– И вы решили на ней жениться. Чтобы отомстить. – О! Нет! Вы заблуждаетесь! Вы страшно заблуждаетесь! Никто и никогда не любил и не полюбит Алину так, как любил её я. Я боготворил её, поклонялся ей. Но она не ценила. Все эти бесконечные поклонники, любовники, покровители. Все эти овации и всеобщее восхищение. И всё ей одной. Как будто меня не существовало. И мне это смертельно надоело. Я устал. Я пропал. Я умер. Меня больше нет. – Понятно… Часто вы у неё бываете? – Случается. Не так чтобы часто. Но захаживаю время от времени. Она подает мне рублик на чарочку. А я что? Я беру. Это же из-за неё я таким стал. Так что пусть платит. Компенсирует, так сказать. Семёнов хмыкнул. – Как достали ключи? – Ничего я не доставал! Не надо грязных инсинуаций! Это мои ключи. Ключи от моего дома. Они всегда были у меня. – Понятно. Код от сигнализации вы тоже знали? – Конечно. – А от сейфа? – И от сейфа. Алина всегда отличалась рассеянностью и не думала о таких мелочах, как смена кода. – Мда. За что и поплатилась. – Что со мной будет? Каторга? – Как суд решит. Может, каторга, а может, и плаха. – Снова вы издеваетесь. Над больным человеком. – Ну да, действительно. Алкоголизм – это болезнь. Как-то не подумал. Приношу свои извинения. Иван Сергеевич тяжело, со всхлипом, вздохнул. Семёнов воспользовался паузой и принялся долбить по клавиатуре. – Алексей, – обратился к нему ведун, – повремени с признательными показаниями. Позвони пострадавшей. В данных обстоятельствах многое зависит от её решения. Может, и не потребуется дело заводить. Семёнов вышел в коридор. Отсутствовал он несколько минут, за которые бывший артист попытался добиться сочувствия к своей тяжелой доле. Я в очередной раз поразилась терпению Захара Матвеевича. Он внимательно слушал опустившуюся звезду, кивал и временами даже вставлял что-то ободрительно-обнадёживающее. Открылась дверь. Семёнов, стоя на пороге, обратился к мужчине: – Вы свободны. Ваша бывшая супруга отзывает своё заявление. Затем перевёл взгляд на ведуна. – Захар Матвеевич, я выйду. Покурю. Ведун кивнул. Бывший певец тем временем засуетился, собираясь. – Какое благородство! Какой подвиг души! Святая женщина! Наконец этот неприятный человек убрался восвояси. – Захар Матвеевич, вы же могли его вылечить? – Мог. – Но не стали. – Но не стал. Не потому что не захотел. Не в этом дело. Иногда лучше не вмешиваться в судьбы людей. Вы, должно быть, полагаете, он проспится, осознает, в какой яме оказался, и постарается исправить ситуацию в лучшую сторону? К сожалению, вы заблуждаетесь, Арина. Да, проспится. Да, осознает. А после ужаснётся тому, что сотворил своими же руками, и я не про кражу сейчас говорю. Ужаснётся и полезет в петлю. – Понятно. Безнадёжно оно всё как-то, – вздохнула я. – Что поделаешь. Мы сами выбираем свою судьбу. И образ жизни. Но уже поздновато для философских рассуждений, Арина. Вам пора домой. Я посмотрела на настенные часы. Стрелка приближалась к десяти. – Завтра на работу, – вздохнула я. – Не завтра. В понедельник. Завтра у вас выходной. Более чем заслуженный. Спасибо, Арина. Вы нам очень помогли. Я попрощалась и вышла на улицу. Семёнов стоял неподалёку. Курил. Судя по количеству окурков возле его ног, далеко не первую сигарету. Я подошла к нему, и он выбросил сигарету. – Захар Матвеевич на завтра выходной дал. Вот. Я домой. На метро. Хочу немного пройтись. Пока, Лёша. До понедельника. – Арина, подожди! Семёнов схватил меня за руку. Потом отпустил, словно одумался. – Арин, ты извини. Я вёл себя сегодня как… Ну, ты сама подберешь подходящую метафору и нужные эпитеты, я думаю. Я должен… Эх… Не могу… Ладно, проехали. Давай постоим пару минут в тишине. Глава 6 Мой персональный ад Не знаю, зачем я это сделала. То ли искреннее раскаяние Семёнова так повлияло на меня. То ли потому, что очень давно хотела, но никак не могла решиться. И вот, наконец, представилась возможность. Зря я это сделала, конечно. Видимо, опыт дня сегодняшнего ничему меня не научил. Семёнов стоял практически вплотную ко мне. За время совместной работы я понемногу привыкла к его бесцеремонной манере вторгаться в личное пространство. И выражение лица у него в тот момент было какое-то возвышенное, одухотворённое, неземное. Как у влюбленного поэта. В общем, я совершила непоправимое. Качнулась к нему, встала на цыпочки и поцеловала в уголок губ. Надеялась, что он перехватит инициативу. Но этого не случилось. Семёнов зажмурился, затем крепко стиснул мои плечи и отодвинул от себя, ещё и отступил на безопасное расстояние. А после посмотрел насмешливо и высокомерно. И этим своим взглядом словно вынес мне приговор. – Знаешь, Афанасьева, а ты забавная, – усмехнулся Семёнов. И улыбочка у него вышла такая премерзкая. Было в ней и торжество победителя, и снисхождение к наивной дурочке, невесть почему возомнившей себе, что он – мечта всех женщин детородного возраста – выделил её из толпы обожательниц. Меня как кипятком облили. Лицо и уши полыхали так, что могли освещать целый район. Земля закачалась под ногами. Мне никогда ещё не было так стыдно, как в ту минуту. Полный провал! – Семёнов, ты не подумай только… Не знаю, что на меня нашло. Я не хотела… Я что-то сбивчиво бормотала. Несла какой-то жалкий бред про выплеск адреналина, про то, что неправильно истолковала его поведение, ну и прочую ерунду в том же духе. – Афанасьева, умолкни уже! – досадливо поморщился айтишник. – Понял я, понял, что на тебя помрачение нашло. Поэтому тактично сделаю вид, что ничего не было. – Ничего и не было, – буркнула я, мечтая о том, чтобы в асфальте образовалась зияющая яма и поглотила меня в своем чреве или метеорит на меня упал, что ли. Но земля не торопилась разверзаться под ногами, а в тёмном небе не было ни единого блуждающего небесного тела. Что ж, придётся жить с несмываемым пятном на репутации. – Так и я о том же. Ничего не было. И не будет. Я же говорил, ты не в моем вкусе. Отринь надежду и смирись уже. Отринула и смирилась. Ну и гад же ты, Семёнов! Тактичный, ага! – Ладно, я пойду, – пролепетала, еле ворочая языком. Во рту появился отвратительный привкус, будто я сжевала что-то тухлое. Усилием воли сдержала непреодолимое желание сплюнуть на дорогостоящие ботинки Семёнова. – Иди, – равнодушно откликнулся парень. – Подвезти не могу. Дела, сама понимаешь. Кивнула, развернулась и пошагала на тяжёлых, налитых свинцом ногах куда глаза глядят. Лишь бы подальше от Семёнова и места своего грандиозного фиаско. Хотела уйти достойно, гордо и величаво, но пару раз споткнулась, едва не растянувшись на мокром тротуаре. Только этого сейчас не хватало. Трагикомедия моей жизни. Я неторопливо брела от станции метро в сторону дома. В голове крутился диалог с Семёновым. Я с каким-то остервенелым мазохизмом по несколько раз воспроизводила особо неприятные моменты, акцентируя внимание на казавшихся важными деталях. Вот он презрительно прищурился, окидывая меня красноречивым взглядом с головы до ног, по которому несложно сделать вывод о том, что Семёнов на самом деле думает обо мне. Вот кусает губы, чтобы сдержать оскорбительный смех, пока я пытаюсь оправдаться за свой нелепый порыв. И с чего я решила, будто что-то значу для него? Что нравлюсь ему? Ошибочно приняла его грубоватую заботу за нечто большее. Подумала, раз он является ко мне по утрам, кормит завтраками, постоянно сокращает дистанцию, как физическую, так и эмоциональную, значит, проявляет интерес. Иллюзии, всего лишь иллюзии. Это стиль поведения, а не заинтересованность твоими сомнительными женскими прелестями. Ты жалкое ничтожество, Афанасьева. Нелепая карикатура на женщину. Смирись и забудь. Живи, как жила до Семёнова. Восстанови страницу в Тиндере. Ходи на бесконечные свидания, чтобы забить тоску от бессмысленности бытия, глотай литрами дешёвый кофе с прогорклым привкусом робусты в сетевых кофейнях, болтай ни о чём, смейся натянутым неумелым шуткам собеседника. В общем, будь как все. Грудь теснило от нехватки кислорода. Я вдыхала холодный сырой воздух и никак не могла надышаться. Впору заподозрить заболевание лёгких. Глаза нещадно пекло, но слёз, как назло, не было. Прореветься бы сейчас, однозначно стало бы легче. Краем глаза заметила зловещий сутулый силуэт, который преследовал меня несколько дней. Я развернулась, настороженно оглядываясь, но в тёмных переулках никого не было. Показалось, наверное. Чего только ни примерещится от переутомления и разочарования в жизни. Так действительно недолго параноиком стать. Приду домой и сразу лягу спать. Отосплюсь за всю неделю. Решено. На подходе к дому меня остановила незнакомая девушка. Красивая, ухоженная, дорого и стильно одетая. Семёнову именно такие и нравятся. Глянцевые. – Извините, вы мне не поможете? – обратилась она ко мне. – Я, похоже, заблудилась. Не подскажете, где Электролитный проезд? – Сейчас, одну минуту. Посмотрю в карте, – ответила, нисколько не удивившись просьбе. Я и сама не особо разбиралась в хитросплетениях улиц и переулков района, где обитала с недавних пор. Девушка вместе со мной склонилась над светящимся в уличном сумраке смартфоном. Я не поняла, как у моего лица оказалась воняющая какой-то химической дрянью тряпка. А потом колени резко ослабели, и я рухнула в чёрный провал. – Давай, открывай глаза, сука! – первое, что услышала, приходя в себя. – Я же вижу, ты очухалась. Незнакомец сопроводил прочувствованную речь хлёстким ударом по щеке. Моей щеке. Лицо горело. Видимо, пощёчина была далеко не первой. Главное, чтобы она стала последней. Но нет. Мужчина посчитал, что реанимационные мероприятия следует продолжить, и отвесил мне ещё одну звонкую оплеуху.