— Кем бы ни была Та, с которой вы пришли, я прошу — защитите. Лера раскрыла ладонь, сдунула соль. Видение старого воина рассеялось в утренней дымке. Над горизонтом вместо солнца поднялась темная тень и зависла облаком вдалеке. — Только бы смогли… 5 Подключив, наконец, сотовый, Анна увидела несколько десятков непринятых звонков от мамы, Ската и от секретаря Орлова. Набрала мамин номер, заверила, что все в порядке и приезжать не надо. Обманула, что из больницы отпустили. Пообещала купить билеты и прилететь ближайшим рейсом. Голос мамы звенел от напряжения: — Аня, мы уже выехали в аэропорт. — Мы? — не поняла Аня. — Я не знаю, что там у тебя происходит. Мы летим с Сашей. Пока говорила — несколько непринятых от Ската. Перезвонила. — Скраббл, иди на фиг, — огрызнулся мулат на ее требование остановить мать. — Не знаю, что там у тебя и как, но я приезжаю ближайшим рейсом и притаскиваю тебя к Орлову. Он с меня пообещал шкуру спустить, если мы не запишем сингл к началу следующей недели! — Слушай, я сама прилечу, — она задумалась и уточнила: — завтра. Скат затейливо матюгнулся в ответ и повесил трубку: — Скоро будем, поняла? Анна поняла. Повертев в руках сотовый, нашла в телефонной книге номер отца, набрала… но решительно сбросила. — А ты много выступаешь? — Светлана с любопытством разглядывала новую знакомую. В ней всё казалось диковинным: от жестких скрученных дредов до занятия. Надо же — настоящая рок-звезда! — До «звезды» еще очень и очень далеко, — отрезала Анна, пошла в кухню и плеснула себе еще кружку чая. — Ты, кстати, чай вкусно завариваешь. Света безразлично пожала плечами, отозвалась: — Обыкновенно. Это травы в основном. — Местные? — Конечно, — девчонка оскорбилась. — За поселок уходим, на курганы. — А я люблю облепиховый чай, — Анна мечтательно зажмурилась, усаживаясь на колченогий табурет. — Облепиху блендером взбиваешь, добавляешь сахар, половину лимона с цедрой, несколько цветков гвоздики, палочку корицы, именно палочку, не перемолотую. Кориандр. Все это заливаешь водой, ставишь на огонь. Получается такая кисло-сладкая бодрящая и ароматная штука! От простуды хорошо помогает. И горло лечит махом. У нас, вокалистов, горло — слабое место. Чуть сквозняк, то сразу связки сипят, — она отхлебнула душистый напиток. Светлана сосредоточенно запоминала рецепт, когда в кухню, где она расположилась с гостьей, зашла старшая сестра. Высокая, под стать Тимофею, она с удивлением и интересом оглядела Анну, поздоровалась с некоторым раздражением: — О чем болтаете? — поинтересовалась. Она поставила белый пакет из супермаркета на стол: ароматный багет вывалился и скатился на стол. Светлана тут же подхватила и откусила хрусткую краюху. — Хтыхи пышем! — рассыпая золотистые крошки, сообщила Светлана. Она ждала этого момента с самого утра — впечатлить сестру, когда та вернется из магазина. При появлении Марины она приосанилась, придвинулась ближе к «невесте» брата, всем видом изображая причастность. На столе перед ними лежали исписанные и исчерканные листы из блокнота, сотовый. Из динамиков плотным, густо окрашенным потоком лилась незнакомая Марине музыка. Мощный ритм, взрывной бас. «Под это еще и петь?», — мелькнуло в голове. Девушка покосилась на дреды гостьи, мазнула взглядом по татуировке кровожадной паучихи на шее москвички, потом — на исчерканные листки, скептически хмыкнула: — «Хтыхи пышем» — это, типа, «стихи пишем»? — Светка кивнула в ответ, дожевывая батон, потянулась за добавкой. Марина ловко шлепнула по руке. — И ты, что ли, пишешь? — Да-а! Я целую строчку придумала, — сестра потянулась к одному из листков, продекламировала: «Напишут книги о тебе, тома любви, надежды». Аня закусила губу, вспоминая что-то важное. Что-то, что словно птица сирин вертелось у самого уха. Что-то, что она никак не могла ухватить. Включив минусовку с самого начала, она разложила перед собой исписанные страницы, размашисто собирая нужные фразы на чистый тетрадный лист. Померкнет отблеск зари, Погаснут свечи, остынут. Все слова твои давно пусты, Они мертвы, забыты. Я словно призрак, тону в тиши, Но все унёс ты, и ты вышел из игры. Ты слышишь, милый, милый, разбиты мечты, Солёный зной и хмурый ветер. Снова слышу, слышу: зовёшь ты из тьмы, Но хрупок лёд, и нет уж веры. Девчонки притихли. Строки выпрыгивали из-под грифеля карандаша, разлетались черной россыпью. Где-то снова начиналась гроза, томительно вторила сложной линии битов и гулкому эху басов из динамиков тонкого смартфона. 6 Доктор Страуме заехал на служебную стоянку, неторопливо, очень аккуратно припарковал машину в тени высокого ясеня. Привычно прислушался к мерному урчанию двигателя, сытому и довольному. Он подыгрывал настроению своего владельца, его день тоже обещал быть сытым и радостным. Сегодня доктор Страуме планировал завершить начатое. Сегодня в его жизни все изменится — он это чувствовал — безвозвратно. Привычно извлек ключ из замка зажигания, взял синюю папку с документами с пассажирского сиденья, поправил воротник рубашки, коротко взглянув в отражение зеркала заднего вида. Распахнул дверь автомобиля. В ту же секунду порыв холодного ветра бросил ему в лицо горсть мелкой дорожной пыли, песка и обрывки листвы. Чертыхнулся про себя. Щурясь и пряча глаза за полупрозрачными стеклами солнцезащитных очков, вышел из машины. «Лето наступит в этом году или нет?» — он не помнил более отвратительного июня, чем этот. На зубах скрипел, словно мел по оконному стеклу, песок, першило в горле. Но эти мелочи не испортят отличный день. Кофе, парочка соленых крекеров, и плотнее закрыть окна — отгородиться от ветра. — Доброго дня, Илья, — дежурно поздоровался с охранником на проходной у служебного входа. Нервное сомнение сотрудника и смущенная бледность мерзким холодком окатили кожу на затылке. — Все в порядке? Юноша отвел взгляд — дурной знак. Доктор Страуме положил папку на стойку, снял очки. — Я задал вопрос. Был бы благодарен, если бы вы ответили на него своевременно, — он чувствовал, как к горлу подкатывало раздражение. Молодой охранник покрылся пятнами, малиновые прыщи на щеках побагровели. Психиатр уставился в его переносицу, сделал глубокий вдох. — Андрис Александрович, шеф велел доложить вам, как придете, о несущественном нарушении дисциплины. Мой напарник сегодня ночью выпустил с территории пациента. Андрис вздохнул устало: — Это не страшно. У нас не режимный объект. Пациенты не заключенные. Хотя порядок и режим дня для всех один, — он взял в руки очки, потянулся за папкой. — Дело не в этом, — поспешно добавил охранник, поймав на себе холодный взгляд. Мысль о том, что напарник наверняка лишится места, подгоняла: у Миши ипотека и двое детей, ему это место — как воздух. — Пациент не вернулся. Андрис так и застыл с папкой в одной руке и очками — в другой. В пол-оборота повернулся к охраннику, процедил сквозь зубы: