Накинув служебную ветровку с золотой короной, князь спустился по лестнице, прокручивая в голове последний хит группы «Сиськи». Не очень-то удобно: подсобка находится в подвале, по соседству с полицейским моргом – но, с другой стороны, ему не привыкать. Это у нежных уборщиц возникают проблемы – приходится объяснять: экзотические места подстегивают чувства, разнообразие необходимо для притока адреналина. Мудреные слова девушек из деревни сражают наповал: и «адреналин», и «социальная политика», и «Баб-эль-Мандеб». Кропоткин вставил карточку в приемник – устройство мигнуло зеленым огоньком. Дверь лязгнула за спиной, стук каблуков наполнил коридор. Брррррр. Традиционно холод собачий – на то он и подвал, все же морг, а не солярий. Но почему здесь все время так мрачно? Серые стены, такие же плиты на полу, черные мешки для трупов, яркий, режущий свет. Стоит посоветовать начальству – может, выкрасить морг в оранжевое? Смерть не должна вгонять в уныние. И запах стоит в коридоре – не приведи Господи. Вот кто сказал, что морг обязан пахнуть спиртом и растворами? Лучше бы духи распрыскивали, вешали цветочные дезодоранты – для благоухания. А вот хрен дождешься от них. Правда, сегодня нечто приличное, не говно, как обычно… И что это такое? Князь замедлил шаг, нервно принюхиваясь. Ром. Чистейший ром с Карибских островов – сделанный не на отжимках сахарного тростника, что свойственно англичанам, а на чистейшем соке – такой стиль практикуют бывшие французские колонии да бразильцы с их модной кашасой. И не то что пахнет – от стен прямо-таки разит, словно от орды мастеровых-алкашей. Похоже, ячейку с мертвецом забыли закрыть. А то и похуже. Народ в России ушлый, ничего не пугается. Купили хлебца, нарезали огурчиков – и сидят себе цедят ром из жил покойника. После факта, когда из МВД со скандалом уволили слесаря, опустошившего семь банок спирта с мозгами преступников, Кропоткин ожидал любых сюрпризов. Ну так и есть – дверь в морг не закрыта. Что ж, подозрения оправдались. Перепились и даже не закрыли за собой… приходи кто хочешь. Гневно звеня пирсингом, князь вошел в помещение морга – с порога окунувшись в волну запахов рома, лекарств и бальзамирующих веществ. Да, тут закусывать надо. Так и есть! Ячейка с телом несчастного профессора Мельникова, коего бальзамировщик-убийца накачал до краев первосортным ромом, приоткрыта. Ничего святого у людей нет. Подумав об этом, князь поймал себя на мысли: он вообще-то шел трахать уборщицу в подсобку по соседству с моргом, а значит, для него святого еще меньше. Вздохнув, князь выдвинул ячейку. У него перехватило дыхание. Цинковая капсула была абсолютно пуста. Deuxieme partie: Окор И никто не посмеет уже возразить — «Это то, что могло бы фантазией быть». Blind Guardian, «Fly» Глава первая Скучные твари (Офисъ купца Чичмаркова, ул. Тверская) …«Как хорошо, что Господь создал алкоголь, – по-царственному философствовал Каледин, лениво развалившись на дизайнерском диване. – Чудесная вещь. Подумать только – одна бутылка сближает сильнее, чем месяц в окопах». После шестой порции шампанского Чичмарков больше не казался ему надутой баблом сволочью, симпатия к купцу выросла как на дрожжах. Ночную тьму за окном беззвучно осветила молния, полил дождь. Не лето, а прямо разгар осени – всю неделю погода ужасная. Предаваясь неге, Федор всерьез думал, не отлакировать ли шампанское еще и коньячком? Взгляд сонно нашарил у ведерка с ананасом пузатую бутыль Louis IV. «Один дьявол, сейчас спать поеду, – одна за другой наполняли калединскую голову праведные мысли. – Почему бы и не принять мерзавчик на сон грядущий? Что-то мне все так нравятся… наверное, это копченой форели свойственно так сердце размягчать. Пожалуй, возьму еще кусочек». У Алисы от вина заблестели глаза. Она положила ногу на ногу и регулярно, без особой надобности, нагибалась к вазе с фруктами, демонстрируя всю глубину декольте. Каледина наглое поведение экс-супруги не беспокоило, к великому огорчению Алисы, купец держался излишне корректно. «А парень-то не такой дурак, как кажется, – мысленно похвалил Чичмаркова Каледин. – Понимает, что по правилам дворянского этикета я не могу вызвать на дуэль лицо купеческого сословия… но зато съездить этому лицу в рыло у меня не заржавеет». В углу кабинета одиноко скучал черный рояль. – Музицируешь? – спросил Каледин, прикончив шампанское. – Нет, – честно ответил Чичмарков. – Желания – никакого, я к нему и близко не подхожу. В гимназии маменька пыталась обучить меня на аккордеоне играть. Но когда я пятый аккордеон сторожу за полцены загнал, бросила она это дело – у меня ж к торговле способности, а не к музыке. Если охота в машине музон врубить, так у меня для этого дела «Верту» приспособлен – вишь, на рояле желтенький такой лежит? 20 тыщ евров отдал, по отпечатку пальца включается. Обожаю группу «Каторжане» на нем слушать – «Сверкнула финка, прощай, Маринка». А рояль-то я для Монсеррат Кабалье купил. Тетка временами приезжала мне к обеду спеть и поиграть – для создания милой приятности в желудке-с, дабы котлетки там резвились. Диванчик отреагировал возмущенным звоном, Алиса едва удержала бокал. – Однако! – взбеленилась она. – Величайшую оперную певицу для удобства пожирания котлеток приглашать – это вы, дражайший, совсем охренели. Деньги, что ли, некуда девать? Пожертвуйте бедным, спасибо скажут. – Прощенья просим-с, барышня, – прожевал форельку Чичмарков. – Но до кризиса бабла было столько, что я туалетную бумагу из него вертел. Однако всех-то в нужник к себе не пригласишь… а в Расее-матушке правило: нельзя тупо делать деньги. Сделал, так трать их с редкой шизофренией, иначе мигом публику разочаруешь. Сейчас с баблом плохо, поэтому какая там Кабальериха… стыдно признаться, к ужину еле на Диму Иблана наскреб. – Я вроде как слышал, у него продюсер отобрал собственное имя, – заржал Каледин. – Теперь паренек именуется Дима Еблан, и это сказалось на качестве концертов в провинции. Отказы пошли. Даже для визжащих девочек нехарактерно хором скандировать: «Ебланчик, мы любим тебя!» С одной стороны, вроде твоя законная фамилия. А с другой – появляется сосущее душу желание спрыгнуть со сцены и настучать фанатам по роже. – По-моему, Еблан даже прикольнее, – ослабил купец узел галстука. – В целом обеденное шоу мне дешево обошлось. Притаранили кусман искусственного льда, нанял по нему ездить фигуристика, рядом бедный еврей на скрипочке играет, а Еблаша на коленках орет. Экономичная версия «Европовидения», но после Кабалье кусок встает в горле. Скулит Димушка, не приведи Господь… сразу думаешь, что собачку дома забыл покормить. Неслышно появившись в комнате, мрачный кореец-официант открыл новую бутылку шампанского, пена зашипела, оседая в хрустальных бокалах. – Ох, удивил, – махнул рукой Каледин. – Наша эстрада такова, что под нее любой подавится. Как ты аппетит не потерял, Еблана слушать? Я бы лучше группу «Сиськи» позвал или «Вибраторъ» – и там, и там по три девицы, их по размеру буферов в группу подбирают… качество пения вообще неважно. Алиса вскипела со скоростью электрочайника. – Ненавижу мужиков, – брезгливо произнесла она. – Бездумные, скучные, неразборчивые животные, далекие от достижений культуры. Я, Каледин, в тебе не сомневалась по части низменных желаний, ты должен обитать в зоопарке – в клетке с гамадрилами. Неужели за обедом предпочтительнее пялиться на голых баб, нежели посвятить время интеллектуальной беседе? Каледин не счел нужным задуматься даже для вида. – Пялиться на голых баб? – переспросил он. – Дааааа… это по мне! – Барышня, в глубине души я такой стиль обедов не поддерживаю, – пролепетал Чичмарков, глядя на звереющую Алису. – Засмотришься на… эээээ… подавишься вареником – и поминай, как звали-с. Слыхали про мануфактурщика Простобудкина? Позвал он на обед «Вибраторъ», сел первое кушать. Только сисясточки зачали второй куплет петь, у одной, пардон-с, бюст вывалился… Купчине борщ не в то горло пошел – так, бедняга, за столом Богу душу и отдал. А беседа… о чем с ними беседовать, извиняйте? Я про силикон ничего не знаю. Да и петь не надо. Пущай магнитофон включают, а сами показывают, какое у их в грудях богатство. Побагровев наподобие свеклы, Алиса начала искать сумочку. – Она у меня вообще нервная, – пояснил Каледин обалдевшему Чичмаркову. – Иностранка, а они подвержены эмоциям. Там, где русский человек махнет рукой да водки выпьет, немец два часа будет психовать. Был я в Берлине как-то раз – ну просто дикари. Улицу на зеленый свет переходят, взяток полиции не дают. Менталитет допотопный, с трудом неделю там выдержал. Чичмарков согласно покачал мексиканской бородкой. – У нас без взяток рассудка лишиться можно, – подтвердил он. – Я каждый день не устаю Господа свечками одаривать – сподобил ить в Расее-матушке родиться. Представляю гребаную Неметчину. Там, чтобы права получить, я бы три месяца горбатился – с инструктором езди, кучу бумажек сдай, в очередях настоишься… А у нас чего? Сунул приставу в околотке бумажечку в 500 евро – права в кармане, и лети на своем «Хаммере» вдаль, аки голубь. Алиса выдала фразу на немецком: содержание Чичмарков не понял, а Каледин лишь улыбнулся. Схватив сумочку, она шагнула к выходу, но… – Аааааооооооааааааааа! В приемной офиса режуще полоснуло криком: последовал тяжелый звук падения – было слышно, как раскатились бутылки. Через щель внизу двери, увеличиваясь в размерах, растеклась маслянистая темно-красная лужа. – Итить его мать, кореец, – плюнул купец. – Опять винище разлил. Дверь распахнулась. Алиса сначала замерла, а затем подалась назад – в ледяном, жутком ужасе. Метнувшись обратно, она спряталась за спиной Каледина. Тот с усмешкой поднял глаза от бокала – и оцепенел. На пороге кабинета стоял мертвый профессор Мельников. С рукавов парадного костюма стекала дождевая вода, а в белой руке был зажат ненужный зонтик, похоже, мертвец не знал, как его применить. Рот приоткрылся – из вялых губ струился ром, слабо окрашенный сукровицей. – Как… вы… тут… ока… за… лись? – по слогам прошептал Каледин. Он уронил бокал. Осколки разлетелись на хрустальном полу. Федор осознал, что задал глупейший вопрос в своей жизни. В нормальном обществе с трупами не принято беседовать. Они не говорят. И уж тем более не ходят. Мельников перевел на него тусклые, налитые ромом глаза. Глава вторая «Рассвет мертвецов» (Черезъ секунду, в томъ же месте) …Труп в идеальном костюме смотрел как бы сквозь Каледина. – Взял такси, – бесцветно сказал он. – Они ходят сюда… от морга. Качнувшись, профессор сделал шаг, Алиса вцепилась ногтями в плечо бывшего мужа. Чичмарков, по-каледински уронив бокал, мешком осел на диван – он открывал и закрывал рот, словно золотая рыбка под хрустальным полом. Мельников улыбнулся: губы судорожно скривились только с одной стороны – с другой остались неподвижными. Зрачки, покрытые белой пленкой, остановились… мертвец уставился на перепуганного Чичмаркова. – Молодой, – отчеканил мертвый профессор. – С бородкой. Зонт стукнулся, упав на пол. Запустив пальцы в разрез на животе, оставленный вскрытием, Мельников вынул оттуда блестящую полоску металла – скальпель, забытый в морге кем-то из медиков. Пытаясь унять дрожь, Чичмарков дернул из кармана упаковку, с трудом запихал в рот пилюлю. Профессор, раскачиваясь как «ванька-встанька», подошел к нему, в свете люстры сверкнула полоска стали. Купец моргнул кроткими глазами – словно кролик перед удавом, он не пытался сопротивляться. Убийца ударил жертву в грудь, пригвоздив лезвием галстук: в воздух брызнул красный фонтанчик, отглаженная рубашка от Валентино сразу намокла кровью. – Каледин, чего ты любуешься?! – заорала Алиса. – Сделай что-нибудь! Федор и сам не понял, как у него в руках оказался револьвер. Не укладывалось в голове: только сегодня он видел этого человека мертвым. С перерезанным горлом, обескровленного, без сердцебиения – его жилы были полны рома. А вот и нет. Он ходит… смотрит… РАЗГОВАРИВАЕТ. Чичмарков, захлебываясь кровью, боком сполз с дивана к рыбкам. Профессор повернулся, механически, как киборг в кино – окровавленные пальцы сжимали скальпель, с лезвия тянулась вниз багровая струйка… Два выстрела грохнули подряд. Нагрудный карман пиджака профессора разорвали крупнокалиберные пули – ткань тут же потемнела от коричневых пятен рома. Впрочем, с таким же успехом Каледин мог бросить в мертвеца бумажным шариком – тот совсем не реагировал на свинец. Голова Мельникова запрокинулась назад – но сразу вздернулась обратно, будто ей управляли с помощью нитки. Злобный оскал обнажил ряд крупных зубов. – Медноволосая… – механически произнес он, глядя на Алису.