— Да… — протянул он тоном врача, обнаружившего у пациента подозрительную сыпь. — Очень красива… Похоже, что среди женщин вашей семьи красота передается по наследству. — Дедушка говорил, что эта картина написана в начале века, Эстер было лет шестнадцать… Он говорил, что она была красавицей и сводила с ума парней Вены, — я открыла дверь. Несмотря на комплименты и лесть, время его истекло. — Габи, у вас тут редкая коллекция. Меня особенно интересуют женские портреты. Вы могли бы немало заработать на этой сделке… — Это не мое дело, — оборвала я его. — Поговорите с дедушкой, — Топаз никак не желал отцепиться. — Эта выставка будет кочевать по крупнейшим столицам мира! Вы понимаете, что это значит?! Повлияйте на дедушку. Я уверен, что вы можете это сделать… Его слова были не лишены логики. Вот только сам Топаз не был похож на спасителя дедушкиной коллекции. Он производил впечатление мошенника, который, выждав удобный момент, скроется с картинами или деньгами. — Поговорите с дедушкой сами. На меня не рассчитывайте!. — Не будьте так циничны! Мы сейчас говорим об очень больших деньгах. В данный момент в этой квартире находятся красивые, впечатляющие картины, ценность которых не определена. Но, как только коллекция попадет на международную выставку, цена картин сразу подскочит. Когда Алексей-Лев Левински организовал выставку «Венская красота» и познакомил публику с Зуциусом, цена представленных там картин взлетела до небес! Вы представляете, сколько стоит сегодня, после выставки Левинского, картина Зуциуса? Вы ведь слышали о Пауле Зуциусе? — Глаза Топаза взволнованно заблестели. — Нет. Но могу вас заверить, что он тоже обо мне не слышал, — я широко зевнула. — Вы сказали, Зуциус? — Душка, бодрый, как утренняя птица, выглянул из кухни. — Пауль Зуциус? Я от него тащусь… — О! Наконец-то нашелся понимающий человек! — Лицо Топаза озарилось. Он улыбался Душке так, будто нашел брата, потерявшегося в густом лесу. — Зуциус — гигант! Оригинальный, дерзкий и сердечный в одно и то же время. Его мягкие линии, пьянящие краски, поклонение красоте… В конце двадцатого века Зуциус был для Вены как порыв свежего ветра. — Он же всегда рисовал женщин, правда? Очень молодых и очень красивых женщин. До боли красивых… Этот прилипала Топаз восторженно закивал. — Совершенно верно! К большому сожалению, значительная часть его работ пропала во время второй мировой войны. Немцы разграбили собрания произведений искусства в Вене, особенно те, что были в домах евреев. Считается, что большая часть картин Зуциуса до сих пор не найдена. Время от времени кому-нибудь удается найти его картину. В прошлом году торговец антиквариатом нашел в Словении большую картину маслом, неоконченную, которая валялось на чердаке у какого-то крестьянина. Оказалось, что Зуциус какое-то время жил в Бледе и оставил там неоконченную картину. Знаете, сколько этот антиквар за нее получил? Миллионы! — Его глаза алчно сверкали. — Миллионы… — повторил он. — Любой, причастный к торговле произведениями искусства, мечтал бы отыскать одного-двух Зуциусов… — Вы полагаете, это картина Зуциуса? — взгляд Душки переместился с лица Топаза на картину с Эстер Кеслер. — Не уверен. Она напоминает мне другую его картину того же периода, но всё возможно… Габи, пожалуйста, дайте мне взглянуть на другие картины, принадлежащие вашей семье. Рут сказала, что они свалены в какой-то кладовой. Это может быть ужасно… Я обязан посмотреть, что там. Я хочу вам помочь… — Нам обязательно говорить об этом сейчас? — Подумай, Габи, — Душка загорелся не меньше Топаза. — Может быть, у тебя тут сокровище! — Вам обоим надо успокоиться. Это просто семейные картины, имеющие сентиментальную ценность, или картины, которые дедушка купил у беженцев, прибывших из Вены и нуждавшихся в деньгах. Он не был таким уж большим коллекционером. Он им просто помог. Нет тут никакого Зуциуса и вообще ничего. Я спрошу у дедушки, но поверьте мне, ничего из этого не выйдет. — Я твердо посмотрела на Топаза. — Вы останетесь музееведом или кем бы вы там ни были, а я так и буду преподавать в драмкружке в Яффо. Миллионерами нам не бывать. А сейчас, спокойной ночи! — Габи… Послушайте… Он готов был бесконечно тянуть эту резину, но мои силы были на исходе. Душка, как видно, забыл о своей должности моего личного спасителя. Я должна была сама избавляться от этой болячки. — Хватит, Топаз. Я устала. Tomorrow is another day, — сказала я возбужденному музееведу и подтолкнула его к выходу. — Поговорим завтра… — разочарованно пробормотал он, спускаясь по лестнице в направлении тетиной квартиры. Я хотела закрыть дверь, но Душка схватил меня за руку. — Подожди… Мне надо его кое о чем спросить… — он вышел вслед за Топазом на лестничную клетку и закрыл дверь. Через закрытую дверь я слышала, как они разговаривали, смеялись, перешептывались и вдруг замолчали. Я взглянула в глазок… Отойдя от двери, я свернулась на большом диване. Через закрытое окно было видно, как качается от осеннего ветра вершина большого кипариса. Может быть, завтра пойдет дождь, подумала я, укрываясь клетчатым пледом. Красивое лицо Эстер Кеслер улыбалось мне… — Габи, — надо мной склонился Душка. — Проснись. Я открыла глаза: — Нет сил… — Ты же хотела о чем-то со мной поговорить. — Ах да… Он расшнуровал мои ботинки и снял их. Потом подоткнул плед и подсунул мне под голову подушку. Усевшись на край дивана, он стал гладить мои волосы. Это было так приятно… Как миллион лет назад, когда я болела ангиной, и мама принесла мне чай с лимоном и желтые конфетки от кашля, и положила мне на лоб прохладную руку… Рука Душки соскользнула мне на щеку, коснулась раз и навсегда застывшей линии подбородка. К горлу подкатил давний плач. Я лежала, боясь шевельнуться. Только бы он не убирал руку… Пусть гладит меня, подумала я, закрывая глаза… Когда я проснулась, вокруг была темнота. Я лежала в своей постели, укрытая двуспальным пуховым одеялом, на мне была моя большая футболка. Игрун лежал поверх одеяла, уставившись на меня зелеными глазами. Из гостиной доносилось тихое всхрапывание. Я встала. Душка лежал на диване, до самых кудрей укрытый пледом. Прелестный принц, самый красивый парень на свете здесь у меня, ждет только знака… Прекрати, Габи! Почему? Ты не можешь позволить себе потерять его. Это не Арик какой-нибудь, который пришел и ушел. Тем не менее, я села возле него. Он повернулся, даже не открывая глаз, обвил меня руками и привлек к себе. Паутина сна — хорошее оправдание. Для меня тоже. Я погладила его шею, как глажу Игруна, пока тот не начнет урчать. Душка улыбнулся, не открывая глаз. На щеке появилась ямочка, а посреди пледа выросла внушительная выпуклость. — Ты не спишь? — пробормотал он. — Я сплю, — прошептала я, поглаживая выпуклость. — И ты тоже спишь. Душка страстно вздохнул. Затвердевший выступ в моей руке — как волшебная палочка. Это именно то, что мне нужно после этого ужасного дня. Но уже проснулся мой мерзкий внутренний цензор… Габриэла! Что-о-о? Только не он! Найди себе для удовольствий кого-то, кто не привязан к твоей душе. Поцеловав его в ухо, я юркнула в спальню. Легла на живот и сильно сжала ноги. Моя пучина наслаждений бурлила и требовала своего. Раздвинув ноги, я погладила затвердевший клитор. Только бы успокоить его… Чтобы перестал посылать волны желания… Но требовательная киска не успокаивалась. Я смазала ей губы прохладным кремом и начала считать лошадей, овец, свечи… Завтра же, пообещала я себе, куплю вибратор на батарейках. Такой, который только дрожит тихонько, без эмоций, без чрезмерных чувств, без души… 9 Душка стоял возле кровати с чашкой ароматного кофе в руке. — Держи, — протянул он мне дымящуюся чашку. — Мне надо бежать. — Так рано? Кто тебя ждет? — Не так уж и рано. Я договорился с Топазом, он хочет мне что-то показать. Я вдруг почувствовала себя очень неуютно, будто где-то готовится секретная вечеринка, о которой мне не сообщили. — И что теперь? Вы с ним отправитесь на гастроли? Он удивился: — В чем дело, Габи? — Ни в чем. Просто ты и этот Топаз… Что ты в нем нашел? — Да что с тобой? — С тобой — что?! — Хочешь поссориться? — Нет. Я хочу спать. Убери свой кофе, еще слишком рано. Он наклонился ко мне, чтобы взять горячую чашку, и я ощутила медовый запах его кожи. — Вчера ты хотела со мной о чем-то поговорить. — Я забыла — о чем… — Хорошо… Так я пойду… — Его глаза сделались серыми. — Да, кстати, звонила Сюзан. Они уже успели вывесить объявление о кастинге для спектакля, и теперь весь Яффо бурлит. Все хотят быть прекрасной Марией или великолепным Тони. Она просила, чтобы ты пришла пораньше. И еще — она знает, что я у тебя ночевал. — Жаль. Зачем ты ей ответил? — Не хотел, чтоб ты проснулась. Я полетел… — сказал он и вышел. — Габи, скажи мне одну вещь, — вернулся он в комнату. — Со мной что-то не в порядке? Почему ты такая? — Почему ты такой? — прикинулась я непонимающей.