Журналисты встретили слова «комстокеров» недовольными криками и попытались стащить их с «насеста». Однако те не унимались. – Мы положим этому конец! Помяните наши слова! Третий смутьян, парень с зализанными черными волосами, принялся размахивать над головой веревкой с завязанной на конце петлей. – Неужели вы позволите какому-то жиду и его четырем черным стервам завести вас в ад? Прежде чем его успели остановить, он подбежал к Салине и выплеснул на нее банку машинного масла. Салина закричала. Вонючая черная жидкость стекла по ее лицу и испачкала рубаху. Появившийся рядом Сол укутал Салину в свой пиджак, а я, схватив обрезки ткани, поспешила вытереть ей лицо. В комнате воцарился полный хаос. Крики «Успокойтесь!» смешивались с новыми злобными воплями последователей Комстока, которых теперь силой тащили к двери. Я отвела Салину в угол и помогла ей сменить рубашку, и тут над гулом баритонов разнеслось сопрано Софы, которое невозможно было спутать ни с чем. – Вами овладел дьявол! – воскликнула она. – В ваших гнилых душах не осталось ничего хорошего! Журналисты вытолкали «комстокеров» на улицу. Рядом со мной появилась Асиль, совершенно спокойная. Она что-то сказала вполголоса Салине, и на лице у плачущей девушки появилась дрожащая улыбка. Затем Асиль повернулась ко мне, яростно поджав губы. Она резко схватила меня за плечо и привлекла к себе так, чтобы я услышала ее возбужденный шепот. – Вот об этом ты говорила вчера? Я в деле. Мы остановим этих мерзавцев! Прежде чем я смогла что-либо ответить, Сол вышел на середину комнаты и замахал руками, призывая всех замолчать. – Чикаго – великий город! Город промышленности и прогресса! Нам не нужны живущие вчерашним днем моралисты, которые будут нас учить, что хорошо, а что плохо. У нас есть свои собственные глаза, и мы сами можем судить, что к чему. Надеюсь, господа, наше представление кое-чему вас научило. – Он подмигнул. – И, возможно, вы успели получить немного удовольствия до того, как начался этот гвалт. Помните, «Алжирский театр» находится прямо рядом с «Улицей Каира», за большим колесом обозрения! Вы сможете насладиться другими номерами, созданными на основе древних традиций, всего за пятьдесят центов! Представления начинаются первого мая! С этими словами он выпроводил нас на улицу к ждущему у входа экипажу. До сих пор я еще ни разу не видела Сола расстроенным и посему не могла сказать с полной уверенностью, что сейчас наблюдаю именно это. По дороге обратно в «Мидуэй» он продолжал весело болтать ни о чем, похвалил девушек за выступление и выдал всем нам по доллару за лишние хлопоты. И все-таки мне показалось, что пару раз Сол недовольно поморщился. Когда мы вышли из экипажа, Сол приказал кучеру отвезти его в любимый клуб, заявив, что ему хочется выпить. Асиль задумчиво проводила его взглядом. – Знаешь, он получает столько же, сколько получает президент, но его все равно называют «жидом», а не мистером Блумом. И я ему сочувствую. – Точно. Я вспомнила, как отец прочитал Пасхальную Агаду на праздник Песах[32], позволив мне впервые задать Четыре вопроса[33]. Я споткнулась на незнакомом слове «возлежащий», и дедушка мягко меня поправил. Родившаяся в либеральные 1970-е, я не могла себе представить, сколько антисемитской мерзости им пришлось вытерпеть за свою жизнь. Разумеется, в моей тоже было то, чего они бы не поняли. Глава 10 Бет Ирвин, Верхняя Калифорния… Гарден-Гроув, Верхняя Калифорния… Тастин, Верхняя Калифорния (1992 год н. э.) Прошли неделя с тех пор, как тест на беременность показал положительный результат, и еще три дня. Хамид уже должен был вернуться домой. До сих пор он не звонил мне, что было горьким облегчением. Я не собиралась рассказывать ему о том, что замыслила вместе с Лиззи и ее матерью Дженни, но, если он позвонит, я, быть может, передумаю. Я сказала родителям, что останусь ночевать у Лиззи, поэтому они ничего не подозревали, когда Дженни и Лиззи заехали за мной. Разумеется, в моей лжи была доля истины, предстоящую ночь я должна была провести у Берманов, но я пропустила ту часть, где мы должны были съездить в Гарден-Гроув на неофициальный прием к доктору, который обошелся во столько, сколько я могу скопить лишь за год. Сидя в машине, я то и дело испытывала приступы паники. Я умру. Мои родители все узнают. Долбаный червяк, с зубами и глазами, выползет из моего влагалища и сожрет мир. Врач оказался подвижным бледным мужчиной со спутанными волосами по всему телу, а не только на голове. Странно было увидеть его сидящим за столом секретарши. – Можете называть меня Бобом, поскольку после окончания официального времени приема мы обходимся без лишних церемоний. – Он пожал мне руку, затем, задержав пальцы, слегка поклонился. – Добрый вечер, миледи! Добро пожаловать в мою скромную обитель. У него за спиной я увидела залитую ярким светом операционную и обтянутый винилом смотровой стол с закрепленными на нем стальными скобами. – Мы будем ждать тебя здесь, дорогая, – крепко обняла меня Дженни. Они с Лиззи остались в приемной, а я прошла следом за Бобом в операционную. Продолжая оказывать мне шутливые любезности, он взмахнул рукой, приглашая меня сесть на стол. – А ты молоденькая. Сколько тебе лет? – Семнадцать. – Непослушная, очень непослушная девочка! – Боб строго погрозил мне пальцем. – Снимай с себя всю одежду, а я пока привезу инструмент. Я не знала, зачем нужно полностью раздеваться, но решила не задавать лишних вопросов. Халата, чтобы одеться, не было, поэтому я улеглась обнаженной на липкий пластик стола, поставила пятки в скобы и крепко сжала колени. Наверное, Хамид был сейчас дома, в Ирвине, и приятно проводил время за ужином с родными. Боб вернулся в операционную, катя на колесиках что-то, чего я не смогла толком рассмотреть, даже изогнув шею. Я решила, что это похоже на фен (таким пользуется в салоне красоты моя мать, с серебристым шлемом, равномерно обдувающим голову горячим воздухом). – Непослушная девочка, у меня для тебя две новости. Хорошая и плохая. – Боб придвинул яркую лампу, и я внезапно ощутила на ногах тепло. – Хорошая новость в том, что эта машина, сделанная по последнему слову техники, работает как пылесос и сделает свое дело быстро. Плохая новость в том, что у тебя, возможно, начнутся спазмы. Ты немного потерпишь спазмы? – Конечно. – Ну хорошо, раздвигай ноги. – Боб засунул мне руку между коленями, и я сделала, как он сказал. Внезапно я ощутила у себя внутри его руку в перчатке, покрытой холодной слизью. Пробормотав что-то невнятное, он убрал руку и вставил вместо нее расширитель. Я услышала и почувствовала щелчки раздвигающихся стальных лопаток, раскрывших меня так, что мне показалось, будто я вот-вот разорвусь. Я уставилась на потолок, покрытый белыми плитками, стараясь определить, это там трещины или дырки от сверла. Затем я услышала шум и решила, что этот низкий гул от электромотора. Без какого-либо предупреждения живот мне разорвала такая страшная боль, какую я даже не могла себе представить. Стиснув зубы и сжав кулаки, я уставилась на то место на потолке, где от протечки осталось мутное желтое пятно, гадая, нормально ли чувствовать себя так, будто огромная минога пожирает мне внутренности. – Ну вот, почти готово, – рассеянно пробормотал Боб. – Все не так уж и страшно, правда? Некоторым женщинам это нравится. Одна моя пациентка испытала оргазм во время родов. – Он задумчиво помолчал. – Быть может, когда-нибудь это случится и с тобой, когда ты найдешь хорошего парня. Боль была такой невыносимой, что его слова оставались лишь звуками, свидетельствовавшими о ходе времени. Скоро все закончится. Когда Боб наконец вытащил «фен», мне показалось, будто я родила машину. Все механические части оказались снаружи, и во мне не осталось ничего, кроме выскобленной плоти и угасающих мук. Я почувствовала, как из меня вытекает теплая жидкость, словно во время месячных. – Несколько дней будет пачкаться, но если кровотечение усилится, сразу же вызывай «Скорую». – Боб пододвинул свое кресло к столу так, что я увидела его лицо. Впервые он говорил как нормальный врач. – И еще, пару недель никакого секса. Вот и все. Когда будешь готова, можешь вставать. Стащив с рук перчатки, Боб выбросил их в серебристое мусорное ведро, раскрывшее свой рот, когда он нажал ногой на педаль. Затем вышел из операционной, таща за собой громыхающий «пылесос». Я медленно уселась, и из меня снова вытекла на пластиковый стол теплая жидкость, образовав лужицу в форме сердечка из геля и крови. Не найдя ни марли, ни салфеток, чтобы вытереться, я наконец доковыляла до раковины и схватила грубое бумажное полотенце. Вымывшись как смогла, я на всякий случай засунула в трусики парочку скомканных свежих. Шатаясь, я шла из операционной и вдруг ощутила рвотный позыв. Единственным подходящим для этого местом оказалось мусорное ведро у стола секретарши, так что в конечном счете Боб в тот день получил два образца моих биологических жидкостей. Меня нисколько не смутило то, что он, вернувшись сюда, почувствует этот запах. Как только я вышла в приемную, Лиззи и Дженни вскочили с места. Они обняли меня с обеих сторон, и мы так и пошли, втроем, протиснувшись вместе в дверь. Мне было неловко, тепло и уютно. Когда мы садились в машину, меня била дрожь. Кровотечение уменьшилось до слабого подкапывания. Я почувствовала, что все будет хорошо. Дженни завела машину, и ожило радио. Крутили эту дерьмовую песню Дона Хенли, «Она хочет только танцевать». Мне захотелось кричать, но я заговорила, исторгая слова стремительным потоком. – Я просто ненавижу эту песню! Потому что все думают, что она про беззаботную красивую женщину, хотя на самом деле она про то, как Дон Хенли отправляется в какую-то раздираемую войной страну и встречает эту женщину, которая просто в ужасном положении, однако он замечает только то, что она танцует. Он увидел только это. Бедняга живет в антиутопии, где власти следят за тем, что происходит на дискотеках, а бандиты торгуют оружием, украденным в армии, а Хенли думает, что ее интересуют одни лишь чертовы танцы! Эта тирада получилась у меня слишком громкой. Какое-то мгновение все молчали, затем Лиззи рассмеялась. – Я тоже терпеть не могу эту песню. – Понимаю, что я полный отстой, потому что мне Дон Хенли нравится, – улыбнулась Дженни. – И еще мне нравится группа «Иглс». – Затем она бросила на меня серьезный взгляд. – Но да, ты права, давай послушаем что-нибудь другое. Трейси Чапмен ты одобряешь? Такую музыку слушала моя мать, но мне она все равно нравилась. Машина неслась по шоссе, возвращаясь в Ирвин, а мы хором подпевали Трейси, исполняющей «Крутую тачку». * * * Хамид позвонил мне через два дня, вечером. Я взяла трубку внизу, рядом с кухней, где мама мыла посуду после ужина и где ей было слышно каждое мое слово. Я особенно не переживала, поскольку не собиралась ничего говорить. – Привет, это Хамид. Как дела? – Все в порядке. А у тебя как? – спросила я, перебирая в руке витой шнур. – В общем, неплохо. Какие у тебя планы на ближайшие выходные? – Хамид не предоставил никаких объяснений, почему так долго тянул со звонком. – Я собираюсь встретиться с Хитер и остальными девочками. – Ты хочешь провести с ними все выходные? И у тебя даже нет желания посмотреть классное видео про историю мушкетеров? – В его голосе прозвучало огорчение: было слышно, что он хотел встретиться. Я вспомнила наш разговор на берегу, где он увлек меня в свою меланхолию, заставив расстаться с детством. – Ну да, извини. Просто я страшно занята. – Тогда как насчет следующих выходных? – Мне нужно готовиться к экзаменам… – То есть ты будешь занята. – Да. Я буквально услышала, как Хамид понял намек. Когда он заговорил снова, его голос прозвучал совершенно равнодушно.