Мы подали что есть: другой бы, скромный, Уважив горе, голод утолил Поставленным на стол… А этот просто Нас загонял… Ну, кончился обед Берет он кубок емкий: чистым даром Земли его он наполняет черной И пьет, пока огонь вина по жилам Не побежал. Он миртовой потом Там голову себе венчает веткой, Сбираясь петь. То был какой-то лай… И странно так мешались звуки: горя Адметова чуждаясь, песню гость Выкрикивал, мы ж, челядинцы, выли По госпоже, не смея пришлецу Глаз показать заплаканных – то воля Адметова была. И вот теперь Какого-то проныру, вора, плута, Грабителя, быть может, угощать Я должен, не почтив царицы мертвой Ни плачем, ни руки благословеньем. (Плачет.) Ведь мать была покойная рабам И сколько раз от тягостного гнева Спасала нас Адметова. Ну что ж? Иль я не прав, что этот гость не в пору? ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ Слуга и Геракл, увенчанный миртом, с горящими глазами, без оружия. Геракл Ты! Что глядишь угрюмо, что тебя Заботит, раб? Когда гостям ты служишь, Печальным их лицом ты не смущай, Приветлив будь. Перед тобой товарищ Хозяина, а ты надул лицо, Нахмурился – беда чужая мучит… Щи сюда, учись, умнее будешь: Ты знаешь ли, в чем наша жизнь? Поди, Не знаешь, раб? Да и никто не знает, Жив будет ли наутро. Нам судьба Путей не открывает: ни наукой, Ни хитростью ее не купишь тайн. Сообрази ж и веселись. За кубком Хоть день, да твой, а завтра, чье-то завтра? Ты из богов почти особо, друг, Сладчайшую для смертного, Киприду. И – в сторону все прочее! Моим Словам, коль прав тебе кажусь я, следуй. А, кажется, я прав… Пойдем со мной, (хлопает его по плечу) Венками мы украсимся, и живо От мрачных дум веселый плеск вина О кубка борт тебя, поверь, отчалит. Спесивому ж да хмурому, коль суд Ты примешь мой, не жизнь, а только мука. Слуга Все это нам известно. Но теперь Не до вина и не до смеху в доме. Геракл Но умерла чужая ведь. Чего ж Вам горевать, когда свои-то целы? Слуга Кто цел? Беду-то нашу ты забыл? Геракл Скажи: не знал, коли Адмету верить… Слуга