– Ладно, – согласилась Алиса. – Но знай – в глубине сердца я тебя презираю за твое редкое свинство. Сейчас ты получишь мое тело, но не мою душу. – Да без проблем, – усмехнулся циничный Каледин. – Мне и так сойдет. – Скотина, – устало сказала Алиса, срывая с себя полотенце. В уши урядника Майлова, мирно спящего в соседнем номере, сквозь сон прорвалась уйма пугающих звуков. Что-то скрипело, как бешеное, перемежаясь с визгом пружин, стучали по полу ножки кровати, звенели шлепки по телу. Всплесками неслись женские стоны, переходящие в звериный вой. Один раз Майлов хотел перекреститься, но решил, что во сне это не обязательно. Мистический концерт продолжался минут сорок – далее неизвестные бесы затихли, и урядник благополучно уснул сном младенца. …Голая Алиса, лежа поверх одеяла, уронила голову на плечо Каледина. Она сильно, частыми толчками выдыхала воздух – на манер спринтера после длинной дистанции. Последнее, что ей запомнилось, – дикий женский крик, и, кажется, это кричала она сама. Стало ужасно хорошо. Алиса поймала себя на мысли, что почти растекается по кровати, подобно тающему мороженому. Хм, в следующий раз тоже надо заплатить Каледину натурой за необходимую для жизни вещь. О, скорее бы этот случай подвернулся… – Чума, – кратко охарактеризовала Алиса. – Ты хорош, Каледин. – А то я не знаю, – ответил тот королевским тоном. – Надо было предохраняться, – пожурила Алиса. – Но ты… – …Я не хотел обламывать кайф, – зевнул Каледин. – После твоего оргазма завидно стало, хотелось получить по заслугам. Вообще, все у нас в постели не как у людей. Вот скажи, почему ты никогда не симулируешь оргазм? – Незачем, – пожала плечами Алиса. – А для чего женщины симулируют? – Они думают, что мужиков это колышет, – осклабился Каледин. Ругаться Алисе не хотелось, она пропустила подколку мимо ушей. Маска женщины-воина на стене, как показалось, подмигнула ей красным глазом. – Ладно, я с тобой расплатилась, – в голосе Алисы вновь появились нотки официальности. – Теперь, будь добр, давай выполняй свою часть договора. Имя заказчика заставило ее подпрыгнуть на постели. – Не может быть! – завизжала Алиса, едва не разбудив Майлова. – Очень может, – вздохнул Каледин. – Парень умный, всех обставил. Потушив свет, он шепотом рассказал ей о методах, коими воспользовался заказчик. Едва дослушав, Алиса мелко затряслась от злости. – Сволочь, – плюнула она прямо на одеяло. – Сколько людей погубил! Для чего ему все это надо, а, Федор? Как ты думаешь – где сейчас этот тип? – Скоро будет здесь. – Каледин погладил ее живот, касаясь вспотевшей кожи кончиками пальцев. – Причины? Сам пока не знаю. Перед тем как защелкну браслеты и повезу в Москву – страстно мечтаю наедине с ним побеседовать. Удивление и шок улетучились сами собой, через минуту Алиса ровно дышала, сжавшись в комок, накрывшись с головой одеялом. Дождавшись, когда погружение экс-супруги в сон стало окончательным, Каледин беззвучно встал с кровати. Он натянул одежду предельно быстро, будто опасаясь прихода ревнивого мужа. Скользнув в коридор, Федор постучал в дверь номера урядника Майлова. Сначала очень тихо, а потом настойчивее. В кармане пиджака лежал сверток с недавней покупкой. …Мари-Клер отсутствовала в хижине. Ей понадобилось посетить колдовской рынок, что был расположен весьма далеко: к северному побережью, по направлению Кап-Хаитьен. Отложить визит нельзя – к празднику фет демабр нужны редкие травы. Мамбо всегда загодя готовилась к этому фестивалю колдовства, едва ли не с детства… чудесное мероприятие. Праздник прост – каждый последователь ветви конго в этот день принимает ванну: горячая вода, почти кипяток… и измельченные растения. Травы возбуждают, обеспечивая телесное удовольствие – вплоть до извержения семени у мужчин и вершины наслаждения у женщин… но после мытья следует отплатить лоа, нанеся себе разрезы, именующиеся гадэ – так, чтобы пролилась кровь. В рану втирают травяной порошок, и остаются шрамы в виде veve – лоа быстрее вселяются в обладателя таких знаков на теле. Ее хунфор – на отшибе, вдали от людских жилищ. Вот и приходится ездить. Хорошо еще, если в Гонаив, а то и на Железный рынок в Порт-о-Пренсе98. Торговцы делают хорошую скидку… кроме, естественно, жлоба Принсипе. Ладно уж, пусть подавится. В последний раз дед здорово помог: пожалуй, только у него одного сохранились связи с лесными жрецами Дагомеи. На самом Гаити невозможно достать части тел люп гару и кпови, это чересчур опасные артефакты. В руках опытного колдуна они способны обрести магическую силу, равную по разрушительности разве что атомной бомбе. Сорок шесть лет назад, заполучив аналогичные артефакты из Дагомеи, доктор воспользовался ими для «проклятия Субботы». Он не нашел ничего лучшего, как наслать смерть на президента американцев, и тот получил свою пулю в голову – во время поездки по Далласу99. Артефакты усиливают эффект любого ритуала, и достать их очень-очень сложно. Ведь существ почти не осталось в джунглях – даже в самой Африке. Люп гару – человек-волк и кпови – человек-леопард, лесные чудовища, последние потомки легендарного монарха Дагомеи – Аджа Аджахуто. Согласно преданию, Аджа, управлявший горным королевством четыреста лет назад, умел попеременно превращаться и в леопарда, и в волка. Животная сущность возобладала над человеческой. Став зверем, король сбежал в джунгли и положил начало расе оборотней. С годами дети его дичали и все реже превращались в людей. Им приходилось уходить в глубь джунглей – охотники шли по пятам. Артефакт из тела оборотня среди хунганов ценился дороже бриллианта, от заказчиков не было отбоя. Детей Аджи истребили, почти всех, и лишь десяток-полтора сохранили свою жизнь, укрывшись в горных лесах Дагомеи. Принсипе взялся за дело – польстившись на деньги на свой страх и риск. Оборотня тяжело обнаружить, и он крайне опасен. Охотиться можно днем, ночью они растворяются в воздухе – так, будто сделаны из стекла. Кпови умирает от стрелы, заговоренной хунганом – его не берут даже серебряные пули. Мари-Клер заплатила баснословно, но получила необходимые артефакты… лапы, сердце, череп и бурдюк с кровью оборотней. Все, что нужно для церемонии, которую жаждет человек из северной страны. Ритуал забытый, редкий и сложный, но ей одно удовольствие его провести. Полюбоваться на результат, творение рук своих. Компоненты готовы, остается подождать приезда заказчика. Заодно уж потолкуют и про мертвую девушку. Сегодня звонил Люкнер… Ошарашил, рассказал про клиента ТАКОЕ, что Мари-Клер изумилась ну просто до крайности, а потом долго смеялась. Проглядела… у нее «короткое» ясновидение… да и неважно. Отличная новость, она получит гонорар в десять раз лучше, чем ожидала. Впрочем, мамбо ждет отдельной премии – клиент пусть отдаст ей девчонку. Зачем она ему? Смертоносная игрушка. А Мари-Клер прикипела к ней сердцем. Для нее эта девочка будет как дочь… Пальцы старухи мяли корень имелю, ядовитого дерева. Она щупала его, скривив лицо, – старая уловка покупателя, желающего приобрести товар подешевле. Внезапно торговец отшатнулся… в глазах Мари-Клер полыхал ужас, губы сжались в тонкую нитку. Он не успел прийти в себя – мамбо, отшвырнув корень, засеменила вниз по тропе, ведущей к остановке тап-тапа. Люди на ее пути приседали, со страхом закрывая ладонями лица. Они тут. Она недооценила их. Они идут к ее хижине, чтобы ужалить мамбо в самое сердце. Ступая по земле, пережимая горло, не давая ей дышать. Домой. Скорее домой. Туда, туда. …Червинская стояла на пороге хунфора. Она трижды пыталась вдохнуть влажный воздух – не получалось. Легкие ничего не чувствовали. Наступал вечер, она не задумывалась о смене времени суток, хотя, кажется, ночью существовать легче. Мари-Клер вставила ей новые кости, зашила кожу, евроремонт на пять баллов – она готова к новым свершениям и ждет заказ. Однако айфон молчал. Странное ощущение. Словно ты никому не нужна. Тебя все бросили… оставили в дураках. Ох, как же здесь скучно. В хижине мамбо абсолютно не с кем пообщаться по душам. Слуги и охрана Мари-Клер – совершенно безмозглые существа, хуже тех, что помогали ей при нападении на дуомо, отвечают замороженными фразами, неспособны поддержать мало-мальски приличный разговор. Роботы, машины, исполнители. Из всего хунфора интерес у Червинской вызывал только сарай – резные полочки из кокоса, уставленные человеческими головами в стеклянных банках. Запас Мари-Клер для церемоний. Каждой находится свое применение. Иногда черепа мелются в муку, чтобы помочь вызовам петро-лоа – извлекаются передние зубы, височная или лобная кость. Но в основном это лишь коллекция – пускай и самая страшная в мире. Банки со спиртом содержат отлично сохранившиеся черепа – мужчин, девушек и даже детей. Мамбо сказала: если Червинской охота поиграть, она свободна выбрать любую голову… с помощью особого ритуала в вуду их заставляют петь100. Старуха была с ней ласкова – не так, как с остальными. Часто заговаривала первой, улыбалась и зачем-то гладила по затылку. От этих прикосновений в груди Червинской появлялось неясное, тянущее сердце спокойствие, будто бы испытанное ею однажды. У хунфора нет дверей, он никогда не запирается на замок – люди не осмеливаются заходить в святилище без разрешения мамбо. У подножия митана в окружении костей две матерчатые куклы, мужская и женская – истерзанные остриями, замазанные жиром, побуревшие от крови… из разорванных телец свешиваются нитки. В глазу каждой торчит игла, медленно оплывая загустевшей кровью. Барон Самеди улыбается со стены, скаля череп. Улыбаясь в ответ, она чувствовала тепло внизу живота и желание связи с этим существом. Мастер зла, пьющий ром-настойку на двадцати одном сорте перца, обожатель кофе и орехов… Как он прекрасен, когда танцует при свете звезд, имитируя своей тростью возбужденный член… У репосуара – подножия из дерева – тает черная свеча и лежит пища для лоа… Она готова поклясться, что еда исчезает в воздухе. Колышутся драпо – вудуистские флаги. Интересно и скучно… Из всех благ цивилизации в хижине мамбо нет даже телика, только телефон. Но ей некому звонить… …Два пришельца возникли непонятно откуда, выросли словно из-под земли. Червинская так задумалась, что пропустила их появление. Первый (горбоносый широкоплечий брюнет) схватил ее за руки, замкнув их «кольцом», – второй (блондин со стрижкой «ежиком») резво ворвался в хунфор. Костер у столба Огуна по очереди принял сначала одну, а затем и вторую куклу – блондин бросил их в огонь с выражением экстаза на лице. Пламя с жадностью охватило матерчатые тельца, выбросив пучки разноцветных искр. Куклы скорчились, издавая человеческие стоны. Червинская очнулась. Двумя ударами она вырубила незнакомца, державшего ее запястья, сначала в солнечное сплетение, затем в мясистый подбородок. Тот не упал, но поплыл – Червинская, яростно раздувая ноздри, обернулась ко второму противнику. Без замаха блондин с короткой стрижкой бросил ей в лицо горсть белой пудры. Мозг разорвало яркими клочьями – Червинская потеряла сознание. Глава шестая Sms и патологоанатом (Подвалъ въ центре Москвы) Тьма. Такая страшная, что не понимаешь – ты ослеп или просто погасили фонарь. Ну или что-то другое. Темно все последние три часа… может, и больше – он не считал. Хотелось кричать, но губы не двигались, оставаясь сомкнутыми, как в вечном молчании. Где он? Что происходит? Почему это с ним? Память с трудом восстанавливала события утра. Стоило ему покинуть Тронный зал и выйти в «предбанник» для прессы, случилось что-то… странное. Одна рука сунула под нос тряпку, пахнущую эфиром, а пара других (не менее крепких) натянула на голову мешок. И вот теперь он здесь. А где именно? Кто-то резко сорвал мешок – завернув его с затылка. Рывком сдернута клейкая лента, вместе с кусочками кожи, он стонет от внезапной боли. Глаза ослепил белый свет – такой, какой бывает от больничных «колбасок» на потолке. Над ним склонились две фигуры – в черных карнавальных масках, как в Венеции. Толстый и тонкий. Пресс-секретарь императора, обер-камергер Сандов, щурясь от лампы, огляделся. Он находился в бетонном подвале с массивными стенами, и мало того – был привязан веревкой к стулу. – Ну что, солнышко, – буднично сказал толстый, – давай все выкладывай. Голова кружилась от эфира – соображалось с трудом. На что это похоже? Кажется, ходили такие слухи… об «эскадронах смерти», отмороженных членах партии «Царь-батюшка», похищающих оппозиционеров. Пленников заставляли сниматься в порнофильмах, перед камерой целовать портрет императора, а также петь государственный гимн. Ну, первое даже приятно, ко второму ему не привыкать, а третье и так делать приходится. Мелькнула мысль, что… нет, такое невозможно. Сандов набрал полную грудь воздуха: Боже, Царя храни… Фигуры в масках терпеливо дослушали гимн, стоя навытяжку. По окончании песни тонкий ударил Сандова по лицу, не снимая перчатку, – хлестко и больно. Тот поперхнулся парой последних слов, закончив песню скомканно. «Нет, – вихрем пронеслось в голове обер-камергера. – Наверное, это революционеры, группа „Соль как Данность“. Интриган Ивушкин в Лондоне опять заговор придумал. Надо постараться сбить с толку и прикинуться, что я на их стороне». Он откашлялся и завел заново, высоким фальцетом: Но мы поднимем, гордо и смело — Знамя борьбы за рабочее дело… На этот раз его ударил толстый, причем удар получился значительно более мощным. Стеная, Сандов сплюнул на пол кровь. Предположения кончились. – Что вам от меня нужно? – без особой надежды спросил он. – Тебе ж сказали, – душевно повторил толстый, – выкладывай чего знаешь. Сандов немного подумал, оценивая обстановку. – Хорошо, – прошептал он, оглядываясь. – На самом деле государь наш батюшка ни хрена не смыслит в экономике. Он умеет пиво покупать в ресторане, но это максимум. А так у него позиция: «Давайте сидеть и ждать, пока кризис закончится». Он даже таблицу умножения не знает, не то что экономику. Но вы никому не говорите, это страшная тайна за семью печатями. Кроме того, один из двух сенбернаров императора – не настоящий. Собаку давно похитили, подсунув робота, напичканного электроникой… – Это мы и так в курсе, – прервал излияния Сандова тонкий. – Ты лучше поведай, голубчик, для чего сделал четыре дипломатических паспорта? Лицо пресс-секретаря поменяло цвет на красно-белый. Вкупе с синими губами оно вполне могло бы сойти за национальный флаг империи. – Дипломатических паспорта? – автоматически переспросил он. – Да, лапушка, – охотно кивнул тонкий. – Полгода назад, используя связи при дворе, ты за взятку получил в МИДе бланки этих паспортов, с полномочиями министра-посланника – «в целях государственной важности». Такие фишки в Кремле используются сплошь и рядом, если чиновнику требуется провезти через границу произведение искусства в личную коллекцию – дипломатический багаж не досматривают. И, разумеется, в Кремле закрыли глаза, после «откатов» размером в десять миллионов подобные вещи – невинные шалости. Так вот, первый паспорт № 227 445 8Ъ. В день налета на гробницу Наполеона в Соборе Инвалидов некая Елена Червинская прибыла в Париж по обычным документам, а улетела уже как дипломат – по этому паспорту. На фото она – точь-в-точь как та девица, что ограбила могилу Джексона. Имена во всех четырех паспортах разные, фото тоже… но если постараться, вполне можно узнать – это все та же мадам Червинская. Чиновник МИДа, что за бабло выдал тебе бланки, вскоре выпал из окна. Обер-камергер хватал ртом воздух. Его лицо стало мокрым от пота. – Для твоего ареста хватит одного этого факта, – вступил в разговор толстый. – Но мы располагаем еще кой-какой информацией. Именно ты позвонил в морг МВД патологоанатому и попросил его вернуть мозг мертвого профессора Мельникова обратно в череп. Парень знал тебя лично. В тот же вечер патологоанатом исчез, а сегодня его тело всплыло в Москве-реке… После звонка он отбил жене эсэмэску: «Едем в Хургаду, 20 штук евро в кармане». Что было дальше? Полная сумятица – перемещение трупа на Тверскую, гибель купца Чичмаркова и кража тел мертвецов из морга. Времени много – рассказывай, запишем в лучшем виде. Куда ты дел трупы? Зачем грабил могилы знаменитостей? Хотел выкуп – или что-то другое? На протяжении монолога Сандов не издал ни единого звука, глядя прямо перед собой. Взяв в руку стакан воды со стола, толстый выплеснул его содержимое в лицо обер-камергеру. Тот захлопал мокрыми ресницами. – Мы нашли у тебя в кармане распечатку электронного билета первого класса, – деловито сообщил тонкий. – И свежий, уже пятый диппаспорт – на имя Майкла Кувшинникова. Вылет сегодня поздно вечером, из Хельсинки. Сначала прямиком в Майами, а там в аэропорту пересадка – Порт-о-Пренс, Гаити… Поведай нам, дорогуша, что ты собирался делать в такой глуши? А ладно, можешь не рассказывать. Посмотри-ка на этот документик (тонкий захрустел листом). Данные о «деле Хабельского». Ты проходил по нему как свидетель, хотя, по мнению следователя, лично принимал участие в ритуалах секты «Самеди». Думаешь, папа тебя отмазал, так про это забыли? Стало слышно, как по стене подвала сползают капли воды. – Хорошо, – бесцветным тоном произнес Сандов. – Я все расскажу. Но если вы не возражаете, я хотел бы это сделать в письменном виде. Мне так легче. – Не возражаю, – легко согласился тонкий. – У меня широкая душа.