Пролог Шел снег. Сыпал сверху из непроглядной черноты крупными хлопьями, вспыхивал в ярких отсветах новогодних гирлянд, мягко ложился на плечи и шапки. Редкие прохожие были похожи на сугробы, торопливо перебегающие с места на место в свете фонарей. Девушка в тёмном полушубке и шапке-наушниках шла к переходу и торопливо говорила в свою гарнитуру: – Конечно, я приду! Да, я уже вышла! Минут через двадцать буду у тебя. Нет-нет, Новый год можно праздновать где угодно и с кем угодно. А день моего восемнадцатилетия мы будем встречать вместе. Она улыбалась. Было видно, что собеседник ей очень приятен. А разрумянившиеся щеки показывали, что даже более чем просто приятен. – Каждый, кто родился в десять минут первого, имеет право именно «встречать» день рождения, – она звонко засмеялась. И поскользнулась на присыпанной снегом ледянке, да так, что едва удержалась на ногах, неловко взмахнув рукой. Но даже тогда не прервала разговор. – У меня есть кусочек торта, – улыбнулась она и хотя тот, с кем она говорила, никак не мог её видеть, покачала сумкой в доказательство. Затем замолчала, выслушивая собеседника. И, зардевшись, ответила тихо: – И я тебя! Очень! Скоро буду, жди. Ты ведь уже поставил чайник?.. Продолжая болтать, она шагнула на занесенную снегом «зебру» пешеходного перехода… Огромная фура с грохотом летела по скользкой дороге и отчаянно сигналила. Но девушка в шапке-наушниках теперь радостно смеялась чему-то, что говорил ее собеседник. И ничего не услышала. * * * – Что вы наделали? Несмотря на крики, вой сирен, шум, молодой голос был так хорошо слышен, словно звучал в полной тишине. И звучал испуганно: – Ей не время было! Сегодня – точно нет. Тот, к кому он обращался, ответил не сразу. Но его голос был хриплый и уверенный: – А через два часа ей бы исполнилось восемнадцать, и тогда бы она не смогла… Что именно она не смогла бы, он не сказал. Видимо, обоим это было хорошо известно. – А кто сказал, что теперь сможет? И вообще, ей было не время. Не сегодня! Это нарушение. Это… – задохнулся первый голос, звонкий, почти мальчишеский. – Да вы представляете, что с нами сделают? – Только если узнают. А откуда они узнают, если мы никому не скажем? Повисла долгая пауза, словно бы один из говоривших обдумывал сказанное. – Она должна была жить! – упрямо произнес первый голос. – Ещё целую неделю? – с усмешкой произнёс второй. – Вот радость-то! Через неделю вероятность гибели – восемьдесят пять процентов. – Восемьдесят пять – это не сто! – не сдавался первый. – Восемьдесят пять – это почти сто. Хватит болтать, пора убираться отсюда, пока нас не заметили. Глава 1 Пряно пахло травами и нагретой землей, сверху припекало, по ноге что-то ползло. Я открыла глаза и с удивлением обнаружила, что лежу в высокой траве, над головой ярко голубеет небо без единого облачка. Села, смахнула с ноги божью коровку, одернула подол… чего-то белого, балахонистого, смахивающего на бабушкину ночнушку. Перед глазами колыхалось под ветром поле, самое обычное поле, пестрое, жужжащее, стрекочущее, с редкими кустами и лесом вдалеке. Я осторожно повернула голову и тут же увидела рядом незнакомого парня, на вид – моего ровесника. Он сидел, облокотясь о колено рукой, и лениво жевал травинку. Высокий, скуластый, светловолосый. Летнее солнце словно запуталось среди пшеничных прядей. Летнее? Но сейчас же зима. Так откуда все это – трава, цветы и солнце? – Где я? – то ли спросила я у парня, то ли просто проговорила в пустоту. – А сама-то как думаешь? – с усмешкой спросил он, перекатывая травинку из одного уголка губ в другой. Сама я думать сейчас, кажется, ничего не могла. У меня дико раскалывалась голова, да и всё тело ломило так, будто его пропустили через мясорубку. Птичьи трели из леса, стук дятла, жужжание шмелей и даже стрекот кузнечиков гудели в висках набатом. Последнее, что я помню, – это огромная махина, которая сминает меня под своими колёсами. И хлопья снега, летящие прямо в лицо… Но после такого оказываются в больнице. Или вообще нигде не оказываются. Но уж точно не отправляются на цветущую лужайку. – Я попала под машину… – проговорила я неуверенно. – Точно! – неизвестно чему обрадовался парень. – Раскатало по асфальту в лучшем виде. Сразу насмерть! – Он улыбался, хотя повода для улыбок я тут не видела. – А нечего ходить в наушниках, и на дороге по сторонам смотреть надо. – Там… горел зелёный, кажется… – непонятно зачем начала оправдываться я. – Может, и зелёный, – пожал плечами парень. – Да только у фуры тормоза отказали, или ещё что-то сломалось. Ей по барабану было, какой там свет. Ладно, хватит болтать, пошли быстрее, пока ты не вырубилась. Тащить тебя я не нанимался. Все это было похоже на бред. Так, значит, я умерла? На меня наехала фура? И теперь я оказалась в странном месте и в странной одежде? Слишком много всего и сразу на меня свалилось. Это невозможно было ни удержать в голове, ни как-то разложить по полочкам. Меня хватило лишт на то, чтобы бестолково спросить: – Куда тащить? Не надо меня никуда тащить… – В твою комнату, конечно. Или ты на улице спать собралась? Я нигде не собиралась спать. По крайней мере, до тех пор, пока не пойму, куда попала. – В мою комнату? У меня тут нет никаких комнат. Что вообще это за место? – Место как место. Академия мертвых душ, – он почему-то усмехнулся. С сожалением выплюнул травинку и поднялся на ноги. – И вообще. Объяснять – не моя забота. Моя забота – принять и отвести в комнату. Там ты будешь дрыхнуть сутки. Все заморыши сначала спят, не пугайся. А потом уже станет ясно, кто ты и куда… – Спать? Я совершенно не хочу спать, – сказала я уверенно. – И в комнату тоже не хочу. Впрочем, все это я уже говорила на ходу, торопливо ступая по колючей траве босыми ногами вслед за светловолосым. – Это тебе только так кажется. Давай, пошевеливайся. А я и так шла быстро как могла: каждый шаг отзывался болью во всем теле. Но все же я успевала оглядываться по сторонам. И никакой академии или вообще чего-то, похожего на здание, я не видела. Только поле, кусты да темнеющий неподалеку лес. Куда вообще меня ведет подозрительный тип? Впрочем, этим вопросом следовало задаться раньше. Домик, маленький, бревенчатый, словно выткался в воздухе за ближайшим кустом. Секунду назад я его не видела, а теперь вот – стоит. Три окна, покатая крыша, сбоку крыльцо в несколько ступенек, с перилами и козырьком над дверью. Сам же куст оброс колючками и бутонами, стал похож не то на жасмин, не то на шиповник. Рядом проявился еще один, и еще – по кусту под каждое окно. А перед ними выросла скамейка, гладкая, деревянная, широкая… Я зажмурилась, поморгала: все это никуда не исчезло. Тем временем светловолосый поднялся на крыльцо, завозился с дверью. И тут я почувствовала, что и правда хочу спать. Причём не просто хочу, а буквально падаю с ног. Я опустилась на скамейку, хотела сказать парню: «Погоди немного», но слова словно завязли у меня во рту. А сама я качнулась и упала на нагретые солнцем доски. – Ну ёлки-палки! – слышала я уже сквозь сон. – Два шага не могла дойти! Тащи теперь её… Глава 2 Сон был густым и вязким, с короткими и тревожными сновидениями. Несколько раз я словно бы выплывала на поверхность, и там видела незнакомые лица, слышала обрывки фраз: «Сон неглубокий», «Она всё время просыпается», «Не удерживается…», «Это может повлиять на дальнейшую…» Я даже успевала понять, что люди говорят обо мне и, по их мнению, спать мне надо крепче.