– Да. – Давайте не будем обсуждать это здесь, – вмешалась я. – Асиль, расскажи, что́ я пропустила. – Я попросила Сола пригласить профессиональную певицу, и она исполнила «Парня из села» в одном из больших театров. Теперь ноты с песней идут нарасхват, плюс на представлениях всегда аншлаг. – Указав на ворох костюмов, Асиль вздохнула. – Вот почему вам предстоит столько работы. – По-моему, ты не очень-то этим огорчена, – подтолкнула ее я. – Знаешь, во всем Чикаго я единственная женщина, руководящая шоу. А может быть, и во всей Америке. – В голосе Асиль прозвучала явная гордость. Морехшин оторвалась от ремонта расшитой золотом куртки. – Ты принадлежишь к тем счастливым женщинам, кому удалось разорвать оковы своего времени. Асиль кивнула, тряхнув толстыми черными косами. – Пожалуй, ты права. И ты, должно быть, сделала то же самое. – Нет. Вот почему я здесь. Наступило гнетущее молчание. Я апатично взяла очередную разорванную вещь. – Тесс, тебе будет очень интересно узнать кое-что. – Да? – Одна девушка из «Ирландской деревни» сказала мне, что женщины-управляющие намереваются посетить «Мидуэй», чтобы выяснить, как мы разлагаем общественную мораль. И догадайся, кто придет вместе с ними? – Асиль театрально выждала паузу. – Наш любимый выдающийся джентльмен из Нью-Йорка. Энтони Комсток. Он уже здесь, в Чикаго. Меня охватила дрожь. Несмотря на мой рискованный визит в 1992 год, мы успели вовремя вернуться еще дальше в прошлое, чтобы подготовить коллективный ответ и осуществить редактирование. Я даже захватила с собой помощницу. Морехшин прищурила свои пугающе прозрачные глаза. – Это может стать точкой ветвления. Я скрестила руки на груди. – Подобное масштабное изменение не может стать следствием одного-единственного события… Морехшин встала, держа на ладони многофункционал, пульсирующий белым свечением. – Ты хочешь, чтобы женщины умирали? Хуже, чем умирали? Любое событие имеет потенциал расщепить ход истории. Я застыла, пытаясь понять смысл ее странных изречений, гадая, сколько раз ей уже приходилось нарушать правила. Асиль не обратила внимания на наше противостояние. – Я знаю только, что на прошлой неделе Комсток добился закрытия в городе двух баров, не имевших лицензии. Он старается произвести как можно больше шума. – Давайте противопоставим его шуму наш… – Морехшин умолкла, задумавшись. – Наш план? – осторожно предположила я. – Да. И хороший план. – Сев на место, Морехшин снова взялась за шитье. Асиль кивнула. – Предлагаю вечером встретиться в салоне у Софы. * * * На улице было жарко, темно и душно, однако в салоне Софы царил приятный уют. Я с радостью обнаружила, что у Морехшин нет никаких запретов на джин. По-видимому, алкоголь не относился к царственной пище. Загасив сигарету, я принялась рассуждать вслух. – Комсток упивается чувством победы. Нью-йоркские художники отбиваются от его судебных исков по обвинению в порнографии, газеты с удовольствием издеваются над ним. Однако именно это ему и нужно. Это реклама. Если Комстоку удастся закрыть театры «Мидуэя», это будет означать, что он вышел на новый уровень. – У меня дрогнул голос. Софа кивнула. – Первый вопрос в том, кто на его стороне? – Очевидно, женщины-управляющие, – поморщилась Асиль. – И суды, следящие за соблюдением законов о нравственности, которые он протащил. Кроме того, есть «Общество борьбы с пороками», в котором, как нам известно, состоят путешественники. – Внезапно я ощутила волну безнадежности. Я находилась в нужное время в нужном месте, однако нам по-прежнему противостояли общественные институты, которые самим своим продолжительным существованием сопротивлялись редактированию. Удастся ли нам одолеть такого противника? Морехшин залпом осушила стакан. – Вы думаете об этом как трутни. Комсток – не коллектив. Это отдельный человек, который убедил других отдельных людей в том, что представляет собой нечто большее. – Она замялась, подбирая нужные слова. – Вы ведь понимаете, что он не похож на других людей, так? Изоляция сделала его больным в очень специфическом плане. Мы должны показать всем, как он одинок. Упор на уникальность Комстока прозвучал отголосками теории роли личности в истории. Однако перспектива была интересной. Определенно были и другие моралисты, кроме Комстока, однако у них не было такого же одержимого стремления заглядывать в чужую почту и собирать вокруг себя фаллоимитаторы. Комсток добился силы, разрушая общество, а не скрепляя его. Выдернув из волос шпильку, Софа принялась крутить ее в руке. – Ты права. Нам нужно показать людям, что Комсток – подонок-одиночка, ненавидящий всех влиятельных людей в городе. Многие уже злятся на него за то, что он закрыл их любимые питейные заведения. – Комсток разглагольствует о том, что защищает моральный облик женщин, – задумчиво промолвила Асиль. – Вот почему он объединился с женщинами-управляющими. А если нам удастся продемонстрировать городу, что женщинам нравится наше представление? Тогда ему нечего будет защищать. Он будет только отнимать у людей возможность отдохнуть и развлечься. – Нам нужно, чтобы у нас на представлениях было как можно больше женщин. Полный аншлаг. Конечно, мы можем пригласить всех своих знакомых, но будет ли этого достаточно? – Софа почесала затылок. Почувствовав сквозняк, я повернулась к окну, но затем сообразила, что воздух привела в движение стремительно вскочившая Морехшин. – Продолжайте говорить, – беззвучно изобразила губами она. – Выпьем еще джина! – повысила голос я. Асиль, успевшая научиться подыгрывать странным причудам путешественницы, подхватила так же громко: – Да, давайте выпьем! Морехшин бесшумно подкралась к двери, и у нее в руке сам собой появился многофункционал. – Я схожу в кабинет за новой бутылкой. – Софа разыграла целое представление, шумно пройдя по залу и хлопнув дверью. И в этот момент Морехшин быстро повернула ручку. Мерцающий луч света вырвался у нее из руки в полумрак коридора и тотчас же погас. В его умирающих отсветах я увидела рухнувшего на пол Эллиота, с вывалившимся из руки слуховым рожком. Он нас подслушивал. Не успели мы опомниться, как Морехшин уже затащила Эллиота внутрь и захлопнула дверь. Мы склонились над бесчувственным телом. – Вам это очень кстати, – задумчиво произнесла Морехшин, легонько тыча Эллиота ногой, чтобы привести в чувство. – Подозреваю, что этому шпиону известны замыслы Комстока и много чего еще. – Я ничего не скажу вам, похотливые блудницы! – Во время потасовки идеально напомаженные усы Эллиота смялись, отчего его лицо как-то скособочилось. – Ничто не мешает мне убить тебя прямо сейчас, трутень, не имеющий самки. Ты сто́ишь меньше, чем твоя сперма, которая, в свою очередь, не сто́ит ничего. – Злоба, прозвучавшая в голосе Морехшин, придала ее странно подобранным словам зловещий оттенок. Она направила указательный палец Эллиоту в грудь, и многофункционал под согнутым большим пальцем запульсировал красным. Я схватила ее за руку, направляя многофункционал в стену. – Нельзя никого убивать! Мы поступим иначе! – Он не понимает ничего, кроме смерти. – Нет, Морехшин! – Софа встала перед нами, заслоняя собой Эллиота. – Нельзя идти к добру дорогой зла. Лежащий на полу Эллиот сплюнул. – Изо дня в день я лелею воспоминания о той линии времени, в которой у вас, безголовые сучки, никогда не будет права голоса! Вы ни в чем не можете найти согласия. Вы пререкаетесь между собой относительно правил ведения войны. «Гав, гав, гав!» Словно блудливые шавки, каковыми вы и являетесь! Вот как вы разрушили Америку. Поставив ногу в домашней тапочке ему на горло, Асиль слегка надавила. – В таком случае тебе не повезло, что сейчас ты находишься в этой линии времени. Помолчи, пока мы проголосуем, что с тобой делать. – Замечательно, убивать мы никого не будем, – проворчала Морехшин, опускаясь на корточки рядом с Эллиотом. Прежде чем мы успели ее остановить, она направила многофункционал ему в грудь. – Нет!.. – воскликнула я. Но Морехшин лишь пришила рукава его рубашки к груди и сшила вместе штанины.