, выйдя из машины, я даже вынужден протереть глаза. Обед «У Губерта» оборачивается непрерывной галлюцинацией, во время которой я грежу наяву. «У Гарри» – Носки должны сочетаться с брюками, – говорит Тодд Хэмлин Ривису, который внимательно слушает, помешивая соломинкой «Бифитер» со льдом. – Это кто сказал? – спрашивает Джордж. – Послушай, – терпеливо объясняет Хэмлин, – если носишь серые брюки, надевай серые носки. Проще простого. – Погоди, – вмешиваюсь я. – А если ботинки черные? – Ничего страшного. – Хэмлин пригубливает мартини. – Но тогда с ботинками должен сочетаться ремень. – То есть ты говоришь, что с серым костюмом можно носить и серые, и черные носки? – говорю я. – Мм… да, – отвечает Хэмлин смущенно. – Я так думаю. Разве я не это сказал? – Послушай, Хэмлин, – говорю я. – Я не могу с тобой согласиться насчет ремня. Ботинки все-таки далеко от талии. Мне кажется, следует обратить внимание на то, чтобы ремень сочетался с брюками. – Похоже на правду, – замечает Ривис. Мы втроем – Тодд Хэмлин, Джордж Ривис и я – сидим «У Гарри». Сейчас чуть больше шести вечера. На Хэмлине костюм от Lubiam, превосходная полосатая хлопчатобумажная рубашка с широким воротником от Burberry, шелковый галстук от Resikeio и ремень от Ralph Lauren. Ривис в шестипуговичном двубортном костюме от Christian Dior, хлопчатобумажной рубашке, шелковом галстуке от Claiborne с узором. На ногах у него кожаные ботинки на шнурках, в дырочку от Allen Edmonds, в кармане – хлопчатобумажный носовой платок, вероятно от Brooks Brothers. На салфетке рядом с его стаканом лежат темные очки от Lafont Paris, на стуле покоится очень милый портфель от Т.Antony. На мне двухпуговичный однобортный костюм (расцветка «штрихи мела»; шерсть с фланелью), хлопчатобумажная рубашка в разноцветную полоску и шелковый карманный платок, все от Patrick Aubert, а также шелковый галстук в горошек от Bill Blass и очки с простыми стеклами в оправе от Lafont Paris. На столе, кроме стаканов и калькулятора, лежат наушники от одного из наших CD-плееров. Ривис и Хэмлин ушли сегодня из офиса пораньше, чтобы сделать массаж лица, и теперь выглядят свежо, лица розовые, но загорелые, короткие волосы зачесаны назад. Утреннее «Шоу Патти Винтерс» было про Рембо в реальной жизни. – А что жилетки? – спрашивает Ривис Тода. – Они… не вышли из моды? – Нет, Джордж, – отвечает Хэмлин. – Разумеется, нет. – Нет, – соглашаюсь я. – Жилетки никогда не выходили из моды. – Тогда вопрос — как их следует носить? – спрашивает Хэмлин. – Они должны облегать… – одновременно произносим мы с Ривисом. – Извини, – говорит Ривис. – Продолжай. – Ничего, – замечаю я. – Давай ты. – Ну давай же, – просит Джордж. – Ну, они должны хорошо облегать фигуру и закрывать талию, – объясняю я. – Жилет должен быть чуть повыше верхней пуговицы пиджака. Если на виду оказывается слишком большая часть жилета, это придает костюму чересчур чопорный, строгий вид, а это нежелательно. – Мм, – едва не лишившись дара речи, произносит смутившийся Ривис. – Верно. Я так и думал. – Мне нужен еще один «J&B», – поднимаюсь я. – А вам, парни? – «Бифитер» со льдом и соломинку, – указывает на меня Ривис. Хэмлин: – Мартини. – Будет сделано. Я иду к бару и, пока Фредди готовит напитки, слушаю, как какой-то парень (по-моему, это грек Уильям Теодокропополис из First Boston), в посредственном шерстяном костюме в «гусиную лапку», неплохой хлопчатобумажной рубашке и великолепном кашемировом галстуке от Paul Stuart, с которым костюм смотрится гораздо лучше, чем он есть на самом деле, рассказывает другому парню, тоже греку, с диетической пепси в руках: – Слушай, в «Чернобыле» был Стинг – в том кабаке, который открыли парни, владельцы «Туннеля», – это было в «Page Six», а потом кто-то подъехал на «Порше – девятьсот одиннадцать», и в машине сидела Уитни, и… Когда я возвращаюсь к нашему столу, Ривис рассказывает Хэмлину, как он издевается над бездомными: протягивает им доллар, а потом в самый последний момент резко убирает его в карман. – Честное слово, это срабатывает, – уверяет он. – Они так фигеют, что затыкаются. – Просто… скажи… «нет», – замечаю я, ставя напитки на стол. – Этого вполне достаточно. – Просто сказать «нет»? – улыбается Хэмлин. – И это подействует? – На самом деле это действует только на бездомных беременных женщин, – признаюсь я. – Интересно, пробовал ли ты просто сказать «нет» двухметровому дылде на Чамберс-стрит? – спрашивает Ривис. – Который курит крэк через трубку? – Слушайте, кто-нибудь слышал о клубе под названием «Некения»? – спрашивает Ривис. С моего места виден Пол Оуэн, сидящий в другом конце зала. Вместе с ним сидит парень, похожий на Трента Мура или Роджера Дейли, и еще один – кажется, Фредерик Коннел. Дед Мура владеет компанией, в которой Трент работает. Он одет в костюм из шерстяного сукна в мелкую «гусиную лапку» шотландской расцветки. – «Некения»? – переспрашивает Хэмлин. – Какая «Некения»? – Стойте, парни, – говорю я. – Кто это там сидит с Полом Оуэном? Это не Трент Мур? – Где? – Ривис. – Они встают. Вон за тем столиком, – отвечаю я. – Вон те ребята. – А это не Мэдисон? Нет, это Диббл, – говорит Ривис. Для большей уверенности он надевает очки с простыми стеклами. – Да нет, – говорит Хэмлин. – Это Трент Мур. – Ты уверен? – спрашивает Ривис. По пути к выходу Пол Оуэн останавливается возле нашего столика. Он в темных очках Persol, в руках у него дипломат от Coach Leatherware. – Привет, парни. – Оуэн представляет своих спутников, Трента Мура и какого-то Пола Дентона. Ривис, Хэмлин и я пожимаем им руки не вставая. Джордж и Тодд начинают разговаривать с Трентом. Он из Лос-Анджелеса и знает, где находится «Некения». Оуэн обращает свое внимание на меня, и я слегка нервничаю. – Как дела? – спрашивает Оуэн. – Отлично, – говорю я. – А у тебя? – Великолепно, – отвечает он. – Как у тебя со счетами Хоукинса? – Все… – Я запинаюсь. Замешкавшись на мгновение, продолжаю: – Все… нормально. – Правда? – рассеянно интересуется он. – Интересно, – с улыбкой, сцепив руки за спиной, произносит он. – А почему только нормально, а не замечательно? – Ну, – говорю я, – ты же… сам знаешь. – Как Марсия? – Продолжая улыбаться, он обводит взглядом зал. На самом деле он меня не слушает. – Она замечательная девушка. – Да, – говорю я, потрясенный. – Мне… повезло. Оуэн принял меня за Маркуса Холберстама (хотя Маркус встречается с Сесилией Вагнер), но по некоторым причинам эта ошибка не имеет значения и даже кажется вполне естественной. Маркус тоже работает в Р&Р, занимается практически тем же самым, что и я, любит костюмы от Valentine и очки с простыми стеклами, мы стрижемся у одного парикмахера в Pierre, так что ошибка Оуэна вполне закономерна; она не раздражает меня. Но Пол Дентон то ли не сводит с меня глаз, то ли, наоборот, пытается не смотреть, как будто бы он что-то знает, как будто он не совсем уверен, узнал он меня или нет. Мне приходится задуматься над тем, не принимал ли он когда-то давно, в прошлом марте, участие в ночной прогулке на яхте. Если же так оно и есть, думаю я, надо раздобыть номер его телефона, а лучше – адрес.