Глава десятая (август 1903 г., Дуэ – Маока, о. Сахалин) В конце августа 1903 года пришла долгожданная депеша из Владивостока: Яков Лазаревич подтвердил прибытие первой партии груза для рыбоконсервной фабрики из Норвегии. Сообщал, что вместе с грузом на пароходе прибыло четверо инженеров, присланных в помощь для монтажа оборудования. Купец тут же переадресовал груз вместе с инженерами в Маоку, на свою главную факторию. Агасферу, как партнеру Семенова и Демби, следовало немедленно выехать туда же, проследить за разгрузкой и подписать в качестве наследника своего отца необходимые документы. Если двери губернаторской резиденции для инспектора Главного тюремного управления Берга и раньше были открыты, то, став чиновником для особых поручений, Агасфер шел к Ляпунову как к себе домой. А губернатор после визита на Сахалин военного министра и продемонстрированных Куропаткиным особых отношений со старым петербургским знакомым, не упускал возможности оказать Бергу любую услугу. Поэтому Агасфер не удивился, тому, что его появление в губернаторской приемной произвело нешуточное волнение. Дожидавшиеся аудиенции у Ляпунова чиновники повскакивали с мест, а правитель канцелярии Марченко кинулся навстречу с распростертыми объятиями, словно не видел Агасфера долгое время. Раскланиваясь и пожимая руки чиновникам, визитер мимоходом отвечал на вопросы о здоровье – своем и своей супруги. У него подобострастно спрашивали совета и мнения по самым разным вопросам – как будто явились с ними не губернатору, а именно к нему, Бергу. Не прошло и минуты, как его высокопревосходительство выплыл из кабинета, протягивая Агасферу обе руки и дружески улыбаясь. Он усадил Агасфера в удобное кресло и засыпал вопросами о здоровье, о том, что слышно об Алексее Николаевиче Куропаткине, и лишь только потом дал ему возможность заикнуться о своей просьбе. – Господин барон, вы так редко обращаетесь ко мне с просьбами, что можете заранее быть уверены в их исполнении! – заверил Ляпунов. – Слушаю вас, Михаил Карлович! Выслушав просьбу, губернатор шутливо погрозил пальцем: – Так вы и здесь изволили поскромничать, Михаил Карлович! К вашей поразительной скромности трудно привыкнуть, право! Что ж, я буду только рад, если вы с партнерами как следует развернетесь в Маоке! Рыбоконсервная фабрика, говорите? Чудесно, просто чудесно! Семенов и этот нехристь, шотландец Демби, до сей поры занимались там промыслом морской капусты, если не ошибаюсь. Не слишком серьезное, на мой взгляд, дело – тем более что наши островитяне были лишены в нем какого бы то ни было участия! Признаться, я не раз обращался к вашим партнерам с просьбой обеспечить хоть сколько-нибудь рабочих мест на этой фактории для каторжного контингента… Но господин Семенов – на редкость упрямая личность, и категорически не хотел привлекать к работам каторжан! Ну теперь-то, надеюсь, с вашей помощью вопрос будет решен! – Боюсь обещать, Михаил Николаевич! – потупился Агасфер. – Во-первых, в этой компании я только младший партнер, и к моим словам могут просто не прислушаться. Есть, к сожалению, и еще одно досадное препятствие, ваше высокопревосходительство! – Какое же? – Ну, вы же понимаете, что, будучи на государственной службе, я не имею права заниматься коммерцией! Это я уж так, по старой дружбе, признался вам в партнерстве, хотя оно и не является официальным. Первый же донос в Петербург может не только поставить точку на моем участии в делах, но и повредить вам, ваше высокопревосходительство! Спросят: а вы куда глядели? – Ерунда, Михаил Карлович! – отмахнулся Ляпунов. – Невелик грех, по моему разумению! Ну а ежели вы так опасаетесь доносчиков, то не угодно ли? Я сегодня же подпишу распоряжение о вашем назначении куратором рыбоконсервного дела по линии управления островом! Официально будете там моими глазами и ушами, хе-хе-с! – Не знаю, как и благодарить вас, ваше высокопревосходительство! – предпринял попытку подняться из кресла Агасфер. – Сидите, сидите, голубчик! Сейчас я распоряжусь насчет чаю, а тем временем правитель канцелярии подготовит нужную бумагу! Только постарайтесь все же, голубчик, договориться с приморскими купчинами насчет рабочих мест! Тогда вообще все шито-крыто будет! Ни один ябеда не посмеет упрекнуть вас в нарушении служебного регламента! – А можно ли мне будет воспользоваться для поездки вашим личным катером, Михаил Николаевич? Берегом, слышал, туда весьма трудно добираться… – Разумеется! Удаленность столь удобной бухты и раньше создавала нам немалые трудности. Но у меня прямо сейчас появилась идея, Михаил Карлович! А не привлечь ли нам к проектированию и прокладке дороги в Маоку Ландсберга? Он умеет великолепно все устраивать! Вы, кстати, знакомы с ним? – Нет, ваше высокопревосходительство. – Ну, потеря, замечу, не слишком велика. Он ведь, знаете, из каторжан! – Инженер – из каторжан?! – А что тут удивительного? От сумы да от тюрьмы зарекаться нельзя, господин Берг! Некогда у Ландсберга была какая-то трагическая любовная история, он едва не стал зятем Тотлебена. И вот гримаса судьбы: блестящий офицер-гвардеец – и в кандалы! И сюда, на Сахалин! С другой стороны, подводя итог сделанному им на острове, приходишь в ужас: что здесь было бы, не соверши он того убийства! Вернее, чего бы не было… Да-с… К сожалению, Карл Христофорович ушел в отставку и занялся исключительно коммерцией. Справедливости ради, замечу: коммерцией, густо замешанной на благотворительности. Ничего удивительного, впрочем: по слухам, он самый богатый сахалинец! Слушая губернатора, Агасфер не мог не поразиться его деловитости и энергичности. Не прерывая монолога, Ляпунов вызвал порученца, продиктовал ему текст распоряжения насчет кураторства Берга над рыбоконсервным делом и поставил на мгновенно подготовленной бумаге размашистую подпись. – Так что берите катер, голубчик, и поезжайте с Богом! Если желаете, я могу попросить Ландсберга поехать с вами. Он осмотрит береговую линию, сразу прикинет возможности для устройства дороги в Маоку. Да и промеры Татарского пролива он, между прочим, делал в свое время! Пролив капризен и непредсказуем, а он знает его отлично. В случае бури укажет укрытие… – Но, ваше высокопревосходительство, по-моему, вы упомянули об его отставке как инженера… – Ах, голубчик, мы здесь, на острове, живем одной большой семьей! И не помогать друг другу в трудную минуту слишком расточительно… Ну как – телефонировать Ландсбергу? Агасфер задумался. Ему не слишком понравилась настойчивость Ляпунова в навязывании попутчика, однако в предложении губернатора был и здравый смысл. К тому же вряд ли у него будет другая такая возможность близко познакомиться с человеком, который может много рассказать ему о Соньке Золотой Ручке. – Я хотел бы отправиться в Маоку если не сегодня, то завтра, – словно размышляя вслух, произнес Берг. – Что ж… Если вы полагаете это удобным, ваше высокопревосходительство, и если сия поездка не нарушит планов господина Ландсберга, я буду только рад! – А вот мы сейчас его и спросим! – Ляпунов принялся накручивать ручку телефонного аппарата. Не успел Агасфер опомниться, как Ляпунова соединили с Ландсбергом, и губернатор тоном, не терпящим возражений, пригласил того к себе. – Но удобно ли? – заикнулся Агасфер, у которого не выходили из головы слова Ляпунова о том, что Ландсберг – самый богатый местный житель. – Я же говорил вам, батенька, что мы живем здесь большой семьей. Не всегда дружной, но тем не менее… ⁂ Из резиденции губернатора Агасфер и самый богатый островитянин вышли вместе: узнав о существе дела, Ландсберг тут же пригласил гостя к себе. Ландсберг не стал пускать ему пыль в глаза самой быстрой, как уверяли, тройкой на Сахалине, и мужчины пошли пешком. Агасфер оказался выше спутника чуть ли не на полголовы, но тот держался так, что разницы в росте не чувствовалось. Шагал бывший каторжник довольно быстро, смотрел на спутника дружелюбно, и вскоре смущение Агасфера оттого, что по его вине занятого человека оторвали от дел, испарилось. К обоюдному удовольствию, по дороге выяснилось, что оба они – из прибалтийских немцев, оба – бывшие офицеры, а еще и военные саперы. И служили чуть ли не в одном полку. Оба воевали в Средней Азии, схожи были и награды, и то, что оба не получили на полях сражений ни единой царапины. Предупреждая естественный вопрос Ландсберга о протезе левой кисти, Берг коротко охарактеризовал потерю руки как юношескую глупость и обещал при первом удобном случае рассказать поподробнее. Ландсберг же про свою юность, закончившуюся кандалами и каторгой, предпочел не упоминать вовсе. Его усадьба – иного слова Агасфер просто не успел подобрать – оказалась почти в центре поста, на берегу говорливой речушки. Обширный двор был обнесен высоченным забором из лиственичных плах. Из-за забора как бы выдвигался дом – тоже деревянный, на три входа. Не успел Агасфер подивиться такой причуде, как Ландсберг пояснил: один вход – для хозяев, рядом – приемная для занятий супруги акушерской практикой со своим ходом, а третья дверь в магазин. Он сразу провел гостя в кабинет, мимоходом отдав распоряжение прислуге насчет обеда. Расстелил на столе в углу кабинета карты пролива, выбрал нужные. Открыл застекленный шкап, заполненный разнокалиберными бутылками, жестом предложил выбрать напиток. Наполнив бокалы, усадил гостя в кресло и, не глядя на верхнюю карту, описал предстоящий маршрут: – Нам предстоит пройти по морю вдоль берега примерно 400 верст. Учитывая ходовые качества губернаторского катера, на это потребуется около двух дней, с одной ночевка на берегу. Это, разумеется, при наличии спокойного моря. Если налетит шторм – всякие предсказания теряют смысл. – Что будем делать? Уйдем под противоположный берег? – попытался блеснуть знанием коварного пролива Агасфер. Ландсберг рассмеялся, и только теперь его собеседник обратил внимание на характерную особенность, о которой до сей поры только слышал. Хозяин даже в минуты бурного веселья смеялся только ртом и нижней половиной лица. Его глаза цвета стали при этом оставались серьезными. Может быть, с налетом грусти и уж точно – настороженности. Было ясно, что Ландсберг много пережил, и это – непреходящее. – Катер – не пароход, барон: уходить в открытое море от прибрежных скал смерти подобно. Порыв ветра вкупе с большой волной – и мы отправимся в гости к Нептуну! Нет, если попадем в шторм, то будем искать бухточку поуютнее! Желательно прикрытую от волн скалами. Я не раз ходил морем вдоль побережья и помню несколько таких убежищ. Одно плохо: расположены они нерегулярно, в основном – в нашей второй половине маршрута. Ландсберг легко выскользнул из кресла и показал на карте место предполагаемой ночевки: – Это примерно на середине пути. Там стойбище айнов, они называют это место Этуутору. Не знаю, как переводится название, – но это самое удобное место и для ночевки, и чтобы укрыться в бурю. До него от Дуэ примерно 230 верст, и на этом отрезке укрытий для катера практически нет! Так что если мы попадем в шторм часов через пять-шесть после выхода… тогда, пожалуй, лучше будет вернуться! Шторма в Татарском проливе славятся своей внезапностью. Обычных признаков надвигающегося лиха, как в открытом море, не существует. Местные моряки, правда, уверяют, что знают кое-какие признаки… Но я не профессиональный моряк, к сожалению! А мои наблюдения сводятся к тому, что в промежуток между четырьмя и восемью часами утра штормы в проливе – большая редкость. Так что рекомендую сегодня лечь спать пораньше, барон: мы выйдем не позже четырех часов. – Так командовать экспедицией будете вы, господин Ландсберг? – А как вы полагаете, почему губернатор навязал вам мое общество? – улыбнулся тот. – Я не хочу сказать ничего плохого о капитане катера, господине Тюрине, но привычные для него маршруты – это от берега до борта прибывшего парохода. В крайнем случае, до Де-Кастри на том берегу пролива, почти напротив Дуэ. Полагаю, что он с удовольствием передаст штурвал: вдоль побережья он обычно не ходит! Ландсберг помолчал, поглядывая то на карту, то на гостя. – Не передумали? Ну, тогда пойдем обедать! Познакомлю вас с моей супругой: знакомство наверняка будет полезным, если вы по-прежнему намерены привезти сюда со временем жену и малыша. Хотя я, признаться, не понимаю – зачем вам это нужно? Тем более, на пороге войны, приближение которой я ощущаю… Но – молчу, молчу: не в моих привычках лезть в чужие дела и давать советы, особенно если их не просят! Пробовали когда-нибудь медвежатину под брусничным соусом? О-о, это нечто, если кухарка добросовестная! Ну а поскольку других слуг я не держу, то нас ждет истинное пиршество! ⁂ За столом Агасфер был представлен супруге Ландсберга, Ольге Владимировне Дитятевой. Агасферу понравилось ее простоватое русское лицо, немногословие и открытость. Агасфер знал, что у Ольги Владимировны нет каторжного прошлого, что с Ландсбергом они встретились уже на Сахалине – но не расспрашивать же о том, что нашлось общего у убийцы-каторжанина, о громком преступлении которого в свое время писали не только российские, но и европейские газеты, и провинциальной девицы-дворянки, приехавшей на остров-каторгу по своей воле и зову доброго сердца. Агасфер был человеком любопытным, но все же не настолько, чтобы бесцеремонно лезть в чужие души. Больше всего за столом говорили о недавнем визите на Сахалин военного министра Куропаткина, а также о том впечатлении, которое произвела подошедшая на рейд Дуэ громада бронепалубного крейсера I-го ранга «Аскольд» с министром на борту. Пятитрубный силуэт крейсера – кстати, единственный в русском флоте тех времен – проявился на рейде безлунной ночью. Не бросая якорей и подрабатывая машиной, он, словно призрак, выплыл из темноты, перепугав караульных на пристани. Переполошив людей одним своим видом, «Аскольд», на котором держал флаг командир отряда крейсеров контр-адмирал Рейценштейн, позволил себе ревануть мощной сиреной. На катере губернатора принялись разводить пары – однако «Аскольд» величественно спустил на воду собственный катер. И через несколько минут Куропаткин ступил на пристань, опередив примчавшегося на берег в незастегнутом мундире Ляпунова. Министр подождал, когда генерал-губернатор приведет в порядок свой мундир, и только потом рассеянно принял рапорт. И вдруг, просветлев лицом, шагнул к Агасферу, торжественных встреч и проводов не любившего и оказавшегося на берегу чисто случайно. Куропаткин, замахав руками, обнял старого товарища, гулко похлопал его по спине. Шепнув: уж не чаял и увидеть живым! – взял под руку и повернулся к Ляпунову и группе офицеров, остолбеневших от такой неожиданной фамильярности военного министра. – Прошу прощения, господа, не смог сдержаться! Мы с фон Бергом, наверное, не один пуд соли в Петербурге съели, а поболее! Ну, давай, показывай свою каторгу, Михаил! Быстро сообразив, что может вот прямо сейчас обрести смертельного врага, Агасфер подвел министра к Ляпунову и мягко высвободил руку: – Алексей Николаевич, вот истинный хозяин острова! А мы с вами непременно пообщаемся, если в расписании вашего визита останется время! Ляпунов с благодарностью глянул на него. Министр был усажен в вовремя подкатившую губернаторскую тройку, и его умчали в Александровский пост, который слава богу, успели украсить поспешно сооруженной триумфальной аркой, а все здания по пути следования – флагами и еловыми лапами. Не подкачала и первая красавица поселка – одолженная у вице-губернатора смазливая горничная в русском сарафане и с хлебом-солью на фарфоровом японском подносе. Русая коса у нее была своя, не пришпиленная. Куропаткин отломил краюху каравая, макнул в соль, и, не откусив, расцеловал красавицу в обе щеки. – Ишь ты какая! А я-то, старый дурень, думал себе: на каторгу еду, исполнение гимна на кандалах слушать буду! А вы тут, гляжу, неплохо устроились! Красавиц таких и в Петербурге не часто встретишь! Поняв замечание насчет гимна правильно, Ляпунов взмахнул платком, и за зеленью сада Общественного собрания грянули «Боже, царя храни!» спрятанные там оркестр и хор арестантов. Со многих кандалы сняли, действительно, только накануне. Промеж двух рядов почетного караула губернатор и высокий гость поднялись на крыльцо губернаторской резиденции, с которого военный министр и принял короткий военный парад войск. Спустившись затем с крыльца, Куропаткин в сопровождении Ляпунова, делавшего страшные глаза подчиненным, обошел неровные ряды войск местного гарнизона, местной воинской команды и надзирателей… ⁂