– Ну, допустим. – У вас должно выйти что-то вроде китайской шашечной доски. Снова выберите отдельную точку, поближе к центру. Проведите от нее линию к соседней из шести, а потом линию к одной из двух точек с любой стороны от той, которую вы присоединили первой. Соедините эти две соседние точки. Что получается? – Правильный треугольник. – Замечательно. С тройкой разобрались. Удлините стороны треугольника вдвое. Сколько точек мы соединим в итоге? После недолгого молчания Чайлд ответил: – Полагаю, шесть. – Верно. – Селестина повернулась ко мне. – Ты с нами, Ричард? – Более или менее. – Я старательно рисовал точки в мысленном поле. – Тогда продолжаем. Если утроить размеры треугольника, мы соединим девять точек по сторонам и добавим одну в центре. Это десять. Если учетверим длину сторон, результат – пятнадцать. – Она прервалась, давая нам время представить. – Ну и так далее, еще восемь операций, до девяносто одного – это по тринадцать точек на каждой линии. – Последний штрих, – произнес я, принимая за данность, что Селестина и вправду решила эту задачу. – Однако мы видим, что на самом деле глубоких штрихов семь, а не восемь, – сказала она. – Следовательно, нужно найти справа штрих, который соответствует искомому треугольному числу. – Че? – не выдержала Хирц. – Смотрите, это просто. Я-то знаю ответ, но вы меня проверьте на всякий случай. Треугольники формируют простую последовательность. Если имеется n точек в нижней линии последнего треугольника, в следующем будет уже n плюс один. Прибавим единицу к двойке, получим три. Один плюс два, плюс три, плюс четыре равно десяти. Дальше пятнадцать, двадцать один… – Селестина помолчала. – Думайте, прошу вас. Если так проще, нарисуйте себе шашечные доски на визорах. Форкерей, помогите, пожалуйста. Выделяйте треугольники по одному. Мы послушались. Все заняло около четверти часа, но к исходу этого срока наша компания, включая Хирц, убедилась, что Селестина права. Единственным недостающим вариантом, как мы установили простым перебором чисел, были пятьдесят пять точек, и этот вариант совпадал с одним из глубоких штрихов справа от двери. Ну да, очень просто. Пора нажимать. – Мне это не нравится, – проворчала Хирц. – Теперь-то я понимаю… но не понимала, пока мне не растолковали. А что, если есть другая схема, которую мы не замечаем? – Нет такой схемы, – холодно изрекла Селестина. – Послушайте, не надо спорить, – вмешался Чайлд. – Да, Селестина решила задачу первой, но мы в ней и не сомневались. Не злись на себя, Хирц. Тебя пригласили не для того, чтобы ты разгадывала математические головоломки. Как и Тринтиньян с Форкереем, ты здесь для другого. – Ага, спасибо, что напомнил. Глядишь, пригожусь. Хирц шагнула вперед и нажала на нужный штрих справа от двери. Следующие пять помещений мы преодолели вполне уверенно. Задачи становились все труднее, но в ходе обсуждения мы неизменно находили решение, причем не настолько эзотерическое, чтобы кто-то его не понял. Чем сложнее делались задачи, тем больше места у дверей занимали значки, но в остальном обстановка вокруг оставалась ровно той же самой. Никто не торопил нас с ответами, а всякий раз, когда мы решали очередную задачу, Шпиль услужливо открывал нам дорогу обратно. Двери позади нас закрывались, только когда все мы перебирались в новое помещение, поэтому мы могли оценить сложность задачи, прежде чем браться за ее решение. Желая убедиться в том, что путь наружу свободен, мы поручили Хирц вернуться по галерее комнат к стартовой точке. Она благополучно достигла первого помещения – все пройденные двери исправно открывались и закрывались, – а затем вновь присоединилась к нам, вводя уже проверенные коды. Впрочем, она сообщила кое-что, заставившее встревожиться. – Не знаю, почудилось мне или нет… – В чем дело? – требовательно спросил Чайлд. – Дверные проемы будто сужаются и становятся ниже. В первой комнате совершенно точно косяки были выше. Мы долго возимся с каждой дверью, а то бы раньше заметили. – Бессмыслица какая-то, – проговорила Селестина. – Говорю же, может, мне почудилось. Но все мы твердо знали, что Хирц не придумывает. Последние два раза, когда я пересекал порог новых комнат, мой скафандр задевал края дверного проема. В те мгновения я не придал этому значения, списал на собственную неуклюжесть. – Знаете, я тоже думал о дверях, – сказал я. – Никому не показалось странным, что первая дверь была идеально подходящего размера? Будто ее перетащили сюда из какой-нибудь человеческой постройки. – Но почему они уменьшаются? – спросил Чайлд. – Не могу ответить. По-моему, Хирц права, и это меня беспокоит. – И меня. Но не будем торопить события, пока все приемлемо. – Чайлд повернулся к ультранавту. – Форкерей, прошу вас, окажите нам услугу. Я уставился в темноту помещения впереди. Дверь откатилась в сторону, однако никто не переступал порог. Как заведено, мы ждали, чтобы Форкерей послал на разведку камеру-дрон и подтвердил отсутствие ловушек наподобие зияющих провалов в полу. Капитан метнул дрон в дверной проем. Мы наблюдали привычные кружения красного огонька. – Никаких сюрпризов, – сообщил Форкерей тем равнодушным тоном, каким он излагал предыдущие оповещения от камеры. – Металл, пустая комната… Чуть меньше той, в которой мы находимся. Дверь в дальней стене, ширина проема – по полметра с каждой стороны. Все плотно зарисовано, Селестина. – Справлюсь, не сомневайтесь. Форкерей подступил ближе к порогу, вскинул руку и растопырил пальцы. Со спокойным выражением лица он ожидал возвращения дрона. Мы, как обычно, смотрели на него. Пауза затянулась, и только тогда мы заподозрили, что что-то не так. Следующая комната пряталась во мраке. Ни следа красного огонька. – Камера… – проронил Форкерей. Взгляд Чайлда метнулся к ультранавту: – Что такое? – Она прекратила передачу. Я не могу ее отыскать. – Это же невозможно! – Сам знаю. – Лицо ультра исказилось от страха, который он безуспешно пытался скрыть. – Она пропала. Чайлд шагнул в темноту за порогом. Я восхитился его мужеством – и вдруг ощутил, что пол под ногами содрогнулся. Краем глаза успел заметить стремительное движение – так бывает, когда моргаешь. Задняя дверь, впустившая нас в очередное помещение, с лязгом закрылась. Селестина рухнула навзничь. Перед ударом она застыла в дверном проеме. – Нет! – выдавила она, громко стукнувшись о пол. – Чайлд! – позвал я, зачем-то повысив голос до крика. – Оставайся где стоишь – у нас проблемы! – Какие? – Дверь позади закрылась и придавила Селестину. Она пострадала… Я опасался худшего – тяжелая дверь могла оторвать ей руку или ногу, но, по счастью, все было не настолько серьезно. Ребро двери прокатилось по штанине скафандра и сточило добрый дюйм армированной ткани, но сама Селестина не получила ни царапины. Более того, поврежденная часть скафандра сохранила герметичность, система управления осталась в целости, передвижениям ничто не мешало. Уже взялись за работу ремонтные механизмы скафандра. Селестина села. – Со мной все в порядке. Удар был сильным, но, насколько я вижу, повреждения несущественные. – Уверена? – уточнил я, протягивая ей руку. – Полностью, – ответила она, поднимаясь на ноги самостоятельно. – Вам повезло, – сказал Тринтиньян. – Вы лишь частично перегораживали проход. Иначе, боюсь, дверь нанесла бы вам куда более серьезные раны. – Что стряслось-то? – спросила Хирц. – Наверное, Чайлд виноват, – заметил Форкерей. – Едва он вошел в следующую комнату, дверь начала закрываться. – Ультра сделал шаг к открытому дверному проему. – Что там с моей камерой, Чайлд? – Понятия не имею. Ее тут нет. На полу ни следа обломков, и нет никаких признаков устройства, которое могло бы ее уничтожить. Наступившую тишину нарушило пыхтение Тринтиньяна. – На мой взгляд, это все не лишено некоего извращенного смысла. – Да неужели? – процедил я. – Да, мой дражайший друг. Подозреваю, что Шпиль терпел присутствие камеры, заманивая нас, внушая, если угодно, ложную уверенность в наших силах. А теперь он решил, что мы способны обойтись без технических подручных средств. Он больше не позволит нам получать предварительные сведения о помещениях за дверями впереди. И вернуться не разрешит, пока мы не разгадаем текущую загадку. – Хотите сказать, он меняет правила на ходу? – спросила Хирц. Серебряная маска доктора повернулась в ее сторону.