Что вы говорите? Тетерева пошла дальше? Разумеется, пошла. У нее не было иных вариантов. Она не могла убраться с планеты, не найдя в пещере что-нибудь этакое, что позволило бы ей добраться до корабля на орбите. Вернуться к шаттлу означало обречь себя на смерть, так что она ничем, в общем-то, не рисковала. Сомневаюсь, кстати сказать, что ей хотелось идти дальше. Оставайся у нее хоть капля здравомыслия, она наверняка чувствовала бы себя в точности так, как чувствовали мы. Ей было страшно до охренения. Рассудок требовал возвращаться, ни в коем случае не лезть глубже. Там скверно, скверно, скверно. Но Тетерева полезла. Храбрая, думавшая о своем сыне. Она хотела снова его увидеть. Думала о нем, а не о собственном выживании. Говорите, мы такие же? Такие же храбрые? Капитан, не оскорбляйте ее память. Нас вела только и исключительно жадность. Долбаная жадность. Единственное в этой вселенной, что сильнее страха. Но и жадности в конце концов оказалось мало. Серебристые жилы переплетались и закруглялись, образуя внешние границы громадных фигур. Эти фигуры были гуманоидными, с руками, ногами, головами и торсами – как положено. Худые, почти скелеты, а торсы и конечности все какие-то перекрученные, словно сама порода изрядно сместилась уже после того, как эти изображения были на нее нанесены. Лица отсутствовали, если не считать двух больших глаз в полушариях с расщелиной посредине, намекавших на череп. Причудливость этих фигур, сочетание человеческого облика с инопланетной чужеродностью поразила меня сильнее, чем я могла бы высказать в словах. Чудовища, пожалуй, тоже внушили бы страх, но все-таки не настолько глубокий, сродни первобытному ужасу, какой вселяли эти фигуры. Серебристые очертания мерцали и переливались, отчего возникала иллюзия непрестанного движения. Казалось, что уродливые, безликие фигуры корчатся в немыслимых мучениях. Никто из нас долго не отваживался заговорить. Даже обезьяна прекратила ныть, погрузилась в угрюмое молчание. А я про себя порадовалась возможности передохнуть и восстановить силы после недавних испытаний. – Если это не предостережение, то что же тогда? – произнесла наконец Ленка. – Я хочу узнать, что сталось с Тетеревой, – сказала я. – Но не любой ценой. Нам не стоит идти дальше. – Еще как стоит! – воскликнул Рашт. – Это лишь картинки! Но голос слегка дрожал, и говорил капитан чуть громче обычного, словно нуждался в ободрении. – Похожи на людей, на предков людей, – сказала я, прикидывая в уме, можно ли определить возраст этих изображений. – Скорее на предков сочленителей, – поправила Ленка. – Или жонглеров. Тут не угадаешь. Потребуется специальное оборудование для измерений. Сначала установить возраст камня, потом выяснить, что это за жилы… Если коротко, она предлагала вернуться в модуль. Я была обеими руками за. – Тетерева пошла дальше, – напомнил Рашт. Ее следы вели в разных направлениях, будто она задержалась в этой пещере, принялась расхаживать туда и сюда, решая, как поступить. Но затем приняла решение: следы повели глубже в тоннель за пределами пещеры. Обезьяна фактически отказалась идти самостоятельно, и Рашту пришлось взять ее на руки. Что-то не припоминаю, подумалось мне, за ней такого упрямства. Мне и самой становилось все труднее подавлять одолевавший меня страх. В нем было что-то еще, помимо инстинктивного недоверия к замкнутым пространствам и объяснимого испуга от лицезрения фигур на потолке. Что-то вроде глубинного, неодолимого, дикарского желания убежать, словно мое подсознание так и норовило сделать за меня разумный выбор. – Чувствуете? – спросила я остальных. – Что именно? – проворчал Рашт. – Страх. Капитан ответил не сразу, и я даже успела подумать, что окончательно уронила себя в его глазах, будто мне было мало оспаривания команд. Но вмешалась Ленка. – Да, – выдавила она, сглатывая. – Я не хотела ничего говорить, но… да, я чувствую. Понять не могу, откуда он берется. Он совсем не похож на обычный, рациональный страх. – Она помолчала и прибавила: – По-моему, нас заставляют ощущать его. – Заставляют? – переспросил Рашт. – Быть может, виновато магнитное излучение. Оно здесь сильное, намного сильнее, чем снаружи. До сих пор мы сталкивались с ним лишь постольку-поскольку. Наши скафандры – это вам не идеальные клетки Фарадея, после всех повреждений и ремонтов за много лет. Они не в состоянии полностью изолировать нас от по-настоящему сильного излучения. А если поле начнет воздействовать на конкретную часть мозга, мы как раз будем ощущать страх… ужас сверхъестественный… – Это защитный механизм, – твердо сказал Рашт. – Работает устройство, которое должно отпугивать незваных гостей. – Может, прислушаемся? – язвительно спросила я. – Значит, впереди спрятано что-то, достойное такой защиты. – У американо, кажется, не было подобных психотехнологий, – сказала Ленка. – Зато они были у других. Мне что, каждую мелочь вам разжевывать? Зачем мы прилетели в эту систему? Не потому, что надеялись найти реликты американо. Мы прилетели за большим кушем! Мой страх усилился, хотя я думала, что это невозможно. Я поняла, куда клонит капитан. – Нет никаких доказательств того, что здесь побывали сочленители. – Говорят, пауки любят прятать свои игрушки в пещерах, – продолжал Рашт, напрочь меня игнорируя. – Двигатели класса С, оружие класса «Ад»… Я не удержалась от смешка: – А я-то считала, что мы верим разведчикам, а не детским сказкам! – По-моему, ходили слухи, что кто-то нашел такое оружие, – возразила Ленка, которой вдруг вздумалось поддержать капитана. Рашт перешел на заговорщицкий шепот, будто опасался, что у стен есть уши: – Болтают, что они умели внушать страх. Этот страх проникал в твой череп, лишал тебя воли и разума, сводил с ума. Одни пауки ему неподвластны… Тогда я осознала, что и смертельный ужас не станет для Рашта препятствием в погоне за добычей. Он явно готов менять одну призрачную награду на другую, снова и снова, пока реальность не даст как следует по кумполу. – Мы уже зашли далеко, – изрек Рашт. – И можем пройти глубже. – Чуть-чуть, – согласилась я, вопреки инстинкту, вопившему благим матом. – Разве что чуть-чуть. Мы покинули пещеру. Ленка задавала скорость передвижения, ведя нас по следам Тетеревой через следующий тоннель с каменными стенами. Поначалу перемещаться было не труднее, чем раньше. Но внезапно стены тоннеля стали сходиться все ближе. Мы вынужденно построились цепочкой, хотелось нам того или нет. Потом Ленка сообщила, что впереди стены смыкаются совсем плотно, будто там завал или естественная преграда. – Какая жалость! – фальшиво поплакалась я. – Можно взорвать, – сказала Ленка. – Поставить пару зарядов на максимальную задержку, самим пока вернуться в модуль… – Она приготовилась снять один из зарядов с пояса. – И заодно обрушить весь холм, – добавила я. – Плевать на тоннель с пещерой, на следы Тетеревой. Давайте разнесем на атомы все то, за чем мы сюда поперлись. – Обратных следов нет, – указал Рашт. – Выходит, должен быть какой-то проход. – Или этой преграды тут раньше не было, – ввернула я. Проход действительно нашелся. Его было непросто заметить из-за игры света и тени на каменных стенах, как если бы он сознательно прятался от нас. – Узко, – заметила Ленка. – Но если по одному, то должны протиснуться. Будем надеяться, что с другой стороны станет шире. – Пока нам везло, как утопленникам, – проворчала я. Ленка полезла первой. Ей пришлось туго, значит Рашт, сложенный куда плотнее, рискует застрять. Ленка закряхтела, запыхтела, ее скафандр заскрежетал по камню… – Осторожнее! – крикнул Рашт. Из щели торчали только башмаки. – Дальше проще, – доложила Ленка. – Это просто горловина. Тоннель расширяется, и я опять вижу следы Тетеревой. Рашт с обезьяной были следующими. Канто, мысленно отметила я, продолжал упрямиться, не захотел лезть в щель перед хозяином. Рашт выбранился и полез сам, скребя скафандром по каменным стенам. Вот даже интересно, неужели протиснется? Конечно, он мог бы снять скафандр – потерпеть здешнюю холодрыгу ради своих сокровищ. Насколько мне было известно, трудности капитана не смущали, помани его достойной наградой – он согласился бы и на худшее. – Все, пролез! – крикнул он с той стороны. Канто дернули за поводок, принуждая ползти следом, но обезьяна все упиралась, категорически не желая соваться в дыру. Я на мгновение прониклась сочувствием к бедному животному. Быть может, магнитное излучение действовало на него сильнее, чем на людей, проникало глубже, в самые сокровенные места его сущности… Впрочем, решать было не ему. Рашт натянул поводок, а я подтолкнула обезьяну со своей стороны. Пришлось усилить искусственные мышцы скафандра до максимума. Канто брыкался и царапался, укусил бы меня, наверное, если бы мог, но его голова уже очутилась в дыре. Когда и я присоединилась к остальным, мы продолжили движение. Прошли от силы сотню метров и увидели, что тоннель раздваивается. Нет, расстраивается. Перед развилкой на полу имелось множество следов. – Похоже, она заглядывала во все три, – сказала Ленка. Сюда нас привела единственная цепочка следов, значит, Тетерева в итоге ушла по какому-то из трех тоннелей. Но по какому именно? Следы совершенно перепутались. Должно быть, она забиралась в каждый тоннель и вылезала обратно по несколько раз, пытаясь принять верное решение. Многочисленность отпечатков не давала возможности угадать, каков был ее конечный выбор. Мы в конце концов двинулись по левому из трех тоннелей. Он вел немного под уклон, постепенно лед под ногами сменился камнем, и стало понятно, что теперь на следы Тетеревой ориентироваться бессмысленно. Жилы в стенах по-прежнему сверкали и переливались, сплетаясь то в хитроумные узлы, то в длинные полосы. В голову настырно лезло сравнение с нервной системой живого существа, каким-то неведомым образом внедрившегося в древнюю толщу скал. – Что с твоим скафандром, Ленка? – спросил вдруг Рашт.