Балабанов бросил очередной взгляд на неподвижное детское тельце и вдруг услышал странный скрип, доносящийся изнутри гроба. Как будто кто-то пытался приподнять его крышку… – А-а!!! – завизжал служивый и бросился прочь, увлекая за собой единственного подчинённого, кстати, не менее испуганного и растерянного… На учёных же мистика никакого действия не возымела. Как только бойцы покинули подземелье, Ярослав приложил указательный палец к губам, призывая компаньонов соблюдать тишину, и на цыпочках пошёл туда, откуда только что доносились ужасные вопли. Наконец он добрался до стены, преградившей им путь, и приставил к ней ухо. После этого вернулся в центр крипты, хорошенько разбежался и со всего маху врезался плечом в тонкую кирпичную кладку. Та не выдержала напора – рухнула, в мгновение ока рассыпавшись на мелкие части и обдав присутствующих строительной пылью. А когда «туман» окончательно рассеялся, пред ними открылся вход в другое помещение, посреди которого на роскошном старинном стуле сидел человек в епископском одеянии. Его руки были связаны за спиной, во рту несчастного торчал кляп из тряпок. Разбитый нос, под которым запеклись капли крови, практически не дышал. То есть ещё чуть-чуть, всего несколько минут – и он просто бы задохнулся… * * * – Вы кто? – строго спросил Яра, вырывая кляп изо рта испуганного священника. – Успокойся, сынок… Это викарий Колосовский, в апреле его прислали в помощь управляющему епископу, который часто болеет. Скажи, Гжегож, кто это так поиздевался над тобой? – Диакон Пчоловский… – Кто? – вырвалось у Ярослава. – Пчоловский, – повторил викарий. – Вам знакомо это имя? – Возможно… – Уж не тот ли это тип, с которым ты передавал мне записки? – спросил Фёдор Алексеевич. – Да, он… – выдохнул викарий. – Что между вами произошло? – Не знаю… С тех пор как к нам пришла Красная армия, его словно подменили… – Как он выглядит? – уточнил Славка. – Высокий, худой… – Всё ясно… Это тот тип, кого встретил Козырев, и с кем я столкнулся в подземелье, – констатировал Ярослав. – Что он здесь делает? – Служит. Больше ничего добавить не могу: мы пришли в собор в одно и то же время, я из Пинска, он из Белостока, и мало знаем друг о друге. – Павлика пытал тоже Пчоловский? – У-у-у, – обычным образом подтвердил юродивый. – Где он может быть сейчас? – У Марека здесь своя комната – сразу за помещением, где мы переодеваемся. В комнате диакона царил беспорядок, переходящий в откровенный хаос. Кровать, под которой валялись тёплые, отороченные мехом, тапочки, была не заправлена. Подушка вообще покоилась отдельно от остального постельного белья – причём почему-то на полу. На письменном столе, покрытом толстым слоем пыли, лежала раскрытая школьная тетрадь в клеточку, почти до конца исписанная мелким, каллиграфическим почерком (её Ярослав поспешил незаметно «реквизировать»). На самодельной деревянной полке, кое-как прибитой к аккуратно выбеленной стене, стояли книги на польском, немецком, русском языках, и конечно же на латыни. Искать в них какую-то общую, объединяющую тематику, не имело смысла. На любой вкус: и художественно-беллетристические, и религиозные, и военные. В ближнем правом углу как попало была брошена грязная обувь: сапоги вперемешку с башмаками, туфли, калоши; на спинке реликтового стула висела тщательно отутюженная католическая ряса – сутана, единственное «светлое пятно» в этом «свинарнике», как образно выразился подмечавший каждую мелочь Фёдор Алексеевич… Самого хозяина «уютных апартаментов» найти конечно же не удалось. Фролушкин, Плечов, а с ними и умалишённый Павлик обшарили всё, что только было можно. Нигде ни следа! Что делать? – Пошли отдыхать, – предложил профессор. – Поздно уже. А завтра с новыми силами приступим к дальнейшим поискам. Всё же утро вечера мудренее. – Чёрт! – неожиданно всполошился Ярослав. – Мы же совсем забыли о наших славных воинах – Балабанове и Козыреве. – Тоже мне проблема. Спустись к Уше[22] – и увидишь, как они там портки полощут. – Напрасно вы так. Не дай боже, на самом деле с парнями что-то случилось – как будем оправдываться перед Лаврентием Фомичом? – Да уж. Об этом я как-то не подумал… А ты заешь, какое присловье у нас в университете придумали? – Нет. – Чтоб к тебе в дом Цанава пришёл. Но тебе ли его бояться? – Не всё так просто, отец. Связи с руководством у меня нет… – Плохо. – Сам знаю. Тем более что раскрывать перед кем бы то ни было своё истинное лицо даже в случае угрозы провала или неминуемой смерти я не имею права. Таковы правила конспирации в нашей организации. – Да. Дела… – Ничего – прорвёмся. А сейчас нужно хорошо выспаться: ведь здоровый сон – главный залог успеха! Кстати, где тут ближайшая гостиница? – Зачем она нам? Здешние граждане ещё не успели до конца отвыкнуть от развратных капиталистических отношений. Товар – деньги, деньги – товар. – Да ну? – Точно! Таким красавцам, как мы с тобой, любая хозяйка с удовольствием предоставит комнату, да ещё и ужином попотчует. – Не верю. – Хочешь пари? – Нет. Я буду счастлив, если окажусь неправ. – Боишься проспорить – так и скажи… – Чего мне бояться?.. Стоп! А почему мы до сих пор не ищем ваш родительский дом? – Так ведь нет его. Сожгли в Гражданскую войну… – Кто? – Об этом история умалчивает. Хотя в принципе какая разница? * * * Балабанова и Козырева они нашли спустя полчаса в Башне Убийцы. Уходить куда-либо с территории Несвижского дворца те отказались наотрез: – Вы как себе хотите, а с нас – хватит… Лучше пойдём под трибунал, но в ваших дурацких авантюрах больше участия принимать не будем! Ночлег бойцы собирались обустроить прямо здесь, в часовне, и уже успели притащить в неё несколько матрасов и огромное шерстяное одеяло. – Не забывайте: вы поступили в наше распоряжение, а не наоборот. Так что завтра в семь утра у главных ворот костёла. Как штык! – жёстко отреагировал на такое «неповиновение» профессор.