— Разговор был про офис! — Не помню такого! Разговор был про один день! — Уже вечер! — Не увиливай! — Это моя прерогатива устраивать всякое! — Власть переменилась!.. * * * — И что за задания ты ему придумала? Мы сидели с Леной во дворе её дома и наблюдали, как Данилка устраивал в песочнице бои лопатками. Подруга порывалась остановить поединок нового вида дворового спорта, но я удерживала её — мальчишка должен набивать шишки и терпеть ссадины, должен уметь держать удар, терпеть поражения и делиться победами. Ему явно не хватало отца, и хоть Лена не тряслась над ним, как курица, но на скамейке продолжала сидеть с заметным усилием над собой. — Да ничего не придумала, не успела. Он меня купил. Я улыбнулась, вспоминая, как не хотел Максим в кругу семьи становиться мальчиком на побегушках. Что ни говори, а даже лучшему в мире психологу иногда нужен психолог. Максим когда-то стал центром семьи Андрея, и потерять эту маленькую, но важную для него роль не хотел. Недополучив любви рано ушедшей матери и вскоре за ней погибшего отца, он купался в любви приёмных родителей. Было удивительно наблюдать, как кормила его с рук Вера Михайловна, обмакивая кусочки шашлыка в соус и вытирая салфеткой испачканные губы. Как, по-детски зажмурившись, успешный бизнесмен подставлял лицо заботливым рукам, как потом целовал их, благодаря женщину за любовь. Он был благодарным сыном. У таких родителей других детей быть не могло. Узнав, что у Данила нет отца, Виталий Семёнович попросил номер телефона Лены и тут же позвонил ей. Они разговаривали недолго, но отец адвоката быстро сумел уговорить подругу на выходные привозить мальчика к ним. А ещё лучше — приезжать вместе. Мне его предложение понравилось — я невольно стала примерять шефа на роль мужа для Лены, на роль отца Данила. Мальчишка не скучал, причём ни меня, ни мать Андрея к нему особо не подпускали, аргументируя, что женского общества ему хватает с избытком. Но Лене звонили, когда Данил хотел этого. Сначала думали, будет проситься домой, но он взахлёб рассказывал, как рыбачил с дедом на Мане, как катался на старой соседской лошади по имени Матрёшка, как быстро мчался на моторной лодке далеко-далеко вверх по течению за ягодой и грибами, плавал со спасательным кругом на плёсе и забивал гвоздики в кусочки досок. Впечатлений мальчику хватило с избытком, и уезжал от стариков он с неохотой. А я понимала, почему Марат хотел дом, и позвонила ему, предложив купить его в Усть-Мане. Один продавался как раз на улице родителей Андрея. Марат заинтересовался, и это очень обрадовало. — Как это — купил? Дорого продалась? — хохотнула Ленка. — Ну как сказать… дорого ли. Он обещал рассказать о себе что-то существенно важное, о чём не знает его семья. — Компромат сам на себя сливает. — Сама удивляюсь. Но догадываюсь — или факт будет неважнецкий, или у Максима есть смысл слить его. Только если он думает, что в чём-то там признается, а я побегу докладывать Андрею или его родителям — он ошибается. — Да уж. Откуда ему знать, что ты не типичная женщина, а могила для чужих тайн. — Ох, Ленка, как жить-то оказывается хорошо! — я потянулась, прикрыв рукой зевоту и счастливо улыбаясь воспоминаниям проведённых с Андреем ночей. — Рада, что у тебя жизнь налаживается. Только мне кажется — зря ты так с Маратом. Столько лет вместе, дети, внуки. Ты сама ещё два месяца назад рвалась к нему, а теперь — Андрей. Без году неделя. — Да... Ещё недавно я мучилась от мысли, что у Марата есть жена и сын. Теперь мучаюсь от мысли, что их нет. Кто бы мне раньше сказал, что так будет, покрутила бы у виска. Лена повернулась и посмотрела мне в глаза: — Ты изменилась, Оксан. Расцвела, стала уверенней, улыбаешься. Как-то успокоилась даже. — Наверное, да. Со стороны виднее. Мне и правда теперь спокойно. — Подумай ещё пять раз, Оксан. Я уверена в Марате, а твой Андрей мне кажется ненадёжным. — Почему? Вы же не знакомы. В субботу поедем на пикник, родители Андрея пригласили к ним, но мы подумали, что поедем на Ману дикарями. Познакомитесь, наконец. — Ты сама рассказывала, что адвокат твой сразу сказал, что третьей жены не будет. И вот, пожалуйста — знакомит с родителями, но не делает предложение. Как так? — Так мы два месяца только встречаемся. — Угу. Вам не по двадцать лет. В сорок уже через неделю понимаешь — твой человек или нет. Нет, не верю я ему. Пройдёт влюблённость, глаза откроются, а Марат уже совсем остынет. И снова — жизнь полоска чёрная. А там и Максим твой с работы тебя по-братски выпрет. И что? — Лен, ну ты чего?.. Замуж тебе надо. Лена фыркнула и замолчала. Я была уверена, что внутри себя у неё происходит монолог, где она откровеннее и убедительнее. Но она не хочет навязывать своё мнение, а я понимаю её опасения и отношение к незнакомому адвокату — Марата она знала столько же, сколько меня — вся наша жизнь прошла на её глазах. Но она действительно прошла. Между мной и Маратом осталась привязанность, но это было другое чувство. Благодарное. Заботливое. Дружеское. И появилось понимание и приятие того, что десять лет — всё же срок. Мы изменились. Обстоятельства изменились. И то, что хранит память — не повторится. Мы скучали по времени, проведённому вместе, но не друг о друге. Это уже давно остыло… прошло. Мы — вот они. А тех минут, часов и дней не вернуть. Лене объяснить это чувство трудно. Да и надо ли? Пройдёт время, она также будет радоваться моему счастью с адвокатом. Может быть, с Максимом познакомится, и у них что-то получится. Я смотрела на подругу и видела недавнюю себя со стороны — отчаявшаяся, бьющаяся ради детей, уставшая от проблем и жизни одинокая женщина с потухшими глазами, просроченными счетами и отсутствием понимания, как жить дальше. Мою жизнь изменили мужчины. Трое. Один полюбил. Второй дал работу и научил, как разобраться в себе. Третий простил и помог простить себя. И все стало по-другому. Солнце засияло внутри. Снаружи оно было всегда. Только внутреннее солнце дарит тепло, уют и счастье. Все трое зажгли его во мне. Человеку для счастья надо очень мало. Не деньги, машины, украшения и дворцы. Человеку для счастья нужен человек. Чтобы повязал шарф зимой, накормил с рук ужином, держал за руку, обнимал и любил. И ты сделаешь для него то же самое и что-то ещё. — Лен... всё будет хорошо. Подруга повернулась, серьёзно посмотрев в глаза. И с застарелой тоской и усталостью, совершенно не веря в то, что говорит, ответила: — А то ж... будет... когда-нибудь… Когда я стану кошкой...