– Есть! – за двоих неохотно отрапортовал старший в этой странной паре – сержант Балабанов. Жильё (половину огромного, по тем временам, дома – всего в нескольких сотнях метров от костёла Божьего Тела) удалось снять буквально в считанные мгновения – Фёдор Алексеевич, как всегда, оказался прав, нахваливая предприимчивость местного населения. За чаем разговорились… Оказалось, что хозяйка – семидесятилетняя ухоженная бабулька, ещё резвая и в совершенно здравом уме, прекрасно помнила семейство Фролушкиных и даже жила одно время неподалёку их родового гнёздышка. Её воспоминания подействовали, как елей, на душевные раны профессора, и уже в девять вечера он крепко спал. В одной кровати со своим умалишённым сыном. А вот Яра, напротив, долго не мог сомкнуть глаз. Ему не давал покоя… пол в усыпальнице князей Радзивиллов. Точнее, необычная гулкость, возникавшая при передвижении по крипте. Складывалось впечатление, что под ней – свободное пространство, то есть – ещё одно помещение, о котором, возможно, никто не знает. А что, если именно там хранятся золотые статуи? Плечову не терпелось сию минуту проверить своё предположение, но не лезть же прямо сейчас в тёмное подземелье? У него ведь даже фонаря с собой нет! * * * Всю ночь Ярославу мерещилась разная чепуха. То сама Барбара Радзивилл вставала на его пути, загораживая собой путь в чёртово подземелье, а когда он всё-таки туда входил – пол проваливался, и Яра летел в чёрную бездну, больше напоминающую чистилище, чем семейную усыпальницу. То он вдруг оказывался окружённым в крипте золотыми статуями, по волшебному мановению превращающимися в живых апостолов, пинающих и толкающих его – мол, не лезь в нашу загробную жизнь… Под утро во сне прибыли Козырев с Балабановым и зачитали приговор революционного трибунала: «За религиозное мракобесие и связь с потусторонними силами – расстрелять», после чего повели аспиранта к речке Уше… Тут Ярослав в очередной раз проснулся, обливаясь холодным липким потом. Но более остальных достал его Цанава, который являлся каждые пять минут, скалил зубы и громко-громко гоготал: «Я ведь предупреждал тебя, Ярослав Иванович! Предупреждал!» Первым проснулся Павлик и сразу же разбудил своего отца. На старинных часах с маятником в застеклённом ореховом футляре, висевших в спальне над их головами, стрелки только что выстроились практически в одну линию – 6.30. Но, как оказалось, хозяйка – Ядвига Мечиславовна – поднялась ещё раньше и уже успела приготовить своим постояльцам лёгкий завтрак: каждому по кружке парного молока и бутерброд с «сэром», как она называла творог. Ещё не пришедший в себя после тяжёлой ночи, Ярослав отказался от всего этого изобилия и попросил сделать ему кофе. – Нема. Тылко хербата, – грустно сообщила хозяйка. Другой, услышавши такое, попросту бы обиделся, но Яра прекрасно помнил, как будет по-польски «чай» и поэтому не возражал против замены. Крепкий ароматный напиток быстро вернул его к жизни. Но ненадолго. Поэтому он устало брёл позади профессора по направлению к костёлу Божьего Тела и мысленно проклинал свою долю… * * * У входа в храм никого не было. – Иди, буди быстрей этих разгильдяев! – безнадёжно махнул рукой профессор. Плечов нехотя поплёлся в часовню. Странно, но её дверь была распахнута настежь. – Ау! Есть кто здесь? Молчок! Ярослав вошёл вовнутрь и увидел странное зрелище: у дальней стены, на расстеленном матрасе под общим одеялом, закрывавшим лишь ноги, в сидячем положении застыли две фигуры в одном исподнем. Рядом лежало аккуратно сложенное обмундирование, в углу покоились два карабина с полным боекомплектом. – Эй, подъём! В ответ – ни звука! Только наполненные ужасом глаза, молившие, как ему показалось, о пощаде. Плечов не сразу догадался, что парни мертвы. А когда понял это, даже не попытался закрыть покойным очи – рванул прочь, не разбирая дороги. – Отец, там… Ох, жуть… – Что, что стряслось, сынок? – Они мертвы! – Кто? – Балабанов и Козырев. – Да… Не надо было им селиться в Башне Убийцы. – Это всё, что ты можешь сказать? – На всё – воля Господня… Надо ведь похоронить их. Как подобает по христианскому обычаю. – Плечи профессора опустились, он как-то разом сник и явно растерялся. – Приедет Лаврентий Фомич – и сам во всём разберётся. – А мы? – Мы, пожалуй, первым делом заявим о происшествии в местное отделение НКВД… Давай найдём Колосовского. В его парафии случилась беда? Вот пускай он и заявляет. * * * День был окончательно испорчен. Бесконечные допросы, одинаково скучные фразы («А где вы были?», «Кто может подтвердить правдивость ваших слов?»), следственные эксперименты, очные ставки (С Колосовским, с Ядвигой Мечиславовной). К счастью, ближе к вечеру в город раньше срока вернулся Цанава, которому, видимо, доложили о ЧП в Несвиже, и, особо не церемонясь, сразу взял бразды расследования в свои руки. С тех пор местных «спецов» к учёным и близко не подпускали. – У них своя работа, а у нас – своя! – авторитетно заявил Лаврентий Фомич и потребовал немедленно «выложить всё, что вам известно о замке, дворце, костёле и прочих местных достопримечательностях». Пока профессор вводил его в курс дела, наступил долгожданный вечер. О странностях устройства пола в усыпальнице Радзивиллов Фёдор Алексеевич, естественно, даже не заикнулся, ибо сам ничего не знал об этой «аномалии». А Ярослав… Он решил в одиночку проверить своё предположение. Купил немецкий ручной фонарь на батарейках, метров сорок грубой верёвки и теперь с нетерпением ожидал наступления ночи.