– Пусть лучше на ужин к зверюгам идет, думаю, хоть им он понравится. Несмотря на то что Творимир однажды спас Зарину от смерти, у нее были свежи и другие воспоминания об этом человеке, совсем недобрые. – Такого даже ночные твари есть не станут, подавятся. Так что иди и выпроводи гостя дорогого пораньше. – Слушаюсь, любимая! Спустя час смоленский гость и Данила заняли кабинет в здании городской управы. На этот раз Творимир сразу заговорил о делах: – Начну со скорбной новости. Барона Альбрехта помнишь? – Эту сволочь не забуду никогда! Сведет Господь – барон у меня легкой смертью не помрет… – горячо начал Данила, но собеседник его быстро прервал: – Уже. – Что – «уже»? – Три недели назад Альбрехта нашли мертвым в собственном имении. Пустили слух, что убийцу к нему подослал некий боярин из Крашена. Карл Пятнадцатый в печали. Он взбешен вероломством и грозится покарать подлого заказчика. – Король избавился от своего первого помощника? – Еремеев сразу определил того, кто в действительности стоял за убийством. – Но почему? – Сам догадаешься или подсказать? – Подскажи. В последнее время у меня с догадливостью туго. – Представь, что сотворили бы с Альбрехтом твои бойцы, ежели бы Зарина при обмене под воздействием душекрива убила тебя на границе? – Он был бы уже тогда покойник. – Вот именно. Барон и сам сообразил, что король отдавал его на растерзание только из мести, ведь никаких других причин не было. – Это точно. – Тогда Альбрехт и понял, что теперь он – всего лишь расходный материал, не представляющий для монарха никакой ценности. Потому сослался на пошатнувшееся здоровье, сдал дела и удалился в свое имение. – Излишне осведомленный расходный материал, – заметил Еремеев. – Я слышал, бывших шпионов не бывает, тем более – высокого ранга. – Вот и Карл мог решить, что живым барон слишком опасен. Поэтому и подослал к нему убийцу, – поделился своими заключениями особист. – Барон не из тех, кого легко убить. Даже опытному профессионалу. – Думаю, речь шла о лучшем наемнике, расценки которого начинаются с тысячи золотом. – Получается, друг короля оказался ему оч-чень дорог? Такие проводы ему устроил… Погоди, ты вроде сказал, что новость скорбная. Подумаешь, один негодяй спровадил другого на тот свет – что тут скорбного? – Экий ты циник, Данила. Преждевременный уход из жизни – всегда скорбь для друзей и близких. Но в данном случае и для некоторых врагов усопшего. – И в чем она выражается? – спросил Еремеев. – В последствиях, – загадочно произнес Творимир. – Для Швеции или Смоленска? – Скорее для Республики и тебя лично, – ответил особист, продолжая внимательно изучать собеседника. Данила не стал требовать разъяснений. Поразмыслив пару минут над словами сотника, он продолжил разговор: – Ты считаешь, что следующим стану я? – Конечно. Посуди сам: барон имел огромный боевой опыт и вдобавок систему личной охраны, преодолеть которую было практически невозможно. Карл подсылает к нему спеца, чтобы устранить последствия в будущем, а заодно проверить, насколько наемник удачлив. Следующий шаг напрашивается сам, ведь ненавидит король тебя, а не Альбрехта. Из-за тебя он вынужден устранять полезного ему человека. Опять же обещание праведной мести вероломному врагу… – Как бы ни хотелось признавать, но, похоже, ты прав, и новость для меня действительно скорбная. Одно непонятно – откуда ты все это знаешь? Еремеев не верил, что особый отряд столь широко раскинул свою сеть по всему миру. Коллеги Творимира даже у себя в стране не обо всем ведали, в чем молодой боярин убедился еще в первые дни своего пребывания в Смоленске. Гость ответил не сразу: – У нас есть источники, о коих я даже тебе сказать не могу. Понимать должен – чем меньше людей о том знает, тем надежнее работает система. Особист не хотел рассказывать, что сведения пришли из Вязьмы от Далемира Черкасского, возглавлявшего тайный приказ Московии и до недавнего времени являвшегося начальником Зарины, которая отошла от дел сразу после замужества. Разведка Московии давно следила за королем Швеции как самым опасным противником. Естественно, и барон Альбрехт даже после отставки не оставался без пристального внимания. А поскольку Черкасский продолжал заботиться о своей воспитаннице, он и передал весточку коллегам из Республики. – Об убийце что-нибудь известно? – спросил Александр, пытаясь вытащить из собеседника максимум информации. – Увы, порадовать нечем, – вздохнул Творимир. – Тип загадочный. Ни описаний, ни картинок. Только слухи о его способности преображаться. Говорят, может менять голос, манеру речи, походку, имитировать любые ужимки и привычки… – Хочешь сказать, сейчас он может запросто сидеть на твоем месте и разговаривать со мной? – Думаю, без особого труда, – кивнул Творимир. – И как выяснить? – Полагаю, ежели бы убийца подобрался столь близко, ты уже был бы мертв. А вообще… Надо бы взять того, в ком сомневаешься, на прицел и спросить, чего враг знать не может. – Например, где состоялась наша первая встреча? – задал вопрос Данила. – Точно. Ответ «в карете» тебя устроит? – Вполне. Да уж, не было печали. Придется усиливать систему безопасности. А другая какая новость, помимо скорбной? – вспомнил начало разговора Еремеев. – Другая… – протяжно вымолвил особист. – Может, чаем угостишь? А то во рту пересохло тебя сведениями задарма снабжать. – Денег у меня нет, предупреждаю сразу. И взять неоткуда. А чай сейчас принесут. Чаевничали они молча. Еремеев «переваривал» услышанное и прикидывал в уме, что следует предпринять в ближайшее время. «Ларион будто знал – вовремя проверку устроил. Теперь Жучке надо будет постоянно крутиться рядом с Зариной. Да, враг мне никогда покоя не давал и в будущем не даст». – Вторая весть связана с первой, – наконец продолжил Творимир. – Имение барона после его смерти чуть не по кирпичикам разобрали, но явно не нашли того, что искали. – Альбрехт все-таки подстраховался и утаил от короля важные бумаги? – предположил Данила. – Думаю, так и есть. Мало того, я даже догадываюсь, к кому эти бумаги доставят. – И к кому? – машинально спросил Еремеев, а в следующий миг его голову посетила догадка. – Думаешь, барон отправил их мне? Творимир ответил не сразу: – А кто еще способен больно уколоть Карла Пятнадцатого? Наверняка Альбрехт предупредил монарха, чтобы надежно подстраховался от несчастного случая. Но даже королю не придет в голову, что его наставник способен на подобный шаг. Творимиру эту мысль подкинул Черкасский. И он же попросил, если так все и окажется, отплатить услугой за услугу. – Почему ты решил, что это буду именно я? – Чутье подсказало, – соврал особист. – Просто я поставил себя на его место. Среди местных друзей у барона нет, одни подчиненные либо те, кто ему завидовал из-за дружбы с королем и пытался сблизиться. За границей также надежных людей не найти, а всех, кто работает за деньги, легко перекупить. И тут появляешься ты. Ему не удается ни сломить, ни подкупить тебя. Карла ты после его попытки с душекривом ненавидишь лютой ненавистью, а значит, пойдешь до конца, чтобы наказать негодяя. Так кому еще вручать компромат на убийцу? – Да, не ждал я от барона подмоги, но последнее желание безвременно ушедшего постараюсь исполнить в должной мере, ежели ты, конечно, прав. – Увидишь, так оно и будет. – И кто мне эти бумаги доставит? Ты же сам сказал – друзей у него нет. – Думаешь, я все могу предугадать? – Очень на это надеялся, но, увы, – Данила изобразил тяжелый вздох. – И что мне со всем этим делать, ежели ты действительно прав? – Сам решай. Одно лишь хочу посоветовать: бумаги, попади они тебе в руки, сразу в ход не пускай. Их сперва изучить надобно. Если там о шпионских сетях сказано, то продать их заинтересованным лицам, глядишь – и денег в казне прибавится. А уж тем, что лично Карла касается, будешь распоряжаться на свое усмотрение. Договорились? Может, в другой раз Еремеев и послал бы визитера с его договоренностями, но сегодня особист принес слишком много ценных сведений, способных уберечь близких Александру людей. – Добро! – произнес он. – Знаешь еще о чем с тобой договоримся? – Слушаю. – Помнишь, ты как-то в Троицкое приезжал с тремя бойцами, когда хотел меня на поиски Тадеуша, к тому времени обезглавленного, отправить? – Не запамятовал, – сморщился Творимир – этот эпизод в их отношениях был самым малоприятным.