– Сию минуту. Так вот: задание выполнено, но при возвращении вы попали во вражеское окружение. Ускользнуть нет возможности, патроны кончились. На двоих у вас осталась одна шашка. Враг вот-вот возьмет вас в плен и начнет допрашивать насчет той самой тайной миссии. Вас ждут пытки, солдаты! – Унгерн криво улыбнулся, наклонился вперед, впившись в лица конвойных больными глазами. – Каковы ваши действия, господа большевики? Конвойные снова переглянулись, пожали плечами. – Так как же? – не унимался Унгерн. – Хватит ли у одного из вас решимости зарубить шашкой своего товарища, чтобы тот, кто знает военную тайну, не выдал ее под пытками? – Лучше парочку белогвардейцев зарубить напоследок, нежели кореша, – отозвался старший. – В революционной Расее правило есть железное: сам погибай, а товарища выручай! Не слыхали, гражданин барон? А военную тайну большевики хранить умеют! Не дождутся буржуйские прихвостни… Унгерн покивал головой и отвернулся к окну, потеряв к своим охранникам вспыхнувший было интерес. Не дождавшись продолжения, старший конвоя, покашляв, поинтересовался: – А к чему эти расспросы, гражданин барон? Чего узнать-то хотел? – Да я узнал уже, – не поворачиваясь, проговорил Унгерн. – Есть такая старая притча, коль вам интересно… Сначала Верховное Божество создало всех людей с черным, как у воронов, оперением. Но потом божество решило, что плохо населять мир одной злобой и ненавистью. Тогда оно сломало Черного человека и сделало Белого. Но не успело порадоваться, потому что поняло, что сплошная доброта – это тоже плохо… – Почему же все плохо? – задиристо шмыгнул носом младший конвоир. – Вот, скажем, мировую буржуазию и врагов революции жалеть нечего! Под корень выводить их надо! А к товарищам своим с пониманием надо подходить! – Вот и я о том же, – вздохнул Унгерн. – Белый человек не сможет даже барашка зарезать, чтобы устроить пир и накормить друзей, верно? Как его резать, если он не буржуй и не враг вашей революции? И тогда Божество решило создать людей пестрыми, чтобы черное в них соседствовало с белым… Не правда ли, это было поистине мудрое решение, господа большевики? – Р-разговорчики! – рявкнул незаметно подошедший к купе с пленником начальник охраны. – Кому было сказано: с арестованным гражданином бароном не разговаривать?! Унгерн не прислушивался к разносу, который устроил конвойным начальник. Отключившись, он принялся мучительно размышлять о том, что и почему породило заговор против него. Время, когда заговор созрел и начал воплощаться, сомнений у барона не оставляло: это произошло после отбитых красными попыток задуманного Унгерном броска на Верхнеудинск. Именно тогда барон объявил дивизии свою волю: уходить в Тибет. Туда идти никто не хотел. Первыми «забузили» забайкальские части воинства, рассчитывающие после тяжелых боев на долгий отдых в Маньчжурии. Они боялись перехода через страшную пустыню Гоби. Но Унгерн был упрям: только Тибет! Переговорив с посланцами далай-ламы, он решил вести дивизию в столицу Тибета, Лхасу. А там встать под знамена хозяйничающих в Тибете англичан! Страшная Гоби его не пугала, хотя барон прекрасно сознавал, что летний переход через пустыню практически невозможен. Стало быть, надо было в ожидании зимы разбить долгий лагерь у края пустыни. А зимой в пустыне, как ни странно, хватит воды и даже корма для лошадей: замерзший песок покрыт слоем нанесенных ветрами питательных водорослей. Унгерн знал, что подчиненные его ненавидели и боялись. Монголы и буряты считали его божеством, которое невозможно поразить пулями. Эту уверенность во многом порождала безумная храбрость барона, часто в одиночку производившего разведку в осажденных им городах и улусах. Он действительно был словно заговорен от пуль – и от одиночных выстрелов, и даже от пулеметных очередей почти в упор: все они не причиняли вожаку пустынного воинства ни малейшего вреда. Именно боязнь связываться с «заговоренным» от смерти бароном свела на нет первые попытки заговорщиков убить своего вождя, ведущего всех на верную смерть. Его палатку несколько раз решетили залпами из нескольких винтовок и пистолетов – но на утро оказывалось, что именно в эту ночь барон ночевал в соседней палатке или до утра вел долгие беседы с ламами в их шатре. Однажды в его палатку бросили осколочную гранату – но она, отскочив от мягко спружинившего полога, откатилась под ноги убийц – и не взорвалась… Но везение не бесконечно! Чуя в тайных врагах зреющую решимость так или иначе расправиться с ним, барон стал принимать некоторые меры предосторожности. Он изменил своему принципу ходить безоружным, лишь с тяжелым ташуром в руке. Теперь за поясом он всегда носил браунинг со снятым предохранителем и пулей в стволе. Выбирая место для личной палатки, он стал приказывать ставить ее так, чтобы между ней и палатками тех же забайкальцев или бурятов были шатры монголов: им Унгерн доверял гораздо больше… И в кармане тарлыка у него была всегда приготовлена на крайний случай ампула с цианистым калием – для себя. А предали его все же доверенные монголы князя Сундуй-гуна[151]… …Его армия, впервые выйдя из повиновения, уходила в сторону Маньчжурии. Всю ночь Унгерн метался между уходящими, требуя и умоляя их одуматься. Встретив барона Унгерна в кромешной тьме, какие-то люди открыли по нему огонь из винтовок. Но, видимо, еще раз убедились в верности монгольских поверий, что «бога войны» убить невозможно. Азиаты бросили винтовки, соскочили с коней, упали барону в ноги и просили их помиловать. Непредсказуемый Унгерн не стал мстить, не позвал подручных – лишь сказал: – Я прощаю вас, дикие псы, но горе вам будет, если вы не одумаетесь! Под утро, смертельно уставший, он приметил Сундуй-гуна и направился к нему. Окружение князя, как и всегда, выразило ему почтение и готовность повиновения. А сам князь, опасливо поглядывая на засунутую под полу халата руку – в ней, несомненно, был пистолет, – заискивающе попросил у Унгерна табачку. Ничуть не удивившись этой просьбе, весьма демократичный барон оставил пистолет и полез за кисетом. В этот момент один из монголов прыгнул ему на спину, свалил с коня. Остальные, не теряя времени, мгновенно опутали своего «бога войны» крепкими веревками. Бесконечно кланяясь, Сундуй-гун простодушно объяснил свое предательство: они хотят отдать барона советской власти, чтобы заслужить у нее прощение и вернуться к своим мирным пастбищам. Стрелять в связанного по рукам и ногам противника монголы не стали: они были уверены, что ни одна пуля не возьмет бога войны. Не переставая кланяться, заговорщики по команде вскочили на лошадей и рысью бросились спасаться в разные стороны – чтобы дух страшного барона не знал, за кем именно гнаться и мстить… * * * Отдавшись воспоминаниям, Унгерн скрипнул зубами, вспоминая остаток ночи, когда он в бессильном стремлении освободиться катался по земле, заживо поедаемый муравьями. Увидев искаженное от воспоминаний лицо пленника и услышав скрип зубов, конвойные переглянулись. – Гражданин барон, – тронул один из них Унгерна за плечо. – Никак, плохо вам? Может, дохтура покликать? По приказу из Москвы в соседнем вагоне следовал медицинский персонал. Барон открыл глаза, несколько раз моргнул, приходя в себя. – Доктора? – переспросил он. – Я здоров, доктор мне не поможет… – Тогда чайку, может, горяченького? – конвойный схватил подстаканник. – А то ентот, гляжу, совсем остымши… – Чайку? Пожалуй, можно, – усмехнулся барон. – А вы, господа большевики, как я погляжу, вполне цивилизованные люди. Даже чай вчерашнему врагу подаете… Вот только надолго ли вашей «цивилизации» хватит, а? Теперь скрипнули зубами конвоиры: он же просто издевается над ними, проклятый барон! Издевается и подначивает… * * * notes Примечания 1 Клинкет – водонепроницаемые двери на кораблях, которые двигаются в особых направляющих рамах. 2 См. роман «В полном отрыве». 3 БОИК – Британская Ост-Индская компания. В Шанхае отделение этой компании с ведома правительства Англии и под его покровительством занималось поставкой опия из Индии. 4 Великий сибирский путь (историческое название) – железная дорога через Евразию, соединившая Москву с крупнейшими восточносибирскими и дальневосточными промышленными городами России. Длина магистрали 9288,2 км – это самая длинная железная дорога в мире. Исторически Транссибом является лишь восточная часть магистрали, от Миасса (Южный Урал, Челябинская область) до Владивостока. Её длина – около 7 тыс. км. Именно этот участок был построен с 1891 по 1916 годы. – Здесь и далее примечания автора. 5 Иоаким Вацетис – латышский, советский военачальник. После Октябрьской революции вместе со своим полком перешел на сторону большевиков. Командарм 2-го ранга. С июля 1918 года – командующий Восточным фронтом, позже главнокомандующий всеми Вооруженными Силами РСФСР. 6