– Очень, – призналась Лена. – Кто архитектор? – Относительно молодой человек по имени Савелий Гранатов. Я совершенно случайно познакомился с ним в Москве, где он после окончания архитектурного института работал в какой-то скучной строительной фирме и мечтал открыть собственное бюро. Его подходы многим казались чересчур современными, а мне понравилось. Я как раз купил этот участок и собирался строить дом, так что мы нашлись к взаимному удовольствию. Он спроектировал мне дом, а я помог ему найти новых заказчиков. Прошло шесть лет, и сейчас у него нет отбоя от клиентов, потому что многим хочется иметь нестандартное жилище. Мотается по стране, вписывая дома в самые необычные ландшафты, и при этом отказывается продавать готовые проекты, чтобы они не повторялись. – Потрясающе, – искренне сказала Лена. – Я тебя с ним познакомлю, если захочешь, – буднично пообещал он. Внутри ощущение воздуха, пространства, света и прохлады усилилось. Этот Савелий Гранатов совершенно точно был гением. – Проходи в гостиную, это туда, – Дмитрий махнул головой в сторону широкого коридора, заканчивающегося раздвижными дверями. – Я кофе сварю. Или что ты хочешь? Сок? Воду? Квас? – Я хочу все тебе рассказать, – выпалила она. – Про рубин Цезаря. – Расскажешь, – он пожал плечами, – давно надо было, но тут уж, как получилось. И покажешь, я надеюсь. – Ты же не думаешь, что я ношу с собой предмет, который стоит пару десятков миллионов долларов? – скептически осведомилась Лена. – Надеюсь, что не носишь. Тогда злоумышленникам нужно было всего-то ударить тебя в укромном месте пыльным мешком по голове. Как я понимаю, у Дани ты его тоже не оставила. – Оставляла на одну ночь, – призналась Лена, – сразу после того, как я нашла тайник, я отвезла камень к Дане, чтобы он его оценил. За ночь он успел еще и раскопать его историю в интернет-архивах. Хозяин дома все-таки сходил на кухню, позвенел там чем-то и вернулся в стильную до невозможности, но очень удобную гостиную, неся поднос, на котором стояли две чашки кофе, бутылка воды, два пузатых стакана, блюдечко с лимоном, сахарница и пакет со сливками. – Садись, пей и рассказывай, – сказал он. И Лена рассказала все, что узнала от Дани. – Ты поэтому спрашивала меня, почему я назвал фирму «Турмалин», – спросил Макаров, когда она закончила. – Признаться, я бы тоже насторожился, если бы мне сказали, что подрядчик проекта назвал свою компанию в честь похищенного когда-то сокровища, да еще является потомком человека, который этот самый камень спрятал. Но, Лена, даю тебе честное слово, что не выдумал историю с подаренным моей маме кольцом. А про этот рубин, то есть турмалин, равно как и про своего предприимчивого предка никогда ранее не слышал. Это совпадение, понимаешь? – Понимаю, – кивнула Лена, – хотя оно и кажется совершенно фантастическим. – Давай попробуем свести воедино все факты, которые нам известны. Двести лет назад мой предок Александр Штольцен находит в питерском особняке Мятлевых похищенный у Екатерины Великой старинный драгоценный камень, известный под именем рубин Цезаря. Не в силах расстаться с ним он строит для себя особняк, в котором сооружает аналогичный тайник и прячет туда камень. Видимо, его родственники не находят тайник, хотя сестра Штольцена и устраивает скандал, обвиняя брата в воровстве. Эта история всплывает лишь спустя много лет, когда городской голова Николай Яковлев, новый владелец особняка, поручает частному детективу провести расследование. Почему он это делает? Случайно нашел рубин? Похоже на то, но почему тогда положил его обратно? Как бы то ни было, Яковлев знал о существовании камня, а значит, мог кому-то про это рассказать. Своим детям, например. – Скорее, не рассказать, а написать, – задумчиво сказала Лена. – Яковлев исчез внезапно. Я читала в архивах, когда начала готовиться к реставрации. Он однажды просто вышел из дома и не вернулся. Никто не знает, при каких обстоятельствах он умер и где похоронен. Если бы его семья знала про рубин, то достала бы его из тайника. Или это сделали бы власти. Скорее всего, информация о камне затерялась в каких-то документах, и была найдена совсем недавно. Если ты – потомок Штольцена, то и у Яковлева тоже могли быть потомки, скажем так, не очень-то морально чистоплотные. Именно они и начали поиски рубина. – Как рабочая версия годится, – признал ее собеседник. – Вот только как узнать, кто они? – Это несложно, – заверил ее Макаров. – Сейчас брату позвоню. Мне кажется, он скоро меня прибьет за то, что я выдаю ему информацию по частям. – Вероятнее, он прибьет меня, – мрачно сказала Лена, – это ведь я утащила рубин из дома и никому про него не сказала даже после того, как напали на Даню. – Ты, конечно, сделала выдающуюся глупость, но прибить тебя я не дам, – сидящий напротив мужчина улыбнулся так, что у Лены внезапно сбилось дыхание. Ей вдруг ужасно захотелось, чтобы он ее поцеловал, и это внезапное желание было таким странным и неприличным, что она отвернулась, чтобы не выдать себя ненароком. – Кроме Яковлевых есть еще Балуевские, – торопливо сказала Лена. – Я же рассказывала тебе о дневнике Виктора, в котором был нарисован знак, открывающий тайник. А еще перед арестом он набил себе этот знак в виде татуировки. Виктор был расстрелян на Бутовском полигоне, но его мать Ольга Тихоновна умерла в Ленинграде во время блокады. Остались ли у Виктора дети, я не выясняла, но думаю, что это несложно узнать. – Да, охотников за сокровищами было несколько, – согласился Макаров. – Ты совершенно права, один из них – Петр Беспалов, который знал, что в одном из двух деревянных особняков хранится клад, но не знал, в каком именно. Сначала он взял в аренду дом Балуевского, однако в нем ничего не нашел. И тогда настал черед дома Яковлева. – Реставрация стоила очень дорого, – тихо сказала Лена. – Я всегда удивлялась, что, имея, в сущности, довольно скромный бизнес, Петр Алексеевич мог себе позволить такие большие траты. – Мне кажется, я знаю, где он взял деньги, – вдруг засмеялся ее собеседник. – И это как раз та гипотеза, которую довольно легко проверить. Он достал телефон, покопался в нем и набрал чей-то номер. – Здравствуй, Владимир Александрович, – сказал он. – Дмитрий Макаров побеспокоил. Несколько лет назад я оказал тебе услугу, а сейчас хочу попросить об обратной. Несколько секунд он молчал, слушая собеседника. – Да вопрос-то у меня копеечный, – сказал он и засмеялся. – Я даже пообещаю, что не расскажу об ответе правоохранительным органам, потому что убежден: ты в этой истории по касательной проходишь, а лишняя слава тебе точно ни к чему. Скажи, это ты дал денег Беспалову на реставрацию особняков? Он как-то очень своевременно меценатом заделался, а с его официальных доходов особо не помеценатствуешь. В этот раз он молчал довольно долго, слушая ответ, и Лену внезапно посетило озарение. Она знала, с кем говорит Макаров – с Владимиром Перовым по кличке Ванадий. – Бывай, Владимир Александрович, спасибо, помог. Мы квиты, – услышала она и нетерпеливо уставилась на Дмитрия. Тот улыбнулся бьющему из ее глаз нетерпению и начал рассказывать. Галина Леонидовна, вторая жена Петра Беспалова знала, что в ее венах течет дворянская кровь. Дедушка ее родился в дворянской семье в 1915 году, но сразу после революции родители развелись, и отец переехал жить в Ленинград. После этого мальчик никогда его не видел, а его мать говорить о ветреном изменнике наотрез отказывалась. Умер дед довольно рано, а его дочь, мать Галины Леонидовны, выйдя замуж, девичью фамилию сменила, позже это дважды сделала и сама Галина. С юности она мечтала узнать историю своего рода, но все руки не доходили. Воплотить в жизнь мечту супруги к ее пятидесяти пятилетию решил Петр Беспалов, заказав фамильное древо и выполнив его на красивом пергаменте. Отправной точкой стало свидетельство о рождении Галининой матери, из которого следовало, что в девичестве она была Балуевской. – Как? – воскликнула пораженная Лена, прервав рассказ. – Галина – правнучка художника Виктора Балуевского? – Получается, так. Беспалов подарил жене копии архивных документов, которые он в течение года собирал в архиве. А также съездил в Питер, нашел квартиру, в которой жил художник перед арестом, и выкупил принадлежащий ему антикварный стол. В этом столе Беспаловы нашли дневник некоего Павла Дмитриевича Балуевского, в котором тот описывал свое расследование по поводу рубина Цезаря. – Павел Дмитриевич был послом в Швеции, – быстро проговорила Лена. Ей было так интересно, что, кажется, даже уши шевелились. – Он умер от инфаркта в самом начале XIX века. Виктор Балуевский, когда вырос, стал довольно неплохим художником-графиком, по крайней мере, его работы часто выставлялись в частных экспозициях, а сейчас хранятся в Пушкинском музее, Третьяковке и русском музее. Правда, самого Виктора его талант не спас. В 1928 году Балуевский с матерью переехал на постоянное место жительства в Ленинград, однако особняк еще какое-то время оставался в их собственности. Видимо, часть мебели они увезли с собой. – Ты так хорошо осведомлена… – Я изучала историю дома, когда бралась за реставрацию. В том числе оставшиеся от Виктора архивы. Это были его рабочие альбомы, наброски, рисунки интерьеров особняка. Они мне очень пригодились в работе, но истории про рубин в них не было, только знак Палеологов на последней странице. В 1937 году Виктора расстреляли по ложному обвинению в шпионаже, его мать умерла от голода в блокаду. После этого дом отошел государству и был отдан под какую-то контору, лесхоз, кажется. – Вполне возможно, что Виктор знал о существовании тетради отца, – нашел ее в столе, иначе он не воспроизводил бы родовой герб Палеологов сначала в своих альбомах, а потом еще и на руке. Скорее всего, он, не имея возможности отправиться на поиски сокровища, положил тетрадь обратно в стол, до лучших времен, которые для него так и не настали. Зато, спустя годы, стол купил Беспалов, и, найдя тетрадь, они с Галиной узнали о существовании рубина. Как сказал мой собеседник, Павел Балуевский писал, что знает, где спрятан камень, но точного места не указал. Поэтому Беспаловы сначала были уверены, что искать нужно именно в особняке Балуевских. – И тогда Петр Алексеевич обратился за помощью к Ванадию? Макаров посмотрел на нее с уважением. – Ты поняла, с кем я разговаривал? Знаешь Перова? – В нашем городе про него многие слышали. Я видела его в особняке у Беспаловых. Он приходил к Галине в тот день, когда убили Петра Алексеевича. Я еще удивилась, что у них может быть общего. А когда ты с ним разговаривал, вспомнила. – Ты умница, Лена, какая же ты умница! Ванадий в сказку про рубин особо не поверил, но денег на реставрацию все-таки дал. По его меркам, сумма не такая уж и значительная, а барыш, если бы дело выгорело, перекрывал ее многократно. Но при реставрации первого дома никакого тайника не нашли. Беспалов засел в архивах и выяснил, что перед смертью Павел Дмитриевич Балуевский был особо дружен с Николаем Яковлевым и часто бывал у того дома. В здании располагалась музыкальная школа, там постоянно бывали люди, а по ночам его ставили на сигнализацию, так что проверить дом Беспалов не мог и пошел по привычному пути – предложил властям отреставрировать особняк, чтобы получить к нему круглосуточный доступ. – Я думаю, что Виктор Балуевский нашел тетрадь своего отца, но, опасаясь ареста, спрятал ее обратно, а знак Палеологов на всякий случай нанес на руку в виде татуировки. Значит, Петр Алексеевич тоже мог знать, какая эмблема скрывает вход в тайник. Возможно, он даже видел этот знак на печи, вот только ему нужно было оказаться на объекте одному, чтобы успеть проверить тайник и достать камень. Сначала в доме постоянно были люди. Ключи передали Беспалову накануне того дня, когда мы должны были встретиться с тобой на объекте, поэтому у него оставалась всего одна ночь, чтобы проверить свою гипотезу. Точнее, гипотезу Балуевского. – Он пришел на объект ночью, но столкнулся там с человеком, который тоже искал камень, и тот стал его убийцей. Галина знала о камне и чуть с ума не сошла, когда я сказал ей, что нашел тайник, а он оказался пустым. – Осталось только понять, кто убийца, – просто сказала Лена. – Вариантов не так много. Есть Персиянцева, хранившая в своем компьютере досье на всех участников этой истории и внезапно ставшая твоей близкой подругой как раз в тот период, когда Беспалов начал переговоры о передаче ему дома Яковлева. И есть Коко – у нее алиби, но на кого-то она работает. – Кто такая Коко? Он отмахнулся досадливо, как будто речь шла о надоедливой мухе. – Красавица-блондинка с пышными формами, которая в то же самое время невзначай подвернулась Петру Беспалову и стала его любовницей. А чуть позже, когда мы с Беспаловым подписали договор, и стало ясно, что именно я буду вести все работы на объекте, очень своевременно подкатилась еще и ко мне. Лена уже который раз за сегодняшний день перестала дышать. Он озадаченно смотрел на ее изменившееся лицо. – Что не так? – Петр Алексеевич изменял Галине? – выдавила из себя Лена. Не то, чтобы неверность Беспалова сильно ее беспокоила после всего того, что она о нем узнала, но объяснение вполне «катило», ничем не хуже других. Ответ, впрочем, ей был совсем неважен, потому что Лене вдруг стало скучно. Так скучно, как не было уже давно. Она, никогда не видевшая эту самую Коко, так явно ее себе представила, словно та находилась сейчас рядом, в комнате. И от того, как выглядела эта девушка, начинали болеть все зубы разом. От пошлости и банальности всегда болят зубы. Петр Беспалов – меценат, благотворитель, спаситель древних особняков – оказался банальным искателем сокровищ, падких на молодое тело. Дмитрий Макаров, казавшийся порядочным и вдумчивым человеком, был пошлым любителем силиконовых кукол. Галина – совершенная и благородная, утонченная и породистая красавица – знала, почему ее муж оказался в доме Яковлева ночью. Знала и ничего не сказала полиции. Скучно жить в мире, в котором все так предсказуемы. И мужчины, и женщины. Дмитрий Макаров оставил чашку, поднялся из кресла, подошел к дивану, где расположилась Лена, и потянул ее за руку, заставляя встать. Она послушалась, не очень понимая, чего он хочет. Ей это было неинтересно. Макаров притянул ее к себе за талию, а другой рукой обнял за плечи, склоняя голову к своему плечу. Он был сильно выше, поэтому ее голове на плече было удобно и привычно что ли, как будто она уже невесть сколько раз там находилась. – Беспалов любил Галину, – прошептал он Лене в самое ухо. – Действительно любил, что вовсе не исключало появления в его жизни Коко. Такие, как она, – это всегда несерьезно, понимаешь? Несерьезно и очень просто. А все, что просто, быстро надоедает. Лена вырвалась, потому что этот человек не имел никакого права ее обнимать. – Ты еще скажи «седина в бороду, бес в ребро», – прошипела она злобно. Петр Алексеевич любил Галину, но не смог устоять перед молодым куском мяса. Или пластмассы, не знаю. Вы все такие одинаковые, что с вами даже неинтересно. Вы любите одних, а спите с другими. А другие, наверное, даже не знают, что с ними несерьезно и слишком просто. Это нечестно по отношению и к тем и к другим. – О какой честности ты говоришь? – изумился Макаров. – Эту девицу нам обоим подложили, чтобы иметь доступ к информации. И она с самого начала поступала подло по отношению к нам обоим. Или подлость бывает только мужская, женская не рассматривается? Лена вдруг поняла, что ей удалось его рассердить. – Если бы вы не рассматривали женщину как объект для утоления похоти, с которым может быть просто и несерьезно, то вас бы не подловили ни на какую Коко, – сообщила она, немного струхнув. Рассерженный Дмитрий Макаров был, пожалуй, новым явлением. – Блондинка с пышными формами, боже, как вы предсказуемы! – Погоди, я не понял, ты что, ревнуешь что ли? – догадался вдруг Макаров. Лена опять перестала дышать, потому что с изумлением поняла: да, в основе ее праведного гнева, которым она вдруг воспылала из-за интрижки двух не имеющих к ней никакого отношения мужчин, лежит именно ревность. Она растерялась, не зная, что делать. Зарыдать от стыда? Спрятаться под стол? Бежать прочь? Впрочем, что бы они ни собиралась предпринять, Макаров не дал ей такой возможности, а сделал шаг и снова обнял, склонившись к ней и засмеявшись. Ей стало тепло, щекотно и спокойно одновременно. – Это чертовски приятно, что ты ревнуешь, – пробормотал он. – Потому что я ужасно хочу тебя поцеловать и боюсь. А раз ты ревнуешь, то можно не бояться. Она подняла голову, то ли для того, чтобы ответить, то ли чтобы ему было удобнее ее целовать. Губы у него оказались мягкие и сухие, и это хорошо, потому что у ее бывшего мужа поцелуи были слюнявыми, и Лена с первого же свидания старалась от них уклоняться. До этого момента она была убеждена, что терпеть не может целоваться. Оказывается, ошибалась. Поцелуй неожиданно закончился, и Лена даже не сразу поняла, что случилось. Она привстала на цыпочки, чтобы снова найти потерянные губы, открыла глаза и наткнулась на нежный, но твердый мужской взгляд, в котором читалось явное сожаление.