Я не понял твою беду. Я вообще ни шиша не понял. Я думал, что тебе уг-ро-жа-ют неснимаемым проклятием. Что ты связалась не с теми людьми, и портовая мафия прижала тебя и отправила следить за Непростыми Близнецами в академии. Что ты здесь по приказу, и тебе тяжело, и ты боишься получить проклятие в лоб, если не выполнишь некое задание… Я думал, Найт, моя задача – безопасно вытащить тебя из-под влияния злодеев. Я понятия не имел, что… – Вот что значит увлекательная биография! – вслух воскликнул Берти и ободряюще улыбнулся девушке. Глаза у нее были такие несчастные, что мысленно сыщик залепил себе сотню затрещин подряд: Как. Ты. Мог. Не. Понять. Слепец! – Вы сможете мне п… помочь? – с запинкой выдавила Найт. Еще тысяча затрещин. Десять тысяч. Сто. И все же мало. Ты ее обнадежил самим фактом своего бахвальства. Игры, блин, играть вздумал. Надежду подарил, не имея для нее оплаты. Козел недорезанный. Ты теперь несешь за нее ответственность, скотина, и только попробуй не… – Я постараюсь! Я давно хотел сразиться именно с Этим Врагом, – Берти подмигнул. Но разве в этой битве можно победить? Ведь нельзя снять неснимаемое проклятие. – Найт, а почему ты скрываешь свое несчастье? Мне кажется, в таком деле чем больше людей тебе помогают, тем больше шансов на успех. – Люди не столько помогают, сколько шарахаются, – горько усмехнулась девушка. – Как будто проклятие перекинется на них оттого, что я стою рядом. Проверено в Саусборне. Там я не скрывала. Даже знахари иногда сторонились меня, как чумной. А учитывая, что, вероятно, все конч… – голос у нее дернулся, – кончится зимой, я не хочу доживать изгоем. Она внимательно посмотрела на сыщика. Он ободряюще подмигнул: «Не кончится». Найт широко, счастливо улыбнулась. Берти решил повеситься. – Я тоже из Саусборна, – поделился он. – Рос на углу Можжевеловой улицы и бульвара Трескучих Дров. А год назад переехал в Минакор. – И как вам столица?.. – Очень, очень впечатляюще. Я не продержался и двух месяцев. – Почему? – Так случилось, что по рекомендации меня направили к епископу Гриди Ликеришу. Тебе это имя ни о чем не говорит; мне тоже не говорило. Но оказалось, что этот дядечка отвечает за вопросы веры в королевском дворце и «пасет» все сливки столичного общества. Очень влиятельный тип, претендент на место архиепископа. Так вот, у Ликериша была одна беда: кто-то воровал из его церковной казны. Звучит несерьезно? Ох, Найт, поверь: страна средних размеров могла бы прожить на эту казну год-другой. Растрату заметили священники, начались толки, и мои клиенты буквально сосватали меня Ликеришу как человека, который Обязательно Найдет Виноватого. Я и нашел. Ладислава склонила голову набок, слушая, и Берти поморщился: – Это оказался сам епископ… Я рассказал об этом его дочери, Линде. Мы с ней, ну… – Любили друг друга? – Найт внимательно посмотрела на тот карман, где Берти хранил часы. Сыщик усмехнулся. Не представляю, какой чокнутой и неземной, родной и ускользающей, легкой, серьезной, взъерошенной и смешной должна быть девушка, что захватит мое дурацкое сердце. И захочет меня терпеть. Вряд ли она вообще существует. Но зато у меня есть Вселенная. Вот уж точно – роман на всю жизнь. В принципе, мне хватает. – Мы были достаточно близки, – дипломатично объяснил Голден-Халла. – В общем, я сказал Линде, Линда сказала отцу, отец попробовал избавиться от меня в подвалах инквизиции, – рука сыщика невольно потянулась к шраму на шее. – А потом сменил гнев на условную милость. – Значит, Линда вас любила. А вы ее нет, – непостижимо вывела Найт. Берти удивился ее прозорливости, но комментировать не стал. Он продолжил: – Мою репутацию растоптали, а Третья Канцелярия (Ликериш исповедовал ее ой-сколь-греховное начальство) выпустила приказ о том, что я – опасный еретик, экстремист, призывающий к перемене духовной власти, и мне отныне запрещено находиться на территории материкового Асерина. Все мои друзья мгновенно забыли мое имя. Удобнейшая амнезия! Зато мне написала леди Элайяна – она услышала о моей ситуации (наш ректор держит ухо востро, если ты понимаешь, о чем я) – и предложила поработать тут. Авось что-нибудь изменится. – Например? – Например, Ликериш вконец обнаглеет, впадет в немилость, и все его действия будут с позором аннулированы. – Берти пожал плечами. – Либо я дистанционно смогу обаять кого-то более могущественного, чем он… – А вы хотите вернуться на материк? – Очень, – признался сыщик. – Мне душно на Этерне. – А мне тут нравится. – Ладислава оглянулась на седое, тяжелое море, спящее будто под черным пуховым одеялом. – Я поэтому выбрала остров на оставшиеся полгода… Жмых, вы простите, что я опять о своем, – спохватилась она. – Просто здесь только вы знаете мою тайну, вот и хочется говорить. – Говори, Лади. Конечно, говори, – серьезно кивнул Голден-Халла и как можно тише сглотнул ком, вставший поперек горла. – Может, я какие-то зацепки нащупаю. И она говорила. И он слушал. Шли часы. Рассвет на Этерне практически ничем не отличался от ночи – из-за толщи глухих, слеповатых туч. Пробило уже пять утра, когда Голден-Халла проводил девушку до дверей академии. – Спасибо вам. – Я еще ничего не сделал. – Вы выслушали. Это спасает. Правда. Сыщик подмигнул: – Я занесу тебе ловкучее зелье после Долгой Ночи. И да – порвите там нас с коллегами! Я в вас верю. – Я в вас тоже, – улыбнулась Найт. А вот это зря. Замотанная в шаль фигурка скрылась за дверьми, и Берти, мигом помрачнев, опустив голову и ссутулившись, двинулся дальше. Тяжелая мрачная сущность смерти давила на него, обнимая сзади, вылизывала ухо острым языком. Я рядом. Я заберу у вас эту девочку. Скоро. Удивительно, насколько часто может думать о смерти человек, который со стороны кажется воплощением оптимизма. Проходя Фонтанный Двор, сыщик увидел, что у Моргана горит свет. До Берти в его далеком озерном коттедже не дошли слухи о болезни доктора Гарвуса. Последние дни сыщик сидел у себя, читая, рисуя, музицируя один и с птицей иррин, придумывая программы семинаров. Преимущественно музицируя, да. Он действительно хотел разучить колдовскую песню птицы: это была интересная задача. И, кажется, ему уже почти удалось. Сейчас же Берти в задумчивой нерешительности остановился возле Пряничного домика. Доктор Морган… Интересно, как у него дела? В тот раз в бильярдной Голден-Халле до праха понравился этот местами поехавший, но в целом удивительно понятный и близкий Гарвус с его мечтами то о всемирном признании, то о глубочайшем уединении в горах. Неизвестно, кем себя считал сам Морган, но Берти показалось, что он разглядел в мастере тайн мечтательного и яростного мальчишку, который хочет всего и сразу, но очень боится, что его за это осудят и что вообще так нельзя – хотеть и того, и другого. Куда лучше ничего не хотеть. Якобы достойнее, ага. Берти подумал, что было бы неплохо сейчас поболтать с Гарвусом душевного равновесия ради. Голден-Халла поднялся на крыльцо и постучал в дверь Пряничного домика. Долгую минуту спустя ему открыл Морган в бордовом халате, с руками, спрятанными глубоко в карманы. – Коллега? – блондин холодно поджал губы. – Как дела? – улыбнулся Берти. – Работаю, – отрезал Морган и закрыл дверь. Брови Берти поползли вверх. Ну здрасте приехали, я считал – мы друзья? Обойдя коттедж, сыщик остановился напротив зашторенного окна кабинета. Доктор сидел за столом, делая какие-то заметки. Его силуэт было видно благодаря крупному предмету, стоявшему с краю столешницы, пульсирующему алым цветом так, что даже занавески не глушили. У предмета была необычная форма. Что это? Новомодный маг-светильник, сделанный в виде нойшвайнской волынки? Берти знал: на севере такие светильники популярны. На Этерне – диковинка, но и Морган – странный парень. Вполне мог привезти с собой. Сыщик понаблюдал немного, потом ушел. Придя домой, Голден-Халла не лег спать до тех пор, пока не придумал сто идей того, как можно решить Дело Госпожи Найт. …