– А… Выходит, эти двое – ваши коллеги-учёные? – Так точно. Религиоведы. – Они и вправду на них похожи? – Как вам сказать… – Честно! – Вам должно быть известно, что сегодня потомственных интеллигентов даже в нашей научной среде днём с огнём не найти. Сплошь и рядом – лица исключительно пролетарского происхождения. Или потомственные землепашцы. – Разве это плохо? – Хорошо. Только и ошибиться нынче немудрено. – Ясно. Описать их можешь? – Да. Тот, что за рулём, – приблизительно одного возраста со мной, – скуластый, с умными проницательными глазами. Второй – постарше и попроще будет… Лоб уже, плечи шире. Вот если б их поменять местами – вышла б картина маслом. – Поясни. – Водитель, хоть и моложе выглядит, с виду больше напоминает научного руководителя какого-то ответственного и важного научного проекта… А его товарищ, напротив, – вылитый трудяга с агитационного плаката первых пятилеток. – Дальше что? – Дальше? Я напросился в попутчики, мол, мне тоже в ту сторону… Они не возражали. – Ты ничего не упустил? – Нет. Да, кстати, я даже запомнил номер машины. – Диктуй! – Семьдесят три ноль два… – А буквы? – Буквы? Кажись, «АА»… – Кажись или точно? – Точно – две «а». Семьдесят три ноль два. На чёрном фоне. – Такого номера не существует в природе – мы проверили. Как ты объяснишь такой феномен? – Не знаю, – удивлённо пожал плечами Ярослав. – Я в этом не смыслю… – Ладно… Считай, что нарком тебе поверил. Если вдруг встретишь случайно кого-нибудь из этих ребят, сразу звони мне в наркомат по прямому телефону. – Договорились, Лаврентий Фомич. – Номер помнишь? – Естественно. – Сам задержать злоумышленников лучше не пытайся – они могут быть вооружены. – Понял… – И на концерт не забудь прийти. С милейшей Ольгой Александровной. – Спасибо. Постараюсь. Если не заставят остаться с Шуриком. – А у тебя что, голоса в семье совсем нет? – Почти. – Плохо! Мужик должен быть главным в доме. Сказал – как отрезал. Остальные должны взять под козырёк и приступить к немедленному выполнению. – Ваши б слова да моей Фигиной в уши… – Кстати, почему она не стала менять фамилию? – А зачем ей лишняя морока? – Что ты имеешь в виду? – Вот защищусь – и отпущу супругу на дальнейшую учебу – повышать, так сказать, квалификацию. А в уже имеющемся дипломе – другие данные. Придётся менять, а это целая проблема. – Чудишь… Жена должна носить фамилию мужа. И на этом точка! Как я погляжу, ты только руками горазд махать, а как твёрдость характера проявить-продемонстрировать надо – так сразу в кусты. Не орёл, как говорят у нас на Кавказе, не мужик, а самый настоящий подкаблучник. Собственную бабу на место поставить не можешь. – Просто не считаю нужным, товарищ старший майор. У нас в семье – полное равноправие. – От такого равноправия одни проблемы в обществе… – Вам не нравится линия, которую проводит партия большевиков? – не удержался от шпильки Ярослав. – При чём тут наша партия? Поверь мне – красивую женщину можно удержать исключительно силой. – Других вариантов нет? – Нет! Любая супруга должна ежечасно, ежесекундно чувствовать за собой крепкую мужскую спину. И руку! Иначе она непременно сбежит к другому. При первом удобном случае. – А нежностью, любовью, лаской заставить уважать себя нельзя? – Не знаю… У меня так почему-то не получалось. * * * 1 сентября 1939 года начался не только новый учебный год, но и… Вторая мировая война. Хотя современники о том вряд ли догадывались: речь шла исключительно о, как сейчас говорят, локальном германо-польском конфликте. Пока… Кстати, воинствующие поляки объявили о начале всеобщей мобилизации чуть ли не за полгода (22 марта 1939 года!) до нападения на них фашистов, с которыми «бедная овечка Польша» ещё в 1934 году подписала договор «О дружбе и ненападении». (Да-да, точно такой же, как и ненавистный СССР, который, между прочим, совершил аналогичный шаг значительно позднее). Тогда нашим западным соседям удалось поставить под ружьё до полутора миллионов человек. Из них наспех сколотили 39 пехотных и 11 кавалерийских дивизий, 3 горных и 2 мотомеханизированных бригады, на вооружении которых в то время состояло около 700 танков и 800 самолётов. Не помогло! Для полной оккупации страны, ранее не в меру бахвалившейся своей военной мощью, Гитлеру хватило и двух недель. Красная армия участия в разгроме Польши практически не принимала – Сталин ввел войска на ее территорию только 17 сентября, когда всё уже было решено. Предлог для этого избрали самый благовидный: освободить (некоторые теперь берут это слово в кавычки!) белорусов и украинцев, проживающих в Восточной Польше от панского гнёта. Сделать это предстояло силами всего двух фронтов: Украинского под командованием Семёна Константиновича Тимошенко и Белорусского под командованием Михаила Прокофьевича Ковалёва. Они включали в себя 1,5 миллиона человек, 6191 танк, 1800 самолётов и 9140 артиллерийских орудий. Жители белорусских городов и сёл, люто ненавидевшие польскую шляхту, поднимали народные восстания, как только узнавали, что Красная армия перешла западную границу. Например, в Скиделе[6] бунтари захватили почту и полицейский участок, самих же правоохранителей просто разоружили и отпустили по домам. Такая же участь постигла и солдат, находившихся в воинском эшелоне, застывшем неподалёку на железнодорожных путях… Однако… Спустя всего пару часов в город ворвались польские «жолнежы»[7], усиленные ротой гродненских жандармов, и сразу же с усердием принялись за «дело». Три десятка восставших скидельчан были расстреляны без суда и следствия. Причём перед казнью над ними всячески издевались: вырывали глаза и языки, ломали пальцы рук и ног, били так, что на людях не оставалось живого места… Более остальных досталось члену подпольного райкома Коммунистической партии Западной Белоруссии товарищу Лазарю Почимку. Ему отсекли уши, выкололи глаза, а на груди и спине вырезали ненавистные звёзды…