— Как, твою мать, ты это делаешь? — Что делаю? Сейчас ты скажешь: ой, нет, я вообще-то изучаю романские языки и орнитологию. — То есть ты хочешь сказать, ты просто угадал? — Что угадал? Она смотрела на него во все глаза. — Странный же ты, мистер… Как там как тебя зовут. — Тенью меня зовут. Она скривила рот, будто попробовала что-то невкусное. Замолчала, опустила голову и принялась доедать свою лазанью. — Ты знаешь, почему это место называют Египтом? — спросил Тень, когда она доела. — Окрестности Каира? Ну да. Он стоит в дельте Огайо, при впадении в Миссисипи. Как египетский Каир — в дельте Нила. — Логично. Она откинулась на спинку стула, заказала кофе и шоколадный торт с кремом и расчесала рукой черные волосы. — Ты женат, мистер Тень? — спросила она и, так как он не торопился с ответом, добавила: — Ха, я, кажется, опять задала каверзный вопрос! — Жену похоронили в четверг, — сказал он, тщательно подбирая слова. — Она погибла в автокатастрофе. — Господи, боже мой! Прости. — Да ладно. Повисла неловкая пауза. — Моя единокровная сестра потеряла ребенка, племянника моего, в конце прошлого года. Тяжело это. — Да. Тяжело. Отчего он умер? Она отпила кофе. — Мы не знаем. Мы даже точно не знаем, мертв он или нет. Он просто пропал. Ему было всего тринадцать. Пропал в середине прошлой зимы. Сестра места себе не находила. — А были… были какие-то зацепки? — Он вдруг почувствовал себя копом из телевизора. И решил переформулировать вопрос. — Полиция подозревала, что было совершено преступление? — Но прозвучало еще хуже. — Полиция подозревала зятя моего долбанутого, отца без родительских прав. Он настолько долбанутый, что вполне мог сына выкрасть. Может, и правда выкрал. Сестра живет в городке в Норт Вудс. Маленький такой, милый, симпатичный городок, там даже двери никто никогда не запирает. — Она вздохнула, покачала головой. Чашку она держала обеими руками. — Ты уверен, что в тебе нет индейской крови? — Мне, по крайней мере, об этом ничего не известно. Может, и есть. Я почти ничего не знаю об отце. Хотя, думаю, мама бы мне сказала, если бы он был индейцем. С чего бы ей скрывать? Сэм опять скривила рот. Она осилила шоколадный торт едва до половины: кусок был размером с пол ее головы. Она пододвинула тарелку Тени. — Хочешь? — Не откажусь, — улыбнулся он и доел торт. Официантка принесла счет, и Тень расплатился. — Спасибо, — сказала Сэм. На улице холодало. Мотор прочихался как следует и только после этого завелся. Тень дал задний ход, вырулил на дорогу и поехал на юг. — Ты когда-нибудь читала Геродота? — спросил он. — Что? Кого? — Геродота. Читала его «Историю»? — Знаешь, — задумчиво произнесла она, — я что-то не врубаюсь. Ты откуда слова такие берешь? Ты о чем вообще? Сначала молчишь как пень, потом мысли мои дурацкие читаешь, а потом вдруг мы ведем беседу о Геродоте. Нет, я не читала Геродота. Что-то слышала. По национальному радио, наверное. Это его, кажется, называют отцом лжи? — Я думал, так дьявола называют. — Да, и его тоже. По радио, короче, рассказывали, что у него гигантские муравьи и грифоны охраняли золотые прииски и что Геродот, типа, всю эту дурь сочинил. — Не думаю. Он описывал то, что слышал от других. Вроде как просто фиксировал чужие истории. И по большей части весьма неплохие. Там есть множество странных подробностей. Например, может, слышала, в Египте, если умирала очень красивая девушка или жена правителя, или типа того, ждали три дня и только тогда отправляли ее к бальзамировщику. Чтобы она сначала подгнила на жаре. — Зачем? Ой, подожди! Я, кажется, догадываюсь, зачем. Фу какая гадость! — Еще он пишет про битвы и вообще про самые обычные вещи. А еще про богов. Один парень побежал домой, чтобы сообщить об исходе сражения, бежал, бежал и тут видит — Пан на полянке. Пан ему и говорит: «Передай своим, чтобы они построили здесь храм в мою честь». Ну, парень ему пообещал и дальше бежит. Добежал, рассказывает, чем битва кончилась, а потом говорит: «Да, чуть не забыл, Пан хочет, чтобы ему посвятили храм». И это, понимаешь ли, сухие факты. — Истории про богов, значит. И что ты этим хочешь сказать? Что у этих чуваков были глюки? — Нет, — сказал Тень. — Я не об этом. — Я книгу одну читала про мозг, — сказала она, скусывая заусенец. — Мне ее соседка по комнате дала, все уши про нее прожужжала. Там говорилось, что, типа, пять тысяч лет тому назад полушария головного мозга слились, а до этого люди думали, что если правое полушарие дает тебе какой-то сигнал, то это значит, с тобой разговаривает один из богов и внушает, что делать. Все дело в мозге. — Моя теория мне больше нравится, — сказал Тень. — Что за теория? — Что раньше люди время от времени действительно сталкивались с богами. — Н-да? Повисла тишина: если не считать дребезга машины, гудения мотора и нездорового рычания глушителя. Потом Тень услышал: — И ты думаешь, они до сих пор здесь? — Где? — В Греции. В Египте. На островах. Во всяких таких местах. Ты думаешь, если пройти по тем местам, где ходили эти люди, то увидишь богов? — Может быть. Только мне кажется, люди не понимали, кто перед ними. — Да это все равно что инопланетяне, спорим? — сказала она. — Теперь люди видят инопланетян. А раньше видели богов. Может, инопланетяне тоже засели у нас в правом полушарии. — Что-то я не припомню, чтобы боги у людей кишки на анализы брали, — сказал Тень. — Или скот увечили. Наоборот, это люди им в жертву скотину забивали. Сэм хихикнула. Несколько минут они ехали в тишине, а потом она сказала: — Слушай, я тут вспомнила свою любимую историю о богах из начального курса сравнительного религиоведения. Хочешь расскажу? — Валяй, — сказал Тень. — Значит так. История про Одина. Древнескандинавского бога. Слышал о таком? Плыл как-то один викингский король на своем викингском корабле — произошло это, ясное дело, во времена викингов, — а на море полный штиль, и король говорит, типа, если Один пошлет нам ветер и мы доберемся до берега, я принесу ему в жертву одного из своих людей. Ну и вот. Поднимается ветер, и они пристают к берегу. Пристали, значит, и кидают жребий — кого приносить в жертву. И жребий падает на короля. Он от этого, конечно, не в восторге, и тогда все решают, что не будут его убивать, а повесят понарошку. Взяли телячьи кишки, намотали посвободнее ему на шею, а конец привязали к тоненькой веточке, взяли тростинку вместо копья, ткнули ему в бок и говорят: ну вот, мы тебя повесили… вздернули… или как там… принесли, короче, в жертву Одину. Дорога заворачивала: Тожетаун (нас. 300 чел.), родина серебряного призера в конькобежном чемпионате среди детей младше 12 лет. По обе стороны от дороги стояли два огромных, просто исполинских для такого маленького городка похоронных бюро. А сколько вообще их нужно, подумал Тень, когда население всего-то триста человек?.. — Ну и вот. Как только они произнесли имя Одина, тростинка превратилась в копье и вонзилась королю в бок, телячьи кишки превратились в толстую веревку, веточка — в здоровенный сук на дереве, а само дерево вытянулось так, что земля ушла у короля из-под ног. Так он и умер, болтаясь на дереве, с раной в боку и почерневшим лицом. Бывают все-таки у белых людей ебнутые на голову боги, мистер Тень. — Бывают, — согласился Тень. — А ты разве не белая? — Я чероки, — сказала она. — Чистокровная? — Нет. Только на четыре пинты. Мама была белая. А отец настоящий индеец из резервации. Он приехал в наши места, через какое-то время женился на маме, тут я родилась, а потом они разошлись, и он уехал обратно в Оклахому. — Вернулся в резервацию? — Нет. Занял денег и открыл липовую «Тако Белл»,[42] назвав ее «Тако Билла». Живет себе, не горюет. Меня он не любит. Говорит, я полукровка. — Грустно. — Да он придурок! Я горжусь индейской кровью. Это помогает колледж оплачивать. Вдруг и работу поможет найти, если мои бронзовые побрякушки не будут покупать. — Ну, как-нибудь сложится, — сказал Тень. Он остановился в Эль-Пасо, Иллинойс (нас. 2500 чел.) и высадил Сэм у обветшалого домишки на окраине города. Во дворике стояла большая проволочная фигурка северного оленя, усеянная мерцающими фонариками. — Зайдешь? — спросила Сэм. — Тетя угостит тебя кофе.