– Не возражаю. Только не сейчас. Работы много – как-никак на носу новый учебный год. Вот в январе, на зимних каникулах, в самый раз будет. – Что ж. Договорились. В январе – так в январе. Давайте ещё по рюмашке – на коня, и я поскакал. Выпили. Закусили. – Спасибо, Лаврентий Фомич, что не побрезговали, проведали нашу дружную семейку, – промокнув салфеткой губы, отвесил вежливый поклон Ярослав. – Заходите в любое время дня и ночи, товарищ старший майор, мы с Оленькой всегда будем искренне вам рады. – Зайду непременно… А сейчас – пора. «Бывайце здаровы, жывице багата». Так, кажется, утверждается в популярной белорусской песне? – Ну, почти… – снисходительно согласился Плечов, знавший толк в современной советской музыке. – Что-то я не могу припомнить такого произведения, – сделала недоумённое лицо его благоверная. – Кто его исполняет? – Лариса Александровская[4]… Впрочем, недавно эту песню спел твой любимый Утёсов. В переводе Михаила Исаковского… – А в оригинале, кто автор сих прекрасных слов? – Белорусский поэт Адам Русак! – с гордым видом сообщил Цанава, и в компании всезнающих философов старавшийся не терять своё лицо. – А по отчеству? – продолжала допытываться любознательная Ольга. – Герасимович… Впрочем, рановато ещё его по батюшке величать. Только-только тридцать пять мужику исполнилось. – А вам сколько лет, если не секрет? – не замедлил поддеть его Плечов. Как это у него не раз уже получалось – в стихотворной форме. – Нет конечно, – не стал напускать туман нарком. – Какие тут могут быть секреты? Сороковой пошёл. – Четыре года разницы. Всего-то навсего? А говорите – рановато… – Тебя забыл спросить, – улыбнулся Цанава. – Нет, три-четыре десятка лет – это уже не мало, как ни крути, как ни верти, – большая и лучшая половина жизни позади! – не сдавался Ярослав. – Я погляжу, ты, как Пушкин, уже стихами говорить начал, – пробурчал Лаврентий Второй, как его за глаза называли подчинённые. – Нарком сказал рановато, значит, рановато! – Уймитесь, детки! Прекратите бессмысленные прения. Вот доживёте до моих седин, тогда и будете дискутировать на столь щепетильную тему! – быстро поставил их обоих на место Фёдор Алексеевич. Упрямый Яра всё равно раскрыл рот, собираясь «продолжить прения», но его благоверная, не любившая псевдонаучные споры, решила повернуть разговор в совсем другое русло: – Видишь, родной, как мы с тобой отстали от новаций культурной жизни? – Нет, не вижу… – Не ходим ни в театр, ни на концерты, ни в кино. Куда такое годится? – Так ведь ребёнок у нас, Оленька… Махонький… Потерпи немного. – Дети ни в коем случае не должны мешать неустанному повышению культурного уровня родителей. – Совершенно верно! – поспешно принял сторону хозяйки Цанава. – Скоро в Минске состоится очередной отчётный концерт народных исполнителей и творческих коллективов советской Белоруссии, у меня, к счастью, осталось несколько лишних пригласительных билетов. Не побрезгуете? – Что вы такое говорите, уважаемый Лаврентий Фомич? Всей семьёй непременно посетим это уникальное мероприятие! – Старика уважить не забудьте! – напомнил о себе Фёдор Алексеевич, вытирая руки небольшим вафельным полотенцем. – А с Шуриком кто останется? – строго спросила Фигина. – Понял, всё понял… Вот, значит, ради чего вы меня к себе заманили, – шутливо запричитал профессор. – Нянька бесплатная понадобилась! – Я дам три пропуска – на всех, а кто кого глядеть будет – вы и сами разберётесь. Пошли, Ярослав Иванович, проведёшь меня к машине… * * * Пригласительные оказались во внутреннем кармане наркомовского френча. Так что по большому счёту сходить вниз было вовсе не обязательно. Впрочем, Цанава ещё на лестничной клети отдал билеты своему спутнику и завязал странный, совершенно неожиданный для Плечова, разговор: – Признавайся, Ярослав Иванович, кто подвозил тебя в «Серебряном призраке»? – В чём? – Не делай глупое лицо – оно тебе совершенно не идёт. Отвечай! Быстро! Честно! Его чёрные глаза не излучали лютой злобы или чрезмерной ненависти, но голос – даже больше, чем обычно – властный, требовательный, зычный, не оставлял сомнений в том, что шуточками на сей раз отделаться не удастся, что, если на самом деле собираешься выйти сухим из воды, следует говорить «правду и только правду». А делать этого никак нельзя! Следовательно, придётся снова врать… Причём так, чтобы ложь выглядела, как можно убедительнее. – Честно говоря, я не могу понять, чего вы хотите от меня добиться, товарищ старший майор? – начал тянуть время Ярослав, лихорадочно пытаясь сформулировать (и обосновать – то есть подкрепить соответствующими аргументами!) хоть какую-то более-менее правдоподобную версию. – Что за люди подвозили вас в автомобиле иностранного производства? – Когда? – Чуть более месяца тому назад? – Ах, да! Точно. Я приехал на вокзал, чтобы узнать, не изменилось ли расписание движения поездов – Фёдор Алексеевич как раз собирался в отпуск в Москву, а билеты, сами знаете, лучше заказывать заранее… – Не знаю. У нас с этим никаких проблем нет. Так что обращайся при случае – поможем. – Да как-то неудобно всякий раз использовать ваше высокое служебное положение. – Неудобно спать на потолке – одеяло спадает. Что ещё расскажешь? – Значит, я уже надумал возвращаться обратно, когда меня окликнул водитель этого самого, как вы говорите, «Серебряного призрака»… – С какой целью? – Спросил, как проехать на площадь Свободы… Пардон, уточняю, он сказал «пляц Воли»[5]… – Поляк? – Не думаю… Скорее – наш человек. Белорусских, если можно так сказать, кровей. Но, как мне кажется, он давно не был на родине. – Продолжай! – Слушаюсь!.. Второй, тот, что сидел сзади, держал в руках подробную карту города, на которой хорошо был виден интересующий их объект. – То есть они намеревались попасть в правительственный квартал? – Я бы не ставил вопрос таким образом… – Почему? – Как ни странно, наше правительство их совершенно не волновало. – Интересно, как ты пришёл к такому выводу? – Так ведь они сами сказали, что приехали из Москвы, чтобы собственными глазами увидеть легендарный костёл иезуитов. – Это что ещё за хрень? – Архикафедральный собор Святого Имени Пресвятой Девы Марии… – У нас даже таковой имеется? – Да. Причём – в самом центре Минска. – И зачем он им дался? – Для изучения и дальнейшего научного описания. С целью включения этого шедевра архитектуры в списки некоего культурного наследия – так, во всяком случае, они объяснили мне свой интерес к нашему собору.