Семёнов нахмурился. Дёрнул плечом. – Извини, Ариша, я думал, ты захотела поистерить. Ждал, когда перебесишься. Решил, что лучше нам обсудить всё дома, не при посторонних. – Ага. Понятно. – Ариш, я же извинился! Ну сколько можно изводить меня беспочвенной ревностью? – Ах беспочвенной! Знаешь что, Семёнов, поезжай без меня, – захлопнула я дверцу машины, которую открыла до этого. – Я, пожалуй, пройдусь. Подумаю над своим поведением. Над беспочвенной ревностью. Поговорим дома, не при посторонних. Развернулась и пошла по улице. Было ещё светло. Все невероятные происшествия этого дня умудрились уложиться часов в пять, не больше. Так что можно спокойно погулять по городу, никуда особо не торопясь. Мне действительно следовало всё обдумать. Я любила Семёнова, что тут скрывать. И даже больше. Я к нему привыкла. Его коварный план сработал. Теперь мне трудно было представить жизнь без него. Но меня пугали две вещи. Первая – что он будет волочиться за каждой красивой юбкой. А он будет. Сегодняшний день показал, чего стоят все его заверения в абсолютной верности. Вторая – это его работа. То есть наша общая работа, выполняя которую, он лезет под пули в прямом и переносном смысле. Причем лезет с тем же энтузиазмом и увлечением, с каким незнакомый опер пересказывал подробности операции. И рано или поздно он эту пулю словит. И как я тогда буду жить без него? Может, имеет смысл закончить всё сейчас, пока мы ещё не зашли слишком далеко в наших нелёгких отношениях? Я могла бы сказать, что, как в сонете Шекспира, решила примерно следующее: Оставь меня, но не в последний миг, Когда от мелких бед я ослабею. Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг, Что это горе всех невзгод больнее. Хотя по здравом размышлении выглядело моё поведение, как «уйти без шапки в ночь холодную». – Знаешь, Арина, я же чувствую все твои незамысловатые эмоции, – я вздрогнула и обернулась. Семёнов брёл позади. – И ревность твою, и страх. И отчаяние это беспросветное. Не надо, Ариш. Давай не будем всё усложнять. – Давай, – тяжело вздохнула я и приготовилась к самому страшному. – Афанасьева, стой! – рыкнул Семёнов. – Я догадываюсь, что ты сейчас собираешься мне сказать. Поэтому прошу, сначала хорошо подумай! Обратного пути не будет! – Да, – согласилась я. – Обратной дороги нет. – Афанасьева! – взвыл парень. – Я в твоей конторе на задании, ты не забыла? И моё задание – Копытин. Не у него же мне отчёты запрашивать. Кто, кроме его секретаря, может знать, чем он занимается в течение дня? Кто ему звонит? Кому он встречи назначает? Да, я с ней флиртую, врать не буду. Но эта дружба, в кавычках, нужна для того, чтобы собирать информацию, и не более. – Ага, конечно! Может, и со мной ты тоже в кавычках спишь? Может, это тоже необходимо для дела? – Афанасьева! Ну что за бред ты несёшь! Ты себя слышишь вообще? Себя-то я слышала. Но совершенно не слышала того, что нам кричал мужик в полицейской форме. Он ещё и руками зачем-то махал. Странный какой-то! О! Да их тут несколько. И все что-то кричат нам. И снова машут. Помахать им в ответ? Не стоит, наверное. Они агрессивные какие-то. В Москве вообще очень много агрессивных людей. Вот, например, эти двое, что бегут в нашу сторону. Рожи явно бандитские. И очень агрессивные. Я ускорила шаг, чтобы побыстрее миновать странный переулок. – Афанасьева, стой! Меня дёрнули в сторону, затем раздались хлопки. Семёнов схватил меня, сжал в своих руках, а потом начал оседать на землю, увлекая за собой. Мы лежали на холодном асфальте. Точнее, Семёнов на асфальте, а я на Семёнове. Он крепко стискивал меня, не давая подняться. Затем хватка ослабела, он расцепил руки. – Ариш, лежи спокойно и не дергайся, – тихо произнёс парень. Я чуть приподняла голову, вгляделась в его лицо. Он был белый. Как бумага. Губы болезненно кривились. Я испуганно скатилась с него. – Лежи, кому сказал! – прошипел он. Прошлась взглядом по его телу. Вроде цел. Но что там увидишь под этой курткой! С ним точно что-то не так. Сунула руку ему за пазуху. Провела по груди. Всё в порядке. Что с тобой, Семёнов? Почему ты покрылся испариной? И колотит тебя так почему? Опустила руку ближе к спине. Ткань намокла. Пропиталась чем-то и отсырела. Вытащила руку и вскрикнула. – Лёшенька, миленький, только не умирай! Не умирай, пожалуйста! – Не дождёшься! – сквозь сжатые зубы. Семёнова знобило. Я, не вставая с асфальта, кое-как стянула с себя пальто. Трясущимися руками накрыла парня. – Вы тут как? – над нами возвышался полицейский. – Все живы? – Нет! – я вскочила и показала рукой на бледного неподвижного Семёнова. – Он ранен! Он умирает! Помогите, пожалуйста. Сделайте что-нибудь! Мужчина хмуро кивнул и крикнул кому-то: – Вызывай «скорую». Гражданского зацепило. – Он не гражданский! Он из полиции! – прокричала я следом, в надежде, что это как-то ускорит процесс спасения моего Семёнова. Потом обратилась к стоявшему рядом полицейскому: – Удостоверение в куртке, но я не хочу его тревожить. Вдруг он от этого… И тут я разрыдалась. – Успокойтесь, девушка, «скорая» уже едет. И не нужна мне его ксива. Какая разница, из полиции он или нет. Жить-то всем одинаково хочется. Не плачьте. Спасём вашего парня. – Жениха, – прохрипел неугомонный Семёнов. – Ну, раз жениха, тогда тем более спасём, – авторитетно заявил полицейский. – Ещё на свадьбе вашей погуляем. Непонятно только, жених, какого … тебя под пули понесло? Мы вам в шесть глоток орали, чтобы вы убирались к… Ты помалкивай. Это был риторический вопрос. Семёнов понятливо моргнул. К тому моменту, когда приехала «скорая», Семёнов уже отключился. Я стояла рядом с ним на коленях и выла от безнадёжности. Я понятия не имела, как ему помочь. На врача надо было учиться! Сейчас бы знала, что делать. Люди, которые учились на врачей, закинули моего жениха в карету «скорой помощи». Я влезла туда же. Забилась в угол, чтобы не мешать. Когда прозвучало название больницы, в которую собирались везти Семёнова, встряла в разговор. Назвала адрес ведомственной больницы Управления. Кто-то из врачей присвистнул и поторопил водителя. Глава 11 Всё только начинается Я уже третий час сидела в больничном коридоре, сжимая руками гудящую от безостановочных рыданий голову. После того как Семёнова увезли в операционную, позвонила его маме и сообщила о случившемся. Та запаниковала, понятное дело. Пришлось успокаивать её и врать, что всё не так страшно, как кажется на первый взгляд, хотя на самом деле всё было гораздо хуже. – Вы Арина? – неожиданно прозвучал вопрос. Подняла глаза. Напротив меня стоял немолодой мужчина. Статусный, собранный, деловой. Я не знала его, но он одним своим видом будил во мне идеального сотрудника. Хотелось встать по стойке смирно и отчитаться о результатах работы. Большой начальник, одним словом. – Да, – ещё кивнула, вдруг не расслышал. – Маша! – позвал он супругу. – Иди сюда, я нашёл её. Мама Семёнова оказалась приятной ухоженной женщиной. Ухоженный вид, правда, несколько портили дрожащие губы и поплывшая тушь. Через пару часов вся эта тушь будет на щеках и подбородке. Как у меня. С Марией Аркадьевной мы поняли друг друга без слов. Кинулись обниматься и дружно разревелись. Папа Семёнова – Пётр Алексеевич – прижал нас к груди, положил руки на плечи. – Ну всё, девочки, всё, – успокаивал нас мужчина. – Что же вы его хороните раньше времени? Мы с Марией Аркадьевной синхронно вздрогнули. – Ты, Петя, совсем больной, да? – злым шёпотом поинтересовалась женщина, отстраняясь от меня и мужа и вытирая щёки. – Зачем говоришь такое? Вот это мне знакомо! Сработаемся! Однозначно. – Как это произошло? – спросил у меня Семёнов-старший. – Я тебе скажу как! – неожиданно вскинулась Мария Аркадьевна. – Это всё его проклятая работа! Я чувствовала, сердцем чувствовала: рано или поздно что-то такое случится! Сколько раз просила тебя поговорить с ним по-мужски, убедить, чтобы он нашёл нормальную работу. С его-то образованием, с твоими связями. Но нет! Он же у нас взрослый. Самостоятельный. Он сам должен прокладывать свой путь. Вот, посмотри на плоды этой самостоятельности! – женщина обличительным жестом указала на дверь операционной. – Вот куда привёл его этот путь! А всего этого могло бы не быть, если бы ты хоть иногда вспоминал о чём-то, кроме своей работы. О том, что у тебя есть семья! Есть сын! Мария Аркадьевна снова разрыдалась. – Это не из-за работы, – вступилась я за Петра Алексеевича, который был совершенно ни в чём не виноват. – Это из-за меня. Лёша меня от пули закрыл. Собой. Мои плечи затряслись, как у Марии Аркадьевны. – Ах да, вы же работаете вместе. Алёша рассказывал. Но это ничего не меняет, – категорично отрезала она. Видимо, обвинять мужа во всех бедах давно вошло у неё в привычку. – Меняет. Мы в тот момент не на работе были. На улице. Гуляли. И ругааались, – последнее слово потонуло во всхлипах. – А там какая-то спецоперация была. Бандитов ловили. Но мы так ругались, что ничего не заметили. А потом он упал…