У Ладиславы сегодня в расписании значилась только одна пара – Уход За Магическими Существами. Сначала семинар был не слишком информативным, зато помог согреться. Ибо госпожа Клыккер ничтоже сумняшеся отправила студентов утеплять конюшни, в которые загнала, на манер барака для беженцев, весь свой островной зоопарк. Запах внутри был одуряюще-невыносимый: скунсы соседствовали с единорогами, бронтоящерки с саламандрами, под крышей орали на все лады с десяток разномастных птиц, а крошка-ливьятан плескался в ведре, хищно клацая змеиными зубами. Полы конюшни подметал гоблин-коблинау, который оскорбился до глубины души, когда одна адептка назвала его «маг-существом». – Ты меня животным считаешь?! – коблинау захлебнулся возмущением, отшвырнул веник и утопал в снег. – Ждите повестку в суд, госпожа Клыккер! Ваши олухи – расисты! Лекторша – миниатюрная дамочка средних лет, чья одежда была расшита зеркальцами (глядя в них, она ухаживала за василисками и горгунками, живущими в подземелье), только фыркнула. Повестками в суд она топила камин. Зато в конце семинара было кое-что интересное. Убедившись, что в конюшне тепло, госпожа Клыккер велела студентам сгрудиться кучнее. А потом открыла крышку старинного сундука. Внутри оказалось гнездо – нормальное, с сеном, – в котором сидел очаровательный зверек. И дюжина его детенышей. Все они, помаргивая, с любопытством смотрели на адептов, умиленных их видом. – Это цыря! – сказала Клыккер, тыча пальцем в зверька. Он был беленький, мягкий, носатый, с короткими рожками и шерстяными ушами, по форме напоминающими лист подорожника. – Цыря – местный житель. И как у многих тварей с острова Этерны, у него очень странная логика. Сложносочиненная. Госпожа Клыккер наклонилась и ловко выхватила из-под цыри одного детеныша-щенка. Потом отошла с ним на несколько шагов, положила малютку на пол и сама села рядом. Цыря мгновенно взбесился. Со страшным ревом, напоминающим грохот волн, чуть ли не пеной исходя, он неуклюже выбрался из гнезда и, переваливаясь на перепончатых лапах, рванул к госпоже Клыккер. И стал мутузить ее когтистыми лапками по коленям. Очень гневно, очень. Но безобидно. – Предположим, он меня убил, – сказала лекторша и, закатив глаза, весьма натурально бахнулась на пол. Цыря тотчас довольно взвыл, ударил себя в грудь кулаком и… пошел обратно к сундуку. Собственного украденного щенка он проигнорировал, сколько тот ни пищал. – Как и цыря, – сказала, поднявшись, Клыккер, – многие островные твари стремятся наказать, а не вернуть. Детеныш жив, хотя и потерян – в принципе, цыре это подходит. Но вот если я убью щенка… – НЕ НАДО! – ахнули студенты. Клыккер покрутила пальцем у виска: – …Я зоолог, ау! Вы правда думаете, я способна убить животное? Нет. Но в теории: если украденный мною щенок умрет, цыря очухается. И, по старой памяти, придет требовать долг с меня. Искать приемыша-замену: причем из клана потомков убийцы. То есть из людей, в широком смысле слова. Так что ваше задание на сегодня: ходим по лесу, заглядываем в гнезда местных тварей. Изучаем, в чьих гнездах нашлись чужие птенцы, животные или гоблинские младенцы. Анализируем, исходя из свежих данных. Урок закончен, спасибо за внимание. * * * После семинара по фармакологии, общего для всего последнего курса (тоска, возведенная в пятую степень, хотя Тиссе нравилось), Фрэнсис пошел на очередные пытки с Морганом. Однако, как ни странно, профессор не ждал его в привычной арке… Близнец потоптался там минут десять, потом пожал плечами и отправился в Фонтанный Двор. Возле пряничного домика крутилась Хейли Хани. Судя по тому, как девушка озиралась и поджимала губы, натыкаясь взглядом на редких прохожих, она ждала, пока останется во дворе одна. Фрэнсис приблизился. – Ты тоже к Моргану? – спросил он. Холодный пар вырвался с дыханием близнеца, и Винтервилль с ужасом понял, что пар этот принимает форму заостренных крыльев и как бы двух рожек над ними. Фрэнсис затаил дыхание… Демон, блин! Хейли же отрицательно покачала головой и ушла. Ей нравился Гарвус, и, будучи девушкой решительной, первокурсница хотела продвинуться дальше рисунков на окнах. Например, задать вопрос по учебе. Фрэнсис постучал. Потом громче. Изнутри не отвечали. Близнец пожал плечами и осторожно приоткрыл дверь. – Доктор Морган?.. Пряничный домик внутри оказался похож на Камеру Кошмаров. Фрэнсис как зашел, так и обомлел: в прихожей, объединенной с гостиной, все горизонтальные поверхности были заняты какой-то… Гадостью. В закупоренных банках, заспиртованные, плавали сердца. Еще несколько лежали, препарированные, на рабочем столе. Везде валялись скальпели, ножницы, пинцеты, вата, бинты. С потолков свисали щедрыми гроздями обереги. Вдоль подоконников с задернутыми шторами стояли пузырьки с кривыми этикетками. По полу убегала мокрая дорожка следов от ботинок. Остро пахло лекарствами. – Доктор Морган? Фрэнсис, скупо хмурясь, сложил руки в подготовительную маг-позицию – на всякий случай. И последовал за влажными отпечатками. Они привели его к двум дверям в конце коридора – жизнерадостно фигурным и белым на фоне колдовского беспредела. Одна дверь вела в подвал. Другая – в спальню. – Морган, вы здесь? – крикнул студент. Из спальни донеслось какое-то сумбурное шевеление. Фрэнсис рывком открыл дверь, не ожидая ровным счетом ничего хорошего. В помещении было темно: окна завешены, ставни заперты. Воняло боярышником. На кровати лежал едва различимый доктор Морган, натянувший одеяло до самого подбородка. Глаза и лоб его были накрыты какой-то тряпкой. – Фрэнсис? – невнятно спросил Гарвус. – Урока сегодня не будет. Извините. – Что случилось? – Здоровье подводит. Оставьте меня, будьте добры. – У вас что, мигрень? – удивился Фрэнсис. – Из-за перемены погоды? – Что? Из-за чего?.. А. Да! Из-за перемены погоды, мигрень, верно, – сквозь зубы процедил лектор. – Ладно. Может, к вам позвать целителей? – Не надо, – отрезал Морган. – Все, уходите. А, да. Демона сегодня покормите так, как делали это раньше. Полетом. Сердце Фрэнсиса радостно ухнуло. Он кивнул и вышел. Красноглазый ворон, сидевший в изголовье кровати, как нянечка, взлетел на подоконник, нырнул под занавеску и внимательно проследил сквозь щель в досках за тем, чтобы близнец действительно ушел. Морган продолжал лежать на кровати пластом. Его студент этого не видел, но оба маг-браслета блондина потухли до ненормальной серости, а кожа под ними покрылась опасными волдырями. Прах. Морган не знал, когда очухается и очухается ли вообще. Это пугало. * * * Во время обеда в Великую Трапезную неожиданно пришла леди Элайяна. В руках она сжимала крупный конверт с гербом в виде маяка. Старшекурсники, углядев его, стали чему-то бурно радоваться, подпихивая друг друга локтями. Первокурсники замерли. Незваный ректор на их территории воспринимался как смутная угроза. Ладислава, Тис и Фрэнсис (который мучительно размышлял, как же ему распорядиться внезапно обретенным счастьем – свободным вечером; да так, чтоб ни минуты зря) удивленно воззрились на хозяйку академии. – Краткое объявление, – сухо откашлялась ректор и вроде как благосклонно улыбнулась, обнажив свои остренькие клыки и заставив Лади дернуться. – Мне сообщили дату традиционной Долгой Ночи. В этом году она пройдет рано. А именно – уже через дюжину дней. – Ура-а-а! – грохнули старшекурсники. Элайяна выдержала паузу и помахала принесенным конвертом. Даже с места Ладиславы чувствовалось, как резко конверт пахнет селедкой. – Рыбацкий совет трех деревень утвердил порядок празднества. На сей раз Маяк-Над-Бездной примет у себя студентов; Западный Мыс – преподавательский состав; а Донная Синева – прочих жителей академии. Так что заштрихуйте календари. И удачи. Эльфийка ушла. Адепты загудели и засвистели ей вслед. Ладислава повернулась к близнецам: – Ну? – она с энтузиазмом плюхнула локти на стол. – Что же это за Долгая Ночь такая? – А чтоб я знала! – Тисса недоуменно нахмурилась. Она не любила не знать. – Понятия не имею, – признал Фрэнсис. Он и Ладислава переглянулись и, синхронно подхватив стулья, вместе с ними по-крабьи стремительно перебежали за соседний стол, где сидели Адепты Со Стажем. Впрочем, мгновение спустя Лади метнулась обратно – за забытой тарелкой с салатом из осьминогов. И Тиссу с собой заодно прихватила. Надо ж и эту дурынду просвещать о делах житейских, а не только божественно-наказуемых.