Библиотекарь шагнул через порог и обратно, убеждаясь, что так называемые костяные жвалы (хранители очередного постамента – на сей раз с реберной клеткой Этерны) не шевельнулись, продолжая спать. – Я не уверен, что это благодушие распространяется на всех. Может, они просто поняли, что мы с тобой – лапочки, – пошутил Голден-Халла, рукой ведя вдоль охранных символов. – …Или слабаки, не грозящие неприятностями, – неожиданно рационально буркнул Стэн. – Человечишки! – Оборотнишки? – Колдунишки! * * * Следующим органом, встреченным ими по пути, оказались глаза. На сей раз Стэн чуть не хлопнулся в обморок: два шарика с красными радужными оболочками зыркали туда-сюда, витая над платформой. Берти не стал в них всматриваться – куда больше его заинтересовали стражи глаз. Ими оказались слепухи: что-то вроде огромных блестящих пауков, висевших на потолке зала вверх ногами. Они тоже дремали. И были почти неразличимы на фоне черного камня. Берти вряд ли бы разглядел их без подсказки: только совиное зрение Стэна оказалось в состоянии вычленить тьму в темноте. – Как ты думаешь, глаза нас видят? – спросил завороженный Стэн (и жутко, и сладко), столкнувшись с равнодушным взглядом острова. Детектив только пожал плечами. – Я слышал о заклинании, – продолжил Хлестовски, – которое снимает отпечатки прошлого с сетчатки. Говорят, оно очень слабое. Но если найти способ усилить его… И применить его к этому… объекту, то можно было бы узнать, что было на Этерне давным-давно. Столетия, тысячелетия назад! Всегда ли остров жил так – под землей и кусками? Или он разложился, будто столик, когда устал от мира? Или его вообще принудительно разобрали? Я думаю, третье, потому что наши легенды говорят, что когда-то Этерна была настоящей девушкой… – …Стэн, потише! – отрезал Голден-Халла, с опаской вслушиваясь в то, как один из слепухов во сне трет лапкой о лапку. Библиотекарь послушно умолк. А потом почти беззвучно, но вдохновенно продолжил: – Я просто никогда не думал, Берти, что на нашем острове действительно есть какие-то научные перспективы… А теперь… Все всегда считали Этерну жалким осколком материка, выброшенным в море, а здесь вон сколько тайн! Позабытая эпоха, о которой поют в наших песнях, – чем она была? Что здесь происходило? Знают ли о ней боги-хранители? Если мы пригласим сюда много-много ученых, то вместе сможем перевернуть всю картину мироздания! – Стэн, а Стэн! – прищурился сыщик. – Может, тебе на эту тему с Морганом поговорить? Или Элайяной? Вступить в их клуб отчаянных исследователей, легко расплачивающихся чужими жизнями за знания, м? Не подумай, Хлестовски, я всецело за науку, но: ты сам говорил, что твари Старой Этерны заперлись в Корпусе загадок, и поэтому их не надо трогать – из уважения. Я бы добавил: не надо еще и из чувства самосохранения. И из нежелания войны. Представь, что вы нагоните сюда ученых. И военных. Всех монстров вырежут, чтоб не чинили препятствий, все органы повынимают. Может, соберут из них Этерну – по кускам, эдакий одушевленный пазл. Начнут изучать. Вероятно, остров погибнет. Как это скажется на его материальной оболочке? Что станет с лесами, деревнями, Бурей? Хорошо, предположим, все как-то образуется. Из органов нашлепают эликсиры бессмертия: и что потом? Как жить в мире, где никто не стареет? Асерин лопнет от перенаселения. Но ладно, вообразим, что и здесь все как-то уляжется. Однако представь: вы выясните, что, например, Этерна как-то связана с богами-хранителями. Или хуже – с самим Отцом Небесным. Тотчас по всему государству прокатится весть о том, что наша церковь всегда была не права, что наши боги-хранители лгали нам. Или им лгали. Или они просто фигня какая-то по сравнению с этой Этерной. Сразу появятся новые культы. Сомнения в одной сфере зародят сомнения в остальных. Вместе с верой в шестерых хранителей полетит к д’гарру и вся система религиозных ценностей, которые во многом копируют и поддерживают нравственные. Меня не очень волнует церковь, но я не хочу, чтобы люди начали убивать друг друга, потому что засомневаются в правиле «Не убий», понимаешь? Мятежи. Бунты. Революции. Может, я сгущаю краски. А может, недобираю их. Может, я просто фантазер – в отличие от наших с тобой коллег, заваривших эту кашу. Сочти это чем угодно, Стэн, но мне кажется, тайну Нижней Этерны лучше так и оставить тайной. И вообще не лезть к бедному острову. Нужно иметь хоть немного почтения, знаешь ли. Стэн промолчал в ответ, только кивнул. Вообще он разделял позицию Берти. Но, конечно, непаханое поле тайн, окружавшее подземелья, будоражило даже его. Легко представить, как оно захватило доктора Гарвуса и леди-ректора, куда менее щепетильных в отношении «серых зон»! И да, Хлестовски начал думать, что сумасшествие Фоскаша было неизбежно. Если старый ректор всю жизнь изучал Этерну, но при этом – как и Берти – верил, что лучше оставить тайну тайной, то ему было сложно не съехать с катушек, поняв, что его главное детище не ведет никуда… Никуда-никуда не ведет. Причем по его собственному выбору. Что все было зря и умрет вместе с ним. «К жмыху науку, безопасней детей делать», – решил Стэн Хлестовски. Они покинули зал и вновь продолжили путь по рваной нити. * * * Элайяна и Ладислава, кажется, заблудились. В отличие от первой партии экспедиционщиков, их путь был хаотичным и бессистемным, а потому быстро внушил отчаяние. Элайяна устала: не столько даже физически, сколько эмоционально. Она держала руки в подготовительной маг-позиции и вздрагивала от каждой капли, со звоном срывавшейся с потолка. Когда лукавый рачок-отшельник по туфле заполз ей на голую щиколотку, ректор и вовсе чуть не заорала. Плюс в туннелях сильно пахло гнилью, солью и пеплом, а Элайяна не любила такие запахи. Элайяна страдала. Ладислава якобы смиренно шла рядом с ректором. В теории, Найт могла в любой момент выдернуть руки и хорошенько огреть эльфийку по голове, но куда она пойдет дальше? Нет уж, пусть лучше они сначала найдут беглецов. А там уж грянет сюрприз-разоружение! В отличие от Берти, эльфийка и девушка по дороге наткнулись только на два зала с органами острова. Первым была пещера с реберной клеткой. Элайяна и Найт заглянули в нее, и, хотя на противоположной стороне имелся второй выход, они не воспользовались им. Вернулись обратно в коридор. Вскоре вслед за этим, после поворота, обнаружился второй зал – с глазами. Здесь леди-ректор остановилась. – Ага! – сказала Элайяна, закатывая рукава и подходя к платформе. – Вы же не собираетесь их украсть?! – опешила Ладислава. – Естественно, нет, – буркнула леди-ректор. – Иначе островные монстры откроют охоту уже на меня вплоть до моей гибели, чего бы мне отнюдь не хотелось. Разве что тебя попрошу… – задумалась она, и Ладислава мысленно приготовилась бить и драпать. Однако Элайяна лишь мотнула головой, отгоняя соблазнительную, но неуместную мысль. Потенциал острова она будет изучать поэтапно. Другие органы также обладали полезными, очень полезными свойствами, но в отличие от сердца, дарующего тотальное исцеление и продление жизни, они имели лишь точечный эффект. Так что Элайяна займется ими потом. Люди, которые привыкли откладывать лучшее «на потом», всегда удивляли эльфийку. Сама она была из тех, кто съедает в десерте сначала вкуснейшие ягодки, а потом уже – скучную плоть пирожного. Ибо вдруг никакого «потом» и вовсе не случится? Изменятся обстоятельства или твой вкус? Закончится срок годности (частая судьба дорогих кремов и парфюмов в Лютгардии)? Зачем отказывать себе в радости сегодня, если ничего, кроме «сегодня», у нас в принципе нет? Ну если по-честному? Так что сначала – сердце. Потом разберем остатки. Интересно, у них такое же простое использование? Потому что рецепт применения сердца так элементарен, что ученому внутри Элайяны было даже как-то неловко… Всего-то и нужно, что натереть больное место экстрактом. Или съесть кусочек – для общего оздоровления. Шуточки про пожирание врага для овладения его способностями в этом случае не были шуточками. Эл уже попробовала: отскоблила от сердца стружку и съела, предварительно полоснув себя ножом по бедру. Рана зажила как миленькая. Более того, Элайяна с удивлением почувствовала, как у нее улучшается зрение, севшее в последние годы из-за привычки читать в полумраке. Недурно, совсем недурно! Меж тем Ладислава продолжала допытываться: – Но вы хотите как-то заколдовать глаза? Вдруг и за это будут санкции? Там ведь кто-то есть, да? – девушка кивнула в сторону темного потолка пещеры. Как и леди-ректор, она не могла разглядеть слепухов, но слышала их: тихие шорохи, потирание колючих лап, едва заметное шевеление темноты. – Там кто-то есть, – подтвердила эльфийка. – Но мое заклинание нематериально. Оно «не считается» и потому не разбудит чудовищ. Неужели ты думаешь, что я враг себе, чтоб попусту подвергаться опасности? – Вы себе точно враг, – уверенно возразила Лади. – Творить такие вещи и думать, что это вам не аукнется, – полный бред. – Я не верю в судьбу, девочка. В порицание свыше. Если б в небе кто-то сидел, раздавая пощечины негодяям, девяносто процентов мира уже бы отдыхало в урнах. – Я не про судьбу. Я про ваше собственное мироощущение. Вас сожрет совесть, спорим? Вы сами себе начнете причинять боль, мстить, наказывать. Неосознанно. – Я? Себе? Боль? Скорее уж и впрямь судьба подсуетится! – фыркнула Элайяна. И стала выплетать заклятие. Найт, нахмурившись, смотрела за ней. Собственно, леди-ректор решила сделать именно то, о чем упоминал Хлестовски: снять маг-отпечаток с сетчатки волшебных глаз. Она знала эту формулу: она действительно была слабенькой, да еще и запрещенной законом вне лазаретов, но Элайяна уже переступила слишком много черт, чтобы думать еще и об этой. С помощью колдовства Элайяна хотела проверить, не заглядывали ли в этот зал Стэн и Берти. Формула эльфийки легла на глазные яблоки и мягко обернулась вокруг них. – Какая гадость! – с чувством прокомментировала Найт. Элайяна не ответила. Подошла к постаменту вплотную – впрочем, разумно не вступая в столб алого света – и нетерпеливо раскрыла ладонь, поджидая, пока формула вернется к ней в виде альбомного листа, на котором появится запись происходившего в зале в последние полчаса. Будто в книге рисунков, которую пролистываешь быстро-быстро. Лист приплыл… – Отлично, – сказала ректор, рассмотрев фигуры Берти и Стэна, а также то, в какой коридор они вышли и куда по нему пошли. В Нижней Этерне, запутанной, как клубок, это не было гарантией успеха, но все-таки значительно облегчало путь. Элайяна все еще рассматривала лист, стоя вплотную к постаменту, а Ладислава за ее спиной уже раздумывала снять наручники и обезвредить противницу, когда вдруг где-то рядом раздался такой многоголосый рев, что слышно было даже сквозь охранные вязи. Эта какофония случилась столь внезапно, что Элайяна, привыкшая к тишине, вздрогнула и рукой нечаянно заехала на луч света. Тревога. – Все будет нормально, ага… – пробормотала Лади, поднимая взгляд и видя, как каменная скульптура женщины за постаментом шевельнулась. А десятки слепухов под потолком открыли глаза, засветившиеся пронзительно белым. Элайяна выругалась, толкнула пленницу в плечо: «Бежим!» – и обе рванули прочь из зала, обратно в коридор. Там, пока пауки разминали ножки (каждая оканчивалась лезвием) и спрыгивали с потолка (очевидно, они и впрямь давно не просыпались, а потому двигались слегка заспанно), Элайяна жахнула по арке силовым заклятием. Камни вздрогнули и, расщепившись, посыпались вниз, заваливая вход в пещеру.