Всё, что было до этого мгновения в постели с другими, стало физиологическим актом охоты за удовольствием. Но с ней… с Оксаной это стало любовью. Хотелось рычать на неведомых самцов, сжимая её в объятиях. Хотелось плакать от счастья обладать ею. Хотелось кричать, оповещая о том, что эта женщина — моя! Меня переполняли чувства. Никогда прежде взмах ресниц не возносил на седьмое небо… никогда раньше блеск глаз, затуманенный желанием, не вызывал спазм внизу живота и не вырывал из горла поверженный стон. Она владела мной… моим телом… моим сердцем… Нет больше меня. Есть только ОНА. И в ней — моя жизнь. Она — моё желание. Она — моё счастье. Она — смысл жизни. Она — неотделимая часть меня. Я — неотделимая часть её. В едином ритме удары сердца… В едином ритме движения тел… В едином ритме, сбивая дыхание… сминая сомнения… сшивая половинки целого… Сейчас и навсегда. Душа в душу. * * * К Ленке во двор вернулись под утро. Оно мало чем отличалось от ночи, хмурилось низкими тяжёлыми тучами и затапливало тротуары и дворы потоками воды. Изумрудные ковры газонов сникли под натиском стихии, приняв в ослабевшие объятия уложенные стебли газонных цветов. Мы никак не могли расстаться, пережидали ниагарский дождь, сидя в тёплой машине у подъезда. Спать не хотелось, и мы, обнявшись, строили планы на ближайшие дни. — В пятницу вечером заберу тебя до воскресенья. Поедем к родителям, Данила возьмём, на Матрёшке покатаем, даже если дождь будет. — А через неделю Яна прилетает. — Слетаются птенцы под родительское крыло. — Марат на неё квартиру переоформляет, а сам задумался покупать или строить дом недалеко от города, хочет, чтобы внуки на природе росли. Мы ездили к Ольге, она показала несколько вариантов в своём посёлке. — Примирились они с твоей сестрой? — Да, всё нормально. Ты знаешь, Андрей, такое чувство, что съехавшая с рельс жизнь вернулась на нужную дорогу. Осталось примирить Ленку с Маратом — и будет соблюдено даже необязательное условие душевного равновесия. — А что случилось между ними? Я ни разу не слышал о Лене, пока с тобой не познакомился. — Это история такая… Ох… Трудным будем для меня пикник. Натворила я дел, Андрей. — Всё, что ты сделала — привело тебя ко мне. Значит — всё, что ни делается, всё к лучшему. Я вспомнила Марата, отказавшегося от личного счастья из-за меня. Из-за моей глупости. Меня терзало чувство вины, и я откровенно поговорила с Маратом. «Ты опять занимаешься мазохизмом? И теперь ещё и проявляешь садистские наклонности. От того, что ты будешь казнить себя, я женюсь, что ли? Чтобы твоя душа была спокойна? Ты мне совсем счастья не желаешь? Выбрось из головы эту глупость и прекрати решать за меня, что мне нужно! Всё приходит тогда, когда для этого приходит время. У меня ещё полжизни впереди, выйду на пенсию, буду ходить с цветами к соседке-пенсионерке и пить с ней чай. Всё будет у нас хорошо, Оксана. Не вздумай снова хоронить возможности устроить личную жизнь. И давай больше к этой теме возвращаться не будем». Что можно было ответить на это?.. И я не ответила. Только проглотила благодарные слёзы, улыбнулась и обняла супруга, так и не сумевшего стать бывшим. — Но не всегда к нашему… Я люблю тебя, Андрей. Адвокат приподнял мой подбородок. Показалось, он утонул в моих глазах… улыбнулся… провёл кончиками пальцев по щеке и очень тихо сказал: — Никакая ты не мерзлота. Если бы ты только могла знать, как я люблю тебя. — Я знаю... * * * Дождливое утро пятницы к полудню стало удушливо жарким днём. Асфальт нагрелся, испаряя лужи, заставляя горожан потеть и чертыхаться. Но ясному небу и солнцу к концу недели всё-таки радовались все. В офисе рабочий настрой растаял, как мороженое на плите. Предчувствие солнечных выходных не давало сосредоточиться на работе. Я уже полчаса расхаживала по кабинету от окна к окну, волнуясь о предстоящей вечером встрече с семьёй Андрея. И если знакомства с его родителями не боялась, то неведомый «дотошный мелкий негодяй» тревожил — я всю жизнь чувствовала себя некомфортно в присутствии мужчин, которым можно дать подобную характеристику. Сложившееся заочно впечатление смягчало тёплое отношение любимого мужчины к младшему брату. К тому же Андрей накануне пошутил, что опасаться нужно ему, а не мне, потому как «Сим любим всеми женщинами». Когда я спросила его, сколько их у него, адвокат развёл руками в стороны, пожал плечами и просто ответил: «Да все!» Не работалось не только мне — сотрудницы офиса собрались в комнате отдыха и пили холодный чай, поглядывая на часы. Я услышала весёлый голос шефа: — Ну что, повелительницы ксероксов и инвойсов, запарились под кондиционером, что ли? — девчата засмеялись, отшучиваясь и жалуясь на хорошую погоду. Максим отпустил пару шуток к месту и неожиданно заявил: — Пишите коллективное прошение уйти с работы прямо сейчас. Получится весело — отпущу всех! Не получится — суббота — рабочий день. Должно же у шефа остаться хоть какое-то доказательство ваших прогулов и моральное вознаграждение за сорванные рабочие планы. Последние слова Максим произнёс, уже войдя в мой кабинет. — Я заявление писать не буду. Не дождёшься. — Отбиваешься от коллектива, царица невероятного «Напряжения»? — Ох, Максим, что-то не до шуток мне.