— Откуда ты об этом узнал? — О чем? — О серии картин… — Топаз мне рассказал. Разве я с тобой об этом не говорил? Я отрицательно покачала головой. — Как ты ее нашел? Я вчера несколько часов провела в интернете и не видела ее… — Чисто случайно. Наткнулся на сайт утерянных картин — они пытаются восстановить список картин, пропавших бесследно, тех, что были отняты у евреев фашистами, или украдены. Там упоминалась эта картина — фашисты ее искали, но так и не нашли. После войны были обнаружены собрания произведений искусства, украденных фашистами, спрятанные в соляных копях вместе с другими ценностями. Но и там этой картины тоже не было. Эта распечатка воспроизводит старую фотографию из австрийской газеты, еще до Первой мировой войны. — А оригинал? — Я же говорю — никто не знает, где оригинал… — он довольно потер руки. — Даже не верится, что на нас свалилось это дело. Как в кино… Подумать только — два руководителя кружка в яффском клубе замешаны в международном деле, взбудоражившем всех любителей живописи. — Стоп, — осадила я его. — Что значит «на нас свалилось это дело»? Это мое семейное дело, ты не забыл? Кто-то был убит в дедушкином дворе, преступники побывали в дедушкином доме и у меня, при чем тут ты? — Извини, я совсем не собирался влезать… — обиделся он. — Перестань разыгрывать оскорбленную невинность. Что тебе сказал Топаз? — Дался тебе этот Топаз! Я могла поклясться, что он пудрит мне мозги. — Душка! Я хочу знать, что сказал Топаз, — раздраженно повторила я. — Ничего такого он не сказал. Только повторял всё время, что тетя твоего дедушки, та, что висела в прихожей, похожа на персонаж Зуциуса, — он встал и подошел к портрету Эстер Кеслер, который валялся на полу. — При чем тут это? — Вот! Теперь — главный сюрприз! — Или главное разочарование. Это картина художника, не имеющего никакой ценности. — Взгляни-ка… — встав на колени, он положил распечатку картины с тремя обнаженными девушками на пол, рядом с портретом. — Что? — Это она — Эстер Кеслер… Иди сюда, Габи. Посмотри сама. Я чуть сознание не потерял, когда до меня дошло… Ты видишь? Зуциус нарисовал бабушку твоей тети, или кто она там… Но я смотрела не на портрет Эстер Кеслер, а на другой лист бумаги, выскользнувший из Душкиной сиреневой папки… 21 Душка, весь поглощенный картиной, взволнованно водил пальцем по лицу той, что была молодой девушкой сто лет назад. — Это она, — повторял он снова и снова. — Клянусь тебе, это она! Посмотри — то же лицо, те же волосы… — Да что ты говоришь! — Габи, посмотри сама — тетя твоего дедушки, эта приличная венская девочка, была еще та штучка. Ты посмотри, как она стоит — совсем не стесняется! Кто бы мог подумать! Эти аристократы, наверное, ужасно за нее стыдились. Может, поэтому и спрятали картину. Я опустилась на пол рядом с ним и, незаметно для него, потянула к себе листок, выпавший из папки, сложила его и засунула в карман джинсов. — Ну, что ты скажешь, Габи? — Не знаю. — Я уверен на все сто: Эстер Кеслер — одна из наших таинственных девушек. — Он радовался, как ребенок, обнаруживший тайник со стеклянными шариками. Я встала. — Не знаю… Может быть. Мне нужно в туалет. Я вышла из комнаты и заперлась в туалете. Усевшись на унитаз, расправила на коленях листок. Это была распечатка имэйла. В строке «Тема» было написано: «По тому же вопросу…». Отправитель «Бемби3». Текст сообщения состоял из одной короткой строки: «Доброе утро! Вот эта картина. Выясни, что она о ней знает, прежде чем этот псих из Детройта до нее доберется. Т.» Я вышла из туалета. Обещанный Шамиром охранник так и не появился, и мне стало страшно, как никогда. Псих из Детройта, который должен до меня добраться? Душка и Топаз?.. И всё это в тот день, когда Газету преследует посрамленная полиция. Больше всего мне хотелось убежать из дома. Шамир уже продемонстрировал, что в самые страшные моменты от него нет никакого проку. — Душка, мне нужно уйти, — сказала я. Он удивленно обернулся: — Что случилось? И хотя я видела выражение искреннего участия на его тонком лице, в горле больно защипало. Кто он этот парень? Честный и преданный человек или пятая колонна, алчный корыстолюбец? Во второе я не могла поверить. Но и отмахнуться от такого варианта тоже не могла. — У меня гость! — выпалила я. — Из Детройта. — Дедушка, я еду к тебе, — сообщила я Максу, усаживаясь в машину. Проклятый «мерседес» исчез. — Хорошо, Габи. И захвати для нас по дороге суши. — Непременно. — И сашими побольше! — Само собой! Похоже, что всё не так уж плохо, если в дедушке проснулась страсть к японской кухне. Может быть, он что-нибудь узнал от Шамира? Или от Якоба… Зазвонил телефон. Сюзан. Прерывистый шепот, как будто ей трудно говорить. — Ты нашла адвоката? — крикнула я. — Нет еще. Но ты не беспокойся. — Я же сказала, что это срочно! Она что-то просипела. — Что? — закричала я в агонизирующую трубку. — Что ты сказала? — Я говорила с твоей мамой. Они будут ждать тебя до… Слабый гудок прервал разговор, и Сюзан умолкла. Неисповедимы пути сотовой связи… Поставив машину напротив ворот, я достала из нее три картонные коробки, полные всякой всячины. Гордость японской кухни. Постучалась. Из дома донеслись тяжелые дедушкины шаги. — Одну минутку… — крикнул он, открывая замок, и широко распахнул дверь. — Габиляйн! — он крепко обнял меня своими мощными руками. — Майн гот, на тебе же ни грамма мяса нет! Давай сядем, поедим… Красивые шахматные фигурки Якоба по-прежнему стояли на кухонном столе. Осторожно сложив их в деревянную коробку, дедушка поставил на стол белые тарелки из тонкого фарфора. Суши, сашими или просто хумус — еда не так важна, но тарелки — всегда настоящий австрийский Розенталь. — Ты нашла Якобу хорошего адвоката? — спросил он, окуная рулетик маки-суши в смесь сои и васаби. — Нет еще. Этим занимается Сюзан. Ты не знаешь, где он? — Что значит — где? — Шамир тебе не сказал? Птичка упорхнула. Дедушкино лицо озарилось счастьем.